Дядя самых честных правил 7 (СИ) - Горбов Александр Михайлович. Страница 59

— Забудьте, опыты отменяются. А что это у вас во фляге?

— То самое, — усмехнулся Киж, — пятилетней выдержки.

— Как интересно. И почему не трёх?

Мертвец высокомерно посмотрел на Джурьеффа.

— Букет не тот, знаете ли. Не хватает нот сандала и кожи.

— Вы их различаете⁈ — Джурьефф постучал себя по носу. — Никогда бы не подумал! Надо срочно это проверить. Идите сюда, мой дорогой. Да не бойтесь, не укушу.

Он тоже полез в карман и вытащил свою флягу, стаканчик и налил Кижу.

— Давайте, пробуйте. Какие основные запахи вы чувствуете?

Киж с сомнением посмотрел на рюмку, но всё-таки взял и неторопливо выпил.

— Что-то фруктовое. Ещё ваниль и немного кофий.

— Кофий? Погодите-ка.

Джурьефф отобрал стаканчик, снова налил и выпил сам.

— М-м-м… Да, пожалуй, вы правы, есть что-то кофийное. А давайте-ка попробуем ещё вот это. — На свет появилась новая фляга. — Что скажете?

Пока я заканчивал подготовку, рисуя small wand’ом Знаки, эти двое спелись на почве выпивки, уселись на походные стулья в углу и принялись дегустировать на двоих. Да и пусть, меньше меня отвлекают.

Бутылка, аж светящаяся от Знаков, была готова, как и пробка к ней в пару. Кроме того, под походной кроватью Петра я начертил двухметровую связку-насос. Его-то я и включил первым делом.

Эфир над Петром дрогнул и потёк вниз, увлекаемый Знаками. Медленно, не спеша, но широким мощным потоком. Подождав пару минут, я переключился на магическое зрение и улыбнулся. «Корешки», которыми проклятие пронизало тело императора, начали отрываться и тянулись вслед за эфирным ветром. Ага, получается!

Магический конструкт «Эльфийской проказы», хоть и был вершиной колдовского искусства, но интеллект имел на уровне таракана. Когда «корешки» начало выдёргивать, он принялся отращивать новые, чтобы не упустить жертву. Но и их сносило эфирным ветром, и тупое проклятие выбрасывало всё новые и новые нити.

Через десять минут под кровать было страшно заглядывать — будто тысячи тонких чёрных щупалец свисали к полу, шевелясь и вибрируя. А вот сам конструкт в груди Петра истончился и уже не выпускал новых отростков: резерва эфира у него не осталось.

— Пора! Дмитрий Иванович, иди сюда.

Киж вернул некроманту недопитую флягу и подскочил ко мне. Я вручил ему зачарованную бутылку и указал на висящие «корешки».

— Видишь эту дрянь? Твоя задача поймать её, когда она вывалится.

— А чем её пихать сюда? — Киж с сомнением посмотрел на узкое горлышко.

— Бутылка сама её втянет, твоё дело направить, а затем заткнуть пробкой.

— Понял, сделаю.

Джурьефф подходить к нам не стал, отсалютовав флягой.

— Встань там, Дмитрий Иванович, начинаем.

Я закрыл глаза, пробудил Анубиса и потянулся некромантским даром к императору. Тому, кто должен умереть, пришла пора уйти за грань.

Расчёт оказался верен. Ослабленное эфирным ветром проклятие не могло держать императора во всю силу. Я ухватил его и дёрнул с максимальным усилием — прочь, за черту!

Но я недооценил врага. Едва Пётр стал уходить, «Эльфийская проказа» взвизгнула и вцепилась в него, вереща, как банши.

Мы застыли в шатком равновесии между жизнью и смертью, между реальностью и полем в тумане. Я тянул в одну сторону, проклятие в другую, а Пётр завис между двух миров.

— Дрянь!

Дёрнув в очередной раз, я увидел, как император открыл глаза. Посмотрел на меня, на проклятие и скривился в усмешке.

— Фперёд! Шагом марш!

Гаркнул он командным голосом, приказывая сам себе. Вспыхнул изнутри, пылая силой. Отбросил мои руки и плети «Эльфийской проказы» и сам шагнул за грань. Чеканя шаг и держа равнение на невидимое знамя.

