Трэвис - Шеридан Миа. Страница 18

Я никогда так не нервничала с Трэвисом. Разговаривать с ним было весело. И легко. Беседа просто текла. Я чувствовала себя самой собой, а не этой озабоченной болтливой идиоткой.

Это потому, что Трэвис — твой друг, а Гейдж — твоя любовь.

— Что еще? — спросил он, и я могла поклясться, что заметила в его глазах намек на веселье, как будто он чем-то наслаждался. Но чем я не была уверена.

— Что еще? О... Гм. Я помешана на здоровье, о чем ты, вероятно, уже знаешь. — Я нахмурилась, сомневаясь в выборе формулировки. — Я не фанатик или что-то в этом роде, и мой другой девиз — каждому свое, так что, если хочешь... съешь что-нибудь, насыщенное химическими веществами и канцерогенами, я скажу: дерзай. — Я моргнула, положила руку на его плечо и слегка наклонилась. — Не то чтобы я хотела, чтобы ты ел химикаты и канцерогены. Потому что твое здоровье может пострадать, а ты — воплощение здоровья.

Его губы дернулись.

— Для меня здоровье важно.

— Это очевидно. — Я протянула руку и слегка сжала его бицепс, моя рука тут же упала, жар залил мои щеки.

Боже мой. Ты на самом деле только что это сделала. Прекрати сейчас же, Хейвен. Перестань его трогать. И немедленно прекрати болтать. Немедленно!

— И я люблю опоссумов, — добавила я.

Лицо Гейджа окаменело.

— Ты сказала, опоссумов?

Я кивнула.

— Мхм. Они... ах... они выглядят немного пугающе и шипят, но не жестокие.

— Нет, — ошеломленно согласился он. — А что еще тебе нравится в опоссумах? — спросил он почти нерешительно.

Что еще, что еще?

Мой разум попытался вспомнить факты об опоссумах, которые я узнала меньше часа назад.

О! Точно.

— Мое любимое, конечно, — сказала я, потому что это действительно было их величайшим достижением, — это то, что они... гм ... съедают до пяти тысяч клещей в год. Только подумай обо всей болезни Лайма, которую они предотвращают. Маленькие герои, честное слово. Они должны получить больший кредит доверия.

И тут я заметила, что Гейдж Бьюкенен пытается не рассмеяться, его губы дрожат, а глаза прищурены. Я присмотрелась к нему повнимательнее, чувствуя, как у меня внутри все сжимается.

— Ты...ты любишь опоссумов?

Тогда он рассмеялся, и его глаза заблестели. Это не был недобрый смех, но это был просто смех.

— Я не люблю опоссумов, — сказал он. — Не могу сказать, что вообще когда-либо задумывался о них. Но ты меня убедила. Маленькие герои. Мне это нравится.

О. Мой. Бог.

Если смех и мог звучать вяло, то это был мой смех.

Я собиралась убить Трэвиса Хейла.

Где же он? Мне нужно найти его прямо сейчас.

— Ты извинишь меня, Гейдж? Уверена, что тебе пора возвращаться к своим гостям. Мне понравилось разговаривать с тобой, и этот дом похож на сказку. Спасибо, что пригласил меня.

И не дожидаясь его ответа, я встала и направилась к двери, на поиски моего друга-лжеца!

Глава 10

Хейвен

Я пробиралась между группами хорошо одетых гостей, заглядывая в комнаты и дважды заглянув в бар. Как только я отвернулась от одного из маленьких балконов, то заметила одинокую фигуру, прислонившуюся к каменной стене внутреннего дворика этажом ниже. Мое сердце екнуло. От гнева, конечно. Я резко повернулась, сбежала вниз по лестнице, прошла через дом, вышла через заднюю дверь, пересекла патио и повернула за угол, где стоял он. Трэвис повернулся со стаканом в руке, на его лице было выражение, которое я не могла прочесть — что-то мрачное. Почти угрюмое.

Он и должен быть мрачным и угрюмым. Я собираюсь убить его.

— Ах ты, двуличная крыса!

Он небрежно прислонился к стене, оценивающе глядя, как я приближаюсь.

— Ты выглядишь... расстроенной, Хейвен.

Я подошла ближе и шлепнула его по руке. Мне показалось, что я ударилась о стену позади него. А он даже не моргнул.

