Ровно год - Бенуэй Робин. Страница 8

Стефани продолжает щебетать:

— Понимаю, я не предупредила тебя заранее, у тебя свои планы, бла-бла-бла, но если не откажешь, с меня ланч! Можем заехать в то мексиканское кафе, которое ты любишь.

— «Ла Сирена», — мгновенно подхватывает Лео. — Я согласна!

— Заеду за тобой через полчаса! — бодро говорит Стефани, и, перед тем как нажать кнопку отбоя, Лео слышит ее ликующий вопль.

Полтора часа спустя Стефани и Лео уже в кафе, на столике перед каждой — тако с лососем на гигантской тарелке и жареная картошка с гуакамоле. В кафе людно — как-никак воскресенье, — но им удается занять местечко на солнечной веранде, и, усевшись, Лео обхватывает ножки лодыжками.

— Ну, и какими же увлекательными делами ты намеревалась заняться до того, как я нарушила твои планы? — интересуется Стефани.

— Да особо никакими, — пожимает плечами Лео. — Мама и Келли уехали в ботанический сад, а я собиралась делать домашку — подтянуть хвосты.

— Не благодари, — улыбается Стефани. — А я вообще-то думала, что у твоей мамы аллергия на все, что растет из земли.

— Видимо, Келли об этом «забыла». — Лео возвращает свое тако на тарелку (лепешка немедленно разворачивается) и изображает пальцами кавычки. — Она старается почаще вытаскивать маму из дома, и это хорошо. Но в следующий раз пусть лучше будет музей.

— Как вообще мама? — спрашивает Стефани. — Если, конечно, ты не против об этом поговорить. Но если не хочешь — не надо.

Лео нравилось это свойство характера Стефани: она всегда дает возможность выбрать, сказать «да» или «нет».

— Все в порядке, — отвечает она. — И мама тоже в порядке. — Лео вспоминает день, когда мама заехала за ней в школу, вспоминает Сочельник и то сообщение, которое высветилось на дисплее маминого телефона пару дней назад: запись на 15:30 в следующий вторник. Лео предположила, что речь о приеме психолога. — Я так часто говорю «все в порядке», что это выражение, кажется, потеряло смысл, — прибавляет она.

— У меня то же самое было со словом «пластик», — кивает Стефани. — И я рада, что у твоей мамы…

— …все в порядке, — заканчивает за нее Лео. — Погоди, а разве беременным можно есть лосося?

— Изредка и понемножку. Но спасибо, что заботишься обо мне и малыше.

Лео не уверена, что ею движет забота, но вслух об этом не говорит.

— Как успехи в математике? — Напускная небрежность в тоне Стефани подсказывает Лео, что это лишь подготовка к более серьезному вопросу.

— Неплохо. Дифференциальные исчисления оказались сложнее, чем я ожидала.

— Я думала, твой отец лопнет от гордости, когда ты прошла отбор в этот класс. — Стефани улыбается, и Лео неожиданно испытывает прилив благодарности: хорошо, что рядом с папой есть кто-то, кто видит его улыбку, запоминает его моменты счастья. — В математике ты всегда была маленьким гением.

Лео отмахивается от комплимента:

— Просто цифры. Любому под силу.

— Ну хорошо. — Стефани медленно отпивает воду из бокала, глядя в сторону. — Ты не рассказала, как прошла вечеринка на роликах. — Так Лео и знала. — Во что был одет народ? Ты оттянулась по полной или там собралась кучка древних динозавров вроде меня и твоего отца?

Иногда Лео очень хочет сказать Стефани, что ей не обязательно так сильно стараться.

— Ты не древняя, — уверяет Лео, хотя на самом деле Стефани, пожалуй, чуточку старовата. — И да, было весело. У Мэдисон крутой папа. — Она вспоминает, как Мэдисон отзывалась о своем отце, и испытывает странное тянущее чувство, похожее на жалость.

Дождавшись, пока Лео управится с тако, Стефани произносит:

— Твой отец говорил, что, когда забирал тебя, видел на парковке Иста.

— Да, он там был, — неохотно подтверждает Лео.

— Как мило.

— Стефани.

— Лео.

— Может, ты хочешь что-то узнать об Исте?

— Не знаю. А ты хочешь что-то о нем рассказать?

Лео со вздохом скрещивает на груди руки.

— Боже. Отец Мэдисон просто нанял его в качестве фотографа. Я даже не знала, что он там будет.

