Мужские сны - Толмачева Людмила Степановна. Страница 23

Татьяна с Виталием медленно шли по площади и продолжали деловой разговор:

– Я возьму пробы земли и воды из района карьера, отвезу в город и отдам в областную СЭС на анализ. А ты попытайся собрать копии документов, разрешающих или, наоборот, запрещающих вывоз мусора за Огневку. Тебе, как председателю комиссии, обязаны выдать такие документы. А еще было бы неплохо поймать нарушителей с поличным. Это самое трудное. Мальчишек, что ли, каких-нибудь попросить, чтобы подежурили возле свалки? Если смогут, пусть сфотографируют или хотя бы запишут номера машин и время выгрузки мусора.

– Это опасно. Уж лучше я сам подежурю. Ох, Татьяна, ну и кашу мы с тобой заварили!

В этот момент мимо них промчалась темно-зеленая «тойота».

– Плужников покатил восвояси, – покосился на машину Виталий. – Этот не простит, что его, как мальчика, принародно по мордасам отделали. У него всюду связи, в том числе и в криминальных кругах. Ты бы, Таня, не ходила по вечерам одна где попало. Поняла?

– Неужели он посмеет впрямую мстить?

– Ну, впрямую, может, и не станет, а гадостей от него по-любому надо ждать.

– Пусть только попробует. Сейчас не те времена, чтобы с помощью «братков» проблемы решать.

– Ох, Татьяна, не знаешь ты жизни. В мужские игры играешь, принимай и правила игры. Ладно, чего я тебя стращаю. Может, и обойдется. Ты куда, на Береговую?

– Туда. Ну пока, Виташа!

– Пока, – грустно произнес Виталий и проводил ее долгим взглядом.

У себя на Береговой они натопили баню, помылись, а потом долго любовались в саду на закат.

– Папа, а почему закат красный?

– Это… как бы тебе сказать… Таня, ты не знаешь, почему закат красный?

– Хм. Вообще-то у меня по астрономии была четверка, но я попробую своими словами. Ведь Земля, как известно, вращается вокруг Солнца и одновременно вокруг своей оси. В данный момент Земля поворачивается к солнышку задом, как избушка на курьих ножках к лесу. Помнишь, Даша, такую сказку?

– Помню. Про Бабу-ягу?

– Погоди, так мы-то где сейчас? – серьезно спросил Андрей. – На лицевой стороне или в задней части?

Татьяна звонко рассмеялась.

– Ты только не смеши меня, а то я совсем запутаюсь.

– В астрономии?

– Андрей! Ну перестань! Итак. Для особо непонятливых поясняю: мы с вами сейчас отворачиваемся от солнышка, понятно?

– Более-менее, – ответил Андрей и зевнул.

– Мы потихоньку поворачиваемся вокруг земной оси. Вот как это яблоко. – Татьяна сорвала с яблони зеленое яблоко и, держа его за плодоножку, слегка повернула. – Что теперь получается? Солнце-то ведь продолжает светить, оно не гаснет ни на миг, но его лучи до нас уже не доходят. Поняла?

– Угу, – неуверенно кивнула Даша.

– Так. Но пока мы еще не до конца отвернулись от солнышка. Оно еще достает нас своим светом. Но этот свет, наверное, преломляется, отражается, становясь уже не желтым, а более темным – оранжевым и даже красным. А может, красный цвет получается от смешения темного неба с солнечным светом. Здесь я не уверена. Да! Ведь еще существует спектр. Помнишь, Андрей? Каждый охотник желает знать…

– Про фазана? Помню. А что, на закате он тоже красный?

– Андрей, прекрати, – с трудом сдерживая смех, выдавила Татьяна. – Из этого спектра состоит дневной свет. Обычным зрением мы этого не видим, но дневной свет раскладывается на красный, оранжевый, желтый, зеленый и так далее. Поняла?

– Не-а!

– Ну ладно. Это не важно. Главное то, что Земля вертится…

– Галилей не так сказал. «А все-таки она вертится!» – вот как надо говорить, – опять без тени улыбки поправил Андрей.

Татьяна не выдержала и снова рассмеялась.

– А почему мы отворачиваемся от солнца? – спросила Даша. – Лучше бы оно все время светило и светило.

– Тогда не будет ночи. А как же мы будем спать при солнечном свете?