— Ты солгал, чтобы я выглядела дурой.

— О чем солгал?

— О, перестань изображать невинность. Выдумал какую-то нелепую историю о слабости Гейджа к опоссумам. — Я ударила его еще раз с тем же результатом, что и в первый раз. — Ради всего святого, я все говорила и говорила о клещах! Перед Гейджем! О клещах! Я говорила, как сумасшедшая! — Я уперла руки в бока. — Признаю, что сказала еще несколько вещей, которые выставили меня не в лучшем свете, но эта история с опоссумами! Этими опоссумами! Из этого не было абсолютно никакого пути назад. — Мое дыхание стало прерывистым, грудь поднималась и опускалась.

— Это действительно звучит нелепо. Странно, что ты мне поверила.

У меня отвисла челюсть, и я подошла ближе, носком к носку.

— Тебе нравится унижать людей, Трэвис? Вот в чем дело? Тебе нравится подставлять людей? Ты этим занимаешься?

Он слегка вздрогнул.

— Это была шутка. Я не думал, что ты поверишь.

— Ну, я поверила, ты, осел. Я выставила себя дурой перед своей влюбленностью. Зачем ты это сделал? Что с тобой такое?

Он выпрямился, мускул на его челюсти дернулся.

— Ты права. Я осел. Ты должна это знать. Хорошо, что мы это выяснили.

Я начала соглашаться с ним, мой рот открывался и закрывался, моя грудь все еще поднималась и опускалась от эмоций, которые я почувствовала, пока обыскивала этот чудовищный дом в поисках его, а затем ругала и шлепала его по неподвижной руке, сделанной из камня.

Он наблюдал за мной, его собственное учащенное дыхание смешивалось с моим, несмотря на то, что, как я предполагала, он стоял почти неподвижно на этом патио, по крайней мере, некоторое время. Он выглядел таким чертовски уязвленным, когда это меня обманом вынудили нелепо говорить о клещах и опоссумах с человеком, на которого я хотела произвести впечатление. Что... действительно звучало... ну, смешно. Мои губы задрожали, а потом я рассмеялась внезапным хохотом, похожим на икоту.

Трэвис настороженно посмотрел на меня, напряженно и озабоченно улыбаясь.

Я зажала рот рукой и снова рассмеялась.

Боже мой, все это так нелепо.

Быть в этом доме. То, как Трэвис Хейл смотрел на меня, как будто одновременно надеясь, что мой гнев исчез, и он сорвался с крючка, а также как будто он подумывал позвонить, чтобы меня арестовали. Эта поездка сюда. Я была на самом деле нелепа. Это платье, которое я не могла себе позволить, но купила в любом случае, чтобы произвести впечатление на какого-то мужчину, который, скорее всего, все равно увидит меня нелепой.

Черт, вся моя жизнь была одним нелепым звеном в нелепой цепи событий.

Я смеялась так сильно, что слезы защипали мне глаза.

А наверху была бильярдная. Бильярдная!

В квартире, где мы оставались дольше всего, жила бездомная проститутка по имени двузубая Трина, которая спала в дверях нашего дома. Я делала ей бутерброды, когда у нас было достаточно еды, и сидела с ней, пока она их жевала.

Я смеялась и смеялась.

И какая-то абсурдная часть меня скучала по Трине и беспокоилась, что больше некому делать ей бутерброды, потому что я была здесь, в штате Мэн, лгала о своей любви к опоссумам человеку, в семейном доме которого была бильярдная.

— Хейвен, — сказал Трэвис, и было что-то в его тоне, что-то невероятно нежное, как будто, хотя я не понимала, что со мной происходит, и, возможно, он тоже, он узнал чувства, стоящие за этим.

Как это может быть правдой? Он не мог. Не шериф Хейл, который вырос в виртуальном Мейберри на берегу озера, окруженный любовью, семьей, историей и долбаной черникой, созревшей для сбора.

— Хейвен, — повторил он тем же нежным тоном, подходя еще ближе, отнимая мои руки ото рта и прижимая их к бокам.

Мой смех стих, плечи опустились.

— Я осел, — сказал он.

— Знаю, — ответила я, задыхаясь.

Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на печаль.

— Все знают, — сказал он. — В городе есть общее согласие по этому поводу.

Мое сердце сжалось. Смех затих.