Прекрасный яд (ЛП) - Бриддок Мишель. Страница 24

Эта комната — единственное, что, как я могу сказать, моя семья сделала правильно, даже если это, блять, единственное, что они сделали правильно.

Когда во мне пробуждаются порывы и тошнота, это единственное место, куда я могу прийти, чтобы попытаться успокоиться.

Каждая книга в этой великолепной библиотеке — это терапия. Ряды за рядами глубокой, умиротворяющей терапии, и, к счастью, она достаточно велика, чтобы спрятаться среди стеллажей, когда я не хочу смотреть в глаза миру, что, признаться, в последнее время происходит почти всегда. Мне нравится, когда мой разум теряется в этом бесконечном океане слов.

Говорят, что человек, который читает, проживает тысячу жизней, а тот, кто не читает, живет только одну, или что-то в этом роде, и, черт возьми, это правда.

Я прохожу в самый дальний угол комнаты и начинаю просматривать ряд книг в конце одного из книжных шкафов.

В детстве у меня была вероятно, нездоровая одержимость монстрами и злодеями. Я сочувствовал монстру Франкенштейна, и мог по-настоящему проникнуться атмосферой "Дракулы" Брэма Стокера. Обе книги стояли на полках среди пыльных, изъеденных молью специальных изданий.

Большинство этих книг я выделил и прокомментировал. Я сделал так много заметок на страницах. Записывал стихи и цитаты, когда они появлялись у меня в голове, беспорядочно и бесцельно.

Я всегда любил поэзию и старые бредни, хотя и знал, что когда люди смотрят на меня, это последнее, чего они ожидали.

Это место завладело моим сердцем и душой. Найтчерч был проклят, но библиотека была его сияющим маяком надежды.

Плюхнувшись за маленький, потрепанный, старый стол и стулья, спрятанные за книжными полками, я достал несколько экземпляров привычной литературы и открыл пыльные страницы.

Час спустя я все еще был в библиотеке, укрывшись в своем собственном мире, когда услышал тяжелые шаги позади себя. Я понял, кто это, еще до того, как он произнес хоть слово.

— Ну все, мать твою!

Я посмотрел на охреневшее от восторга лицо Калеба. На его лице сияла широкая улыбка, демонстрирующая все его ярко-белые, идеально ровные зубы.

— Неужели у тебя нет сейчас дел поважнее, чем выводить меня из себя?

Калеб смеется, его глубокий и громоподобный голос эхом разносится по тихой библиотеке.

Когда мы с Калебом встретились много лет назад, я не думаю, что кто-то из нас представлял, насколько важными мы станем в жизни друг друга.

Калеб — линчеватель, одержимый уничтожением зла, которое пытает и калечит невинных ради забавы, и я — монстр, подпитывающий болезнь, которая живет внутри меня, горькими криками жестоких и развратных людей.

Мы были парой, созданной в аду, но это не означало, что я не хотел прибить его нахрен в девяноста процентах случаев.

Я был ночью, а он — днем. Я был тишиной, а он — шумом. Мы не должны были сработаться, но сработались.

Наверное, говорят, что противоположности притягиваются, но здесь все было наоборот.

— Отложи книги, мы идем в "Сокол".

Он опускается на потрепанный трехногий стул напротив меня. Сиденье прогибается, чтобы выдержать его вес, и я не понимаю, как оно все еще остается в вертикальном положении.

— Я думал, ты больше не ходишь в "Сокол". Насколько я помню, когда ты был там в последний раз, та цыпочка надеялась на предложение руки и сердца.

Калеб ухмыльнулся, хитро подмигнув мне.

— Неее, Руби знает свое место. Мы в порядке.

Этот засранец был невероятен.

"Сокол" был стрип-клубом почти в двух часах езды от Найтчерч. Калеб регулярно посещал это место, и я несколько раз присоединялся к нему, но владелица Руби была одержима им, и это начинало создавать проблемы, поскольку я знал, что он видел в ней не что иное, как быстрый трах время от времени.

Я знал, что она тоже неравнодушна ко мне, поскольку она не раз ясно давала понять, что хочет мой член и готова взять нас обоих одновременно, если мы будем готовы к этому.