– Актуальный вопрос, – вмешался Андрей, который уже успел задремать на топчане под яблоней. – Когда мы пойдем спать? Мне завтра в шесть утра вставать. Так что я пошел.

Андрей уже крепко спал, когда Татьяна, уложив Дашу и рассказав ей сказку, вошла в комнату, где стояла большая кровать. Она тихонько разделась и легла рядом с Андреем. Ей ужасно хотелось прижаться к нему, погладить его плечо, поцеловать родинку на предплечье, но она сдержалась и лишь смотрела, как поднимается его грудь при каждом вдохе и слегка подрагивают натруженные пальцы правой руки, лежащей на простыне. Вот он зашевелился, повернулся к ней лицом и вдруг открыл глаза.

– Ты почему не спишь? – сонно спросил он.

– Я только что легла, – прошептала Татьяна.

– Астроном ты мой ученый, иди ко мне, – пробормотал Андрей и, обняв ее одной рукой, прижал к себе.

Утром у Татьяны с Дашей нашлось много домашних дел. Они проснулись в девять часов, когда Андрей уже давно ушел на работу, умылись, позавтракали в саду, навели порядок в доме, а потом приступили к прополке малины и смородины, сплошь заросших крапивой и одуванчиками. Даша, хотя и была в перчатках, поначалу все же побаивалась рвать крапиву, но постепенно привыкла и так разошлась, что Татьяна не успевала уносить ведра с сорняками. Когда закончили прополку, разделись до купальников и облились дождевой водой из бочки. Как будто в речке искупались. Настроение сразу поднялось, и жары как не бывало. Затем завели тесто и напекли большую горку блинов. Даша, наработавшись и нагуляв аппетит, съела их чуть ли не десяток, с вареньем да со сметаной. Остальные решили отнести Андрею.

Татьяна ахнула, когда они с Дашей вошли в придел. Со стены на нее смотрела Дева Мария – в красном облачении, строгая и одновременно женственная, с печальной полуулыбкой и кроткими глазами. Образ еще был далек от завершения, но в нем уже угадывалось божественное предназначение. Это была не обыкновенная женщина, хотя и земная по своей сути. То величие, о котором говорил Андрей, делая этюды с Татьяны, уже присутствовало в ее образе, заставляя сердце трепетать, а душу преисполниться благодарностью и верой.

Андрей сначала недовольно проворчал, мол, он уже обедал и они мешают ему со своими блинами, но потом понял, что обижает дочь, которая пришла покормить отца едой собственного приготовления. Он слез со стремянки и позвал их в свой вагончик.

Андрей сел за дощатый стол, заляпанный краской, и начал есть блины, запивая их кофе из термоса. Татьяна присела на кровать. Она устала и от хлопот, и от длинной дороги и, наверное, уснула бы сейчас прямо на этой кровати, но тогда Даша осталась бы без присмотра. Татьяна заставила себя встряхнуться. Она встала, налила из термоса полстакана кофе, выпила. А Даша неутомимо ходила по вагончику и разглядывала развешанные по стенам этюды.

– Папа, а кто эта тетя? – спросила девочка, показывая на портрет Оксаны.

– Кхм! – закашлялся Андрей. – Это просто натурщица.

– Ну что ты так смутился? – не преминула подколоть его ревнивая Татьяна. – Это Оксана, моя племянница. Папа хотел писать с нее образ Девы Марии, но потом передумал, так как она слишком молода.

– И написал с вас? – спросила смышленая Даша. Теперь пришла очередь смутиться Татьяне.

– Не буди лихо, пока оно тихо, – посмеивался Андрей.

Он поблагодарил мастериц за вкусную стряпню, отправил их купаться на речку, а сам поспешил к своей росписи. Татьяна с тяжелым вздохом посмотрела ему вслед и пошла по тропинке за Дашей, которая уже спускалась к реке.

– Тетя Таня, а вы любите папу? – вдруг спросила Даша, когда они уже вышли из воды и загорали на поляне.

– Ой, Дашенька, ты меня застала врасплох таким вопросом. Я об этом даже наедине с собой боюсь думать.

– А почему?

– Почему? Потому что мне уже много лет. Нет, не то я говорю. Ты должна это знать. В любом, запомни, в любом возрасте человек любит и хочет быть любимым. Поняла?

– Да. Но мама разлюбила папу. Теперь у нее другой муж. Дядя Слава. Он толстый, с белыми ресницами. У него свой дом на Кипре.

– А с папой ты часто видишься?