Поцелуй смерти - Вайлд Элис. Страница 17

Наступает напряженный момент. Я жду, что же будет дальше.

– Не думай, что я так быстро забыла про тебя, неблагодарная девчонка, – шипит она. – Я выдам тебя замуж прежде, чем ты окончательно успеешь настроить моего сына против меня. Ясно тебе?

Ей и не нужно было еще раз напоминать о моей предстоящей помолвке с лордом Пейном, я и так прекрасно об этом помню. Вряд ли о таком можно забыть… хотя так хотелось бы. Не желая провоцировать ее дальше, я киваю в ответ.

Я уже направляюсь убирать посуду, но тут Мерельда встает и преграждает мне путь, не оставляя другого выбора, кроме как посмотреть на нее. Я ненавижу это выражение ее лица, в котором ясно читается вкус победы.

– Ах да, – говорит она, – лорд Пейн прибудет в течение часа. Естественно, он хочет… взглянуть на свою будущую жену, прежде чем договориться о цене за тебя. Кстати говоря, надо подумать, что мы можем сделать с твоим внешним видом.

С этими словами она протягивает руку. Я вздрагиваю, когда ее пальцы впиваются в мои плечи. Она уже не первый раз так хватает меня.

Ее глаза осматривают меня. Разочарованно вздохнув, Мерельда качает головой.

– Да помогут мне небеса! Не знаю, сколько уйдет времени, чтобы привести тебя в порядок, девчонка.

Щелкнув языком, она хватает меня за запястье и тащит за собой из столовой. На мгновение я подумываю с ней бороться, но решаю иначе, когда она подтаскивает меня к своей маленькой личной комнатке: любопытство берет надо мной верх.

Я была здесь всего один раз, и то всего лишь несколько мгновений, потому что Мерельда сразу же нашла меня и с криком выволокла за волосы. Это было почти шесть лет назад.

Она толкает меня внутрь, а затем входит сама и захлопывает за собой дверь.

Комната выглядит совсем не так, какой я ее запомнила. Раньше шкафы, стоящие тут, были наполнены странными травами и смесями, но теперь их полки пусты и на них ничего нет, кроме разве что кувшина, куска ткани, нескольких маленьких баночек и серебряного гребня.

В центре комнаты стоит деревянная ванна, наполовину наполненная водой. В дальнем углу – маленький сундучок, а рядом с ним пустой стул.

С тяжелым вздохом Мерельда проходит мимо меня, чтобы пододвинуть стул поближе к ванне. Она поднимает на меня глаза и, еще раз вздохнув, качает головой.

Я хмурюсь, осматривая себя сверху вниз и отмечая лишь простое платье и свою растрепанную косу. Что-что, но я никогда не переживала по поводу своей внешности: все эти годы у меня было столько забот, что красота – последнее, что меня волновало… но теперь я даже в некотором роде надеюсь, что мой отец лгал, когда называл меня красивой.

Возможно, если мне повезет и небеса сжалятся надо мной, то лорд Пейн сочтет меня ничтожеством.

– Сядь, – приказывает Мерельда, поворачиваясь, чтобы взять с полки кувшин и мочалку.

Я без раздумий делаю то, что она говорит, не желая навлекать на себя еще больше гнева. Поворачиваясь ко мне, она хмурится.

– Не глупи, девчонка, – ворчит она. – Раздевайся и полезай в ванну. Этот стул для меня.

Мои щеки начинают гореть лишь от одной мысли о том, чтобы раздеться перед ней. Я уже открываю рот, чтобы умолять ее позволить мне помыться самой, но потом понимаю, что лучше этого не делать.

Конечно же, мольбы сделали бы только хуже.

Медленно поднявшись на ноги, я развязываю тугой узел своего фартука, прежде чем перейти к расшнуровке платья. Спустя мгновение и фартук, и платье оказываются на полу.

Я начинаю залезать в ванну, но Мерельда останавливает меня, хватая за руку и поворачивая к себе. Ее глаза скользят по моему телу. Больше всего я хочу скрестить руки на груди в попытке спрятаться от ее безжалостного взгляда. Она кружит вокруг, оценивая меня, как домашний скот, прежде чем наконец указать на ванну. Протянув руки, она обхватывает обеими ладонями мою грудь, словно взвешивая.

