Наш человек в горячей точке - Перишич Роберт. Страница 18

Ирония била из меня ключом: — Знаю, газеты определяют стандарт