— Не сомневаюсь, для Иста это хороший заказ.

— Наверное.

— Здорово.

— Здорово.

Ломтиком жареной картошки Стефани указывает на тарелку Лео.

— Будешь доедать гуакамоле? — спрашивает она, и Лео, у которой пропал аппетит, пододвигает тарелку к ней.

— Между мной и Истом ничего нет, — выпаливает Лео уже в машине, когда Стефани выезжает на Пятое шоссе и направляется на юг. Справа блестит Тихий океан, вдоль горизонта пунктиром тянутся пальмы. — В смысле, ничего такого.

— Понятно, — негромко отзывается Стефани. — Лео, я просто спросила. Я тебя не обвиняла.

— Я бы ни за что не стала встречаться с парнем Нины, — с жаром говорит Лео, хотя сомневается, можно ли до сих пор так его называть. — С бывшим парнем. — Это тоже звучит коряво. — Короче, ты поняла.

— Поняла.

— Конечно, нельзя сказать, что мы друг друга ненавидим, — продолжает Лео. Сжимая руль обеими руками, Стефани неотрывно смотрит на дорогу, и от этого Лео немножко легче. Когда говоришь о таких вещах, как любовь, глядеть кому-то в глаза просто невыносимо. — То есть я вовсе его не ненавижу. Он мой друг и… Возможно, больше чем друг, но не в романтическом смысле.

— Я мало что знаю, — говорит Стефани. — Нина со мной на эти темы не общалась, но, кажется, Ист прекрасно подходил ей как парень, так что, уверена, и друг он тоже замечательный.

— Ты не понимаешь. Думаю… — Умолкнув, Лео считает проносящиеся мимо пальмы. Солнечные лучи отражаются от поверхности океана, и Лео вспоминает зеркальный диско-шар, вспоминает вечеринку на роллердроме, звучащую песню и потную ладонь Иста, которую она крепко сжимала в своей ладони. — Думаю, я люблю Иста, — признается она после десятой пальмы. — Мы оба были там… — она тяжело сглатывает, — в ту ночь. Он единственный знает, каково это. А если еще вдобавок учесть, что мы оба любим одного и того же человека, все становится совсем сложно. Но у меня к нему не любовная любовь. Я любила, то есть люблю Нину, и он тоже ее любит. Все эти чувства должны иметь какое-то выражение, и, возможно, раз Нины теперь нет с нами, мы просто разделяем их между собой, а не отдаем ей. Я имею в виду, любовь ведь не улетучивается после того, как человек покидает этот мир, так? — Стефани молчит, и тогда Лео поворачивает голову и видит, что Стефани вытирает глаза под солнцезащитными очками. — Черт. А беременным можно плакать?

— По-моему, только это беременным и можно — грустно, с полувсхлипом смеется Стефани. — И знаешь, твоя точка зрения просто прекрасна, Ли. Серьезно.

— Ладно. Только, пожалуйста, не начинай рожать, пока рядом нет никого, кроме меня. Дождись хотя бы моего отца или какого-нибудь медика, — просит Лео.

— До родов еще далеко, — заверяет Стефани. — Но я тебя услышала.

Комод выглядит пыльным и обшарпанным, как будто лет двадцать простоял в гараже, однако и Стефани, и антиквар в экстазе обсуждают палисандровое дерево, литые ручки и сквозные шипы. Лео вежливо улыбается и очень надеется, что, став взрослой, не будет вести себя так нелепо.

— Я уже вижу, какая красота получится, когда я приведу его в порядок! — Стефани хлопает в ладоши, затем кладет ладонь на живот. Ее взгляд полон нежности. — Он пойдет в детскую, так что это совершенно особенная вещь.

Лео разглядывает комод. Она бы и близко не подпустила ребенка к этой грязной развалине, однако сегодня от нее требуется только физическая сила. Вдвоем с антикваром они — «раз-два-взяли!» — грузят комод в багажник паркетного джипа, Стефани стоит неподалеку и поддерживает их фразами, полезными скорее в теории, чем на практике.

— Гас, спасибо вам огромное, — благодарит она антиквара, который утирает взмокший лоб и, судя по виду, мечтает о таблетке от головной боли.

На улице неожиданно стало жарко, и Лео уже предвкушает, как врубит в машине кондиционер и насладится диетической колой, припасенной с ланча. Именно это она и делает — во всяком случае, в первые полчаса.