– Маловаты, но сойдет. Залезай. Хвала небесам, что я не забыла приготовить новое платье для тебя, – говорит она. – Может, оно поможет и добавит женской красоты, которой тебе явно не хватает, или хотя бы слегка отвлечет внимание от твоих недостатков.

Я залезаю в ванну, и по моей коже мгновенно пробегает дрожь.

– Вода холодная.

– И хорошо, она придаст твоей коже здоровый румянец. А теперь садись!

Я медленно опускаюсь в воду, пытаясь дать возможность своему телу немного привыкнуть к температуре, но мне это не удается. Мерельда наклоняется, чтобы наполнить кувшин, а затем тут же окатывает меня ледяной водой. Не успеваю я и ахнуть от неожиданности, как она уже намачивает мочалку и принимается тереть меня, пока я дрожу от холода.

Ее смех заполняет комнату, пока она усиленно растирает мою кожу, словно пытаясь дотереть до дыр. Она делает это так грубо и жестко, что мне приходится держаться за край ванны. Возникает ощущение, что в лучшем случае у меня на голове просто появятся синяки, а в худшем я вообще лишусь всех волос и останусь лысой. Все ее касания полны жестокости и грубости. Ничего иного и не стоило ожидать.

– Вставай, – приказывает Мерельда, поднимаясь со стула.

Дрожа, я поднимаюсь на ноги. Холодная вода льется с длинных волос и стекает по изгибам тела. Мерельда хмурится, глядя на мою обнаженную фигуру, и я изо всех сил стараюсь перестать трястись, но у меня ничего не получается.

Снова намочив мочалку, она продолжает мыть остальные части моего тела, уделяя особое внимание груди; я морщусь от боли, ведь мочалка сделана из чего-то невероятно жесткого. Наконец она отстраняется, по-видимому, удовлетворенная тем, что смыла с моей кожи все до последней пылинки, до последнего следа сажи.

– Теперь садись, – говорит она, на этот раз указывая на стул, – а я пока подумаю, что делать с твоими непослушными волосами.

Бормоча что-то о жуткой густоте, Мерельда тянется за серебряным гребнем.

– Какая досада, что ты так похожа на свою мать, – говорит она, проводя гребнем по моим волосам, при этом так сильно раздирая спутанные пряди, что у меня на глазах выступают слезы. – Дурная оболочка с пустотой внутри. Плохого много, хорошего ноль.

Прикусив язык, я заставляю себя молчать. Если я выскажу ей, что думаю, то лишь навлеку на себя еще больше страданий.

Противно осознавать, насколько сговорчивой я стала, но через несколько мгновений я осознаю причину.

Страх.

Страх научил меня быть послушной, и от этой мысли мне становится вдруг так невероятно стыдно. Отец явно бы расстроился, увидев, насколько я стала податливой, и все ради того, чтобы не допустить ссор и войн.

Он всегда учил меня быть смелой, и все же Мерельде удалось сломить меня.

– Как там мой отец? – спрашиваю я, не в силах остановиться.

Руки мачехи на мгновение вздрагивают, прежде чем она отходит, чтобы положить гребень. Она не отвечает на вопрос, вместо этого снова принимается возиться с моими волосами.

Ее грубые пальцы касаются кожи моей головы, она собирает наверх и заплетает в косу часть волос, оставляя другую свободно струиться по спине и плечам.

– Вставай, – приказывает Мерельда, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на холод, который пробирает меня до костей. Она проходит в другой конец комнаты и отпирает маленький сундучок.

Вернувшись обратно, Мерельда сует мне в руки простую сорочку и платье. Я смотрю на них. Платье темно-коричневого цвета, такой оттенок только подчеркнет бледность моей кожи. Хотя, возможно, так и задумано.

Натянув сорочку через голову, я принимаюсь надевать платье и, оказавшись в нем, замечаю глубину выреза, когда Мерельда сзади начинает заниматься шнуровкой. Я тяжело дышу, пока она туго затягивает корсет, с каждым рывком заставляя мое тело подстраиваться под форму платья.

Повернувшись, я мельком вижу свое отражение в маленьком зеркале, висящем у двери. Платье плотно облегает тело, подчеркивая изгибы, о которых я даже и не подозревала, а грудь знатно показывается из глубокого декольте. Мое сердцебиение учащается, когда я осознаю, что почти все выставлено напоказ.