Калеб сделал бы это не задумываясь, он был чистой дрянью, но девушка меня не интересовала. Она меня совершенно не привлекала.

В Сидар-Кросс был стрип-клуб "У Делайлы", о котором я знал. Мы могли бы пойти туда вместо этого, но это место находилось слишком близко к дому, и последнее, что я хотел делать, это связываться с отбросами Сидар-Кросс.

— Пойдем, книги могут подождать.

Я подумывал бросить в ответ какое-нибудь дерьмовое замечание, но мне было не до этого.

Схватив свою куртку стола, я жестом указал Калебу идти впереди. Его хитрая улыбка свидетельствовала о том, что он чувствует, что одержал надо мной верх. Ублюдок.

Выйдя из дома и запрыгнув в свой черный Aston Martin, я повез нас в город, где находился "Сокол".

Он гладкий, с черными кирпичами и яркими желтыми неоновыми огнями, кричащими "Слишком старались, но все равно вышло чертовски безвкусно", но Калебу, похоже, было насрать. Ему здесь нравилось.

Здесь воняло деньгами, и всегда был какой-нибудь подонок, нюхающий кокаин из сисек стриптизерш или делающий уколы. Да, не мое это.

Кивнув швейцарам, мы миновали очередь людей, ожидавших входа, и направились к большим стеклянным дверям.

Тяжелый грохот донесся до моих ушей, когда я шел по коридору "Сокола".

Потные тела приветствовали нас, когда мы вошли в главный зал, и толпы людей изо всех сил старались расступиться, пока мы шли к бару.

Должно быть, это был самый оживленный клуб, который я когда-либо видел. Я ненавидел его. Ненавидел людей в целом, поэтому находиться среди такого количества было гребаной пыткой.

Калеб свистнул через стойку милой девушке в ярко-розовых шортиках. Она подмигнула ему, прежде чем вручить ярко-голубой напиток парню, которого обслуживала, а затем направилась прямо к нему.

Раздался хор стонов, когда барменша подошла прямо к нам, позволив нам перепрыгнуть через очередь. Калеб бросил на них взгляд, который мгновенно заставил их замолчать. Люди знали, что здесь нельзя проявлять неуважение к Калебу или ко мне, и ничем хорошим это не заканчивалось, если ты совершишь подобное дерьмо.

Мы заказали два неразбавленных виски и прислонились к стойке, не обращая внимания на недовольные взгляды окружающих нас мужчин, слишком слабых, чтобы вымолвить хоть слово. Эти куски дерьма ничего для нас не значили, так что они могли пялиться сколько им заблагорассудится.

Калеб знал, что делает, когда запрыгнул в мою машину вместо того, чтобы взять свою, и заказал три текилы. Опрокидывая маленькие рюмки одну за другой.

— Привет, красавчик. — Высокая, великолепная блондинка с длинными ногами, положила свою красную, наманикюренную руку на плечо Калеба.

— Руби. — Калеб улыбнулся. Его глаза светились грехом. — Как ты сегодня?

Она пробежалась голодным взглядом по телу Калеба, затем повернула голову и сделала то же самое со мной.

— Теперь, когда я увидела вас двоих, стало еще лучше.

Руби, вероятно, могла заполучить любого парня, какого только пожелает. Она владела стрип-клубом, который принадлежал ее мужу до того, как он погиб в автокатастрофе, гоняясь за кайфом с какими-то придурками. Теперь у нее было бесконечное количество наличных, и парни пускали на нее слюни каждую ночь. Однако единственным парнем, который ее интересовал, был тот, кто ничего к ней не чувствовал и никогда не почувствует.

Калеб никогда бы не остепенился. В нем не было этого. Я никогда не видел, чтобы он заботился о женщине дольше, чем несколько часов, в течение которых он трахал ее.

— Давайте, пойдем куда-нибудь в более уединенное место.

Взяв бокал Калеба, Руби допила виски и жестом пригласила нас следовать за ней в одну из задних комнат.

Уединенная кабинка была отделана черным деревом и золотистыми бархатными диванами. Маленькие круглые столики стояли рядами перед ними. В центр каждого столика встроено ведерко со льдом.

С одной стороны комнаты стоял квадратный стол, а с другой — старый, винтажный проигрыватель.