Проклятие взвизгнуло и исчезло, а я кинулся вслед за Петром. Не останавливать, не говорить бесполезные слова, а достойно проводить императора. Слабого правителя, но настоящего воина, победившего непобедимое и ушедшего с честью.

Глава 40

На веслах

Единственный, с кем я разговаривал о смерти императора, был Павел. Мальчик имел право знать, как умер его отец, и гордиться им. Магических подробностей я не упоминал, конечно, но о мужестве Петра рассказал.

— Он ушёл как настоящий рыцарь, с отвагой, без тени страха. Я горжусь, что проводил Петра Фёдоровича в последний путь.

Естественно, Павел был расстроен и сильно переживал. Но держался достойно и не стал плакать.

— Константин Платонович, вы, — мальчик запнулся на мгновение, — вы можете отомстить тому, кто сделал это с папой?

— Выпустивший проклятье уже получил своё. А тому, кто отдал приказ, — я кивнул, — постараюсь вернуть долг сполна.

Запечатанная бутылка с проклятьем лежала у меня в багаже. Надеюсь, её содержимое «порадует» второго Гагарина, когда мы встретимся.

— Спасибо, — мальчик шмыгнул носом и украдкой вытер глаза, — я не забуду вашей помощи.

Надеюсь, он действительно запомнит, как было дело. Жизнь некроманта долгая, и я ещё увижу, как этот мальчик взойдёт на престол. Не хотелось бы, чтобы у будущего императора была ко мне неприязнь из-за случившегося.

Тем же утром в шатре императрицы состоялся военный совет. Миних с остальными офицерами настаивал, что нужно идти на Петербург и атаковать мятежников. Никаких отсрочек, только немедленная атака! Нескольких скептиков, предлагавших дать гвардии день-другой на подготовку, просто задавили большинством.

В принципе, фельдмаршал был прав. Да, гвардия после сражения с тобольцами слегка не в форме. Да, опричники лучше натренированы и свежее. Но на стороне гвардии большинство, насколько я могу судить. И самое главное, нельзя давать мятежникам время. Пока они не нашли новых союзников, пока не подошли резервы, надо добивать гадов!

Впрочем, я со своим мнением не лез. Командовать предстоит Миниху, а не мне, да и я больше по артиллерии, а не по стратегии. Но под конец совета Екатерина бросила на меня вопросительный взгляд. Я молча кивнул, и императрица приказала начать наступление.

— Благодарю вас, судари! Делайте что должно и помогай вам бог!

Офицеры потянулись к выходу, а следом и я.

— Константин Платонович, — не дал мне уйти голос императрицы, — а вас я попрошу остаться.

Она дождалась, пока мы останемся одни и укорила меня:

— Вы не сказали ни слова во время совета.

— Я не полководец, Ваше Величество.

— Ах, какой же вы невыносимый, Урусов! Я же разрешила вам в неофициальной обстановке называть меня по имени-отчеству. И без вас хватает паркетных шаркунов, которые знают наизусть мой полный титул и готовы величать меня им, даже подавая кофий.

Пряча улыбку, я поклонился.

— Обещаю исправиться, Екатерина Алексеевна.

— У вас будет на это время, Константин Платонович. После коронации я собираюсь воссоздать Тайную канцелярию, распущенную моим мужем. И хочу видеть вас её главой.

Ничего себе новость! Без сомнения, кандидатуру Екатерина подобрала отличную: после того, что я устроил в Петербурге, на этой должности я буду внушать немалый страх. Вот только я не хочу играть роль пугала на имперском огороде! Что, у меня не найдётся занятий интересней, чем по подвалам заговорщиков допрашивать? Нет уж, увольте!

Императрица не дала мне возразить:

— Но это всё после. А сейчас у меня к вам другое дело: прибыл посланец от нашего общего знакомого.

Она взяла со стола колокольчик и коротко позвонила. Тут же в шатёр проскользнула «рука Бестужева» — знакомый мне человек-мышь. Он низко поклонился и уставился на императрицу с преданным вниманием. Екатерина кивнула, и посланник заговорил:

— По достоверным сведениям, войска мятежников собираются дать бой. На подступах к Петербургу, подле казарм измайловского полка, готовят флеши и устанавливают артиллерию.

Я совершенно не удивился такой новости. В стане врага тоже не дураки сидят, понимают что к чему. Но зачем это рассказывать мне?

— А фельдмаршал Миних об этом знает?