Шах и мат - Хейзелвуд Эли. Страница 28

Не то чтобы вообще. Но проходят недели, прежде чем я вновь слышу о нем, за исключением разве что вторника, когда замечаю его имя в трендах твиттера. Оказывается, он забыл о каком-то онлайн-турнире и появился перед камерами с пятиминутным опозданием в рубашке без воротника (#убийцакоролейтакойгорячий). Меня беспокоит, что я замечаю его отсутствие в своей жизни. Могла бы беспокоиться и больше, но занята как никогда в жизни.

После Открытого чемпионата Филадельфии Дефне меняет мой распорядок. Теперь я провожу больше времени с гроссмейстерами (включая Оза, который, конечно, в восторге), чтобы разобрать слабые моменты моей игры. Еще меня заставляют играть в шахматы онлайн, чтобы повысить навыки, и проводить почти ежедневные матчи с меценатами «Цугцванга».

– Тебе больше подходит учиться в процессе, – говорит мне Дефне.

И она права. Я быстро набираюсь опыта: позиционная игра и стратегия теперь даются мне с легкостью.

– Кто бы мог подумать, что осознанное взращивание таланта способствует его развитию, – с сарказмом замечает Оз.

В качестве мести уминаю целую пачку цельнозерновых чипсов у себя за столом.

Значительную часть времени я провожу за воспроизведением старых партий.

– Спасибо, что не купила сливки, о которых я просила, – обижается Сабрина, а я целый час словно в тумане прошаталась по магазину, пытаясь понять, мог ли Салов спасти своего коня в 1995-м.

Я так много тренируюсь, что не могу перестать думать о шахматах даже ночью. Разные комбинации не выходят из головы даже после вечера, проведенного за разбором эндшпилей Карпова, и я почти рада быстро поглотившему меня сну, в котором вижу разочарованные темно-зеленые глаза.

В последнюю неделю сентября по утрам прохладно, и я достаю свой любимый синий шарф, который Истон связала для меня в свой непродолжительный период увлечения вязанием. («Некоторых петель не хватает. Считай моей творческой вольностью».) Я делаю селфи и отправляю подруге – в ответ, к своему недовольству, получаю только эмодзи в виде сердечка. Мы не говорили больше недели, поэтому я расстраиваюсь еще больше, когда на мой вопрос: «Как делишки?» – она вообще не отвечает. Час спустя наконец приходит долгожданное оповещение, но это всего лишь Хасан: интересуется, не хочу ли я пересечься в выходные.

Не знаю почему, но ничего ему не отвечаю.

Когда захожу в офис, Оз в первый раз не у себя за столом.

– Он на турнире, – объясняет Дефне.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не надуть губы от обиды.

– А почему я не могла пойти с ним?

– Потому что твой рейтинг на дне океана. Большинство элитных турниров или рассылают именные приглашения, или придерживаются строгих критериев допуска.

Я позволяю себе обиженно надуть губы.

– Ты – исключение из правил, Мэл. Большинство игроков учатся постепенно, и рейтинг растет вместе с ними. Но даже если ты будешь только и делать, что побеждать, не спать и не есть, тебе все равно потребуется несколько лет, прежде чем твой рейтинг будет отображать реальные навыки. – Дефне хлопает меня по плечу. – Я записала тебя на Открытый чемпионат Нашвилла в середине октября. Главный приз – пять тысяч долларов, и для тебя это будет раз плюнуть: топ-игроки предпочитают другие турниры. – Она прикусывает нижнюю губу – видно, что колеблется. – Мне предлагали кое-что еще, но…

– Предлагали что?

Дефне продолжает жевать губу:

– Знаешь Всемирную шахматную Олимпиаду?

Я моргаю:

– Не может быть, чтобы что-то подобное существовало в реальности.

– Конечно может.

– Предположим, я поверила. Так что это?

– Командный турнир. Это ненастоящая Олимпиада, но концепт похож: каждую страну представляет команда, в каждой команде четыре шахматиста. Пять дней. В этом году она проходит в Торонто в первую неделю ноября. У тебя есть паспорт?

Я киваю.

– Эмиль звонил и интересовался…

– Эмиль? Карим?

– Ага. Проблема в том, что у нас есть пригласительный на Турнир Пастернака в Москве, он сразу после Олимпиады, и это гораздо более престижные соревнования.

– Более престижные, чем… Олимпиада.

Как-то не вяжется.

– Ну, знаешь, как работают профессиональные шахматы. – Видимо, Дефне вовремя вспоминает, что я ничего не знаю, поэтому объясняет: – Все всегда упирается в деньги. В Турнире Пастернака можно выиграть кругленькую сумму, в отличие от Олимпиады, а большинство супергроссмейстеров не хотят изматывать себя просто так. Ладно, не совсем просто так. Победитель получает приз. Немного денег и кубок, довольно симпатичный. Думаю, из него можно есть хлопья с молоком на завтрак. Или суп. Или салат, если тебе не противен звук скрежета вилки о металл…

– Кто еще в американской команде, кроме Эмиля?

– Точно не знаю, – Дефне будто уклоняется от ответа. – Может, Тану Гоэль?

– Ты бы хотела, чтобы я поехала?

– Я… – Она чешет затылок, из-под рукава виднеется ее шахматная татуировка.

Пока Дефне думает, как правильно ответить, я изучаю расстановку фигур на нарисованной чернилами доске. Белые атакуют ладьей, черные уже потеряли две пешки.

– Это была бы прекрасная возможность для увеличения твоего рейтинга. Ты могла бы набраться опыта и познакомиться с нужными людьми, – она улыбается. Впервые с начала разговора. – Я была бы рада отправить тебя туда, если ты не против дополнительной нагрузки.

Несколько часов спустя я сижу за обеденным столом вместе со своей семьей, грызу наггетсы в форме тиранозавров и говорю настолько буднично, насколько возможно:

– Центр пенсионеров назначил меня сопровождающей в поездке.

– О, – мама отрывает взгляд от тарелки. – И куда едете?

– В Торонто. На пять дней, в ноябре. – Я практически чувствую, как Дарси насквозь прожигает меня взглядом. Если болтливая двенадцатилетка знает ваш большой секрет, готовьтесь к худшему. – Заплатят как за полторы ставки. И было бы круто посмотреть Канаду. Мне нужно дать ответ до завтра…

– Подожди. – Сабрина кладет телефон на стол. Я бы сказала, швыряет. – Ты будешь веселиться в Торонто, а нас оставишь одних? Серьезно?

Я моргаю, потрясенная сочетанием паники и злости в ее голосе.

– Я просто…

– Что, если Голиафу станет плохо? Что, если Дарси засунет фигурку из «Монополии» себе в нос и ей потребуется срочная помощь? Предлагаешь добираться автостопом, если мне надо будет поехать на собрание по дерби?

– Я обо всем позабочусь заранее… – начинаю я, но Дарси меня перебивает:

– Я ничего не засовывала себе в нос с пяти лет!

Мама добавляет:

– Я все еще буду рядом, Сабрина.

– Дарси – идиотка, а идиоты непредсказуемы, Мэл. В этом и смысл чрезвычайных ситуаций: к ним нельзя подготовиться. Что, если маме станет хуже? Кто о ней позаботится? Ты такая эгоистка…

– Сабрина, – мамин голос, обычно мягкий, теперь хлесткий, как кнут, – попроси у сестры прощения.

– Все, что я сказала, – правда.

– Сабрина.

Скрип стула, стук пяток – и след ее уже простыл. В комнате становится тихо. Несколько секунд спустя хлопает входная дверь.

Мама закрывает глаза и делает ровно три вдоха и выхода. Затем говорит:

– Мэллори, конечно поезжай. Мы справимся.

Я трясу головой. Глубоко внутри меня есть уверенность, что Сабрина права. В конце концов, это я постоянно напоминаю ей, какое у мамы хрупкое здоровье. Не стоит удивляться, что она так отреагировала на саму мысль, что я могу уехать.

– Нет. Если честно…

– Мэллори, – мама накрывает мою ладонь своей. Я все еще сжимаю вилку с надкусанным наггетсом. – Ты скажешь своему начальнику, что поедешь, хорошо?

Я киваю. Затем думаю об этом всю ночь, не в силах заснуть. Полные ненависти слова Сабрины звенят в ушах. Я зла. Мне стыдно. Я в ярости. Мне горько.

«Эгоистка». Она что, не понимает, чем мне пришлось пожертвовать ради семьи? Думает, я хотела бросить школу? Или считает, что я в восторге оттого, что через четыре года у Истон будут диплом и карьерные перспективы, а я застряну на бессмысленной работе с минимальной оплатой? Что между нами со временем останется совсем мало общего и Истон окончательно про меня забудет? Пошла Сабрина к черту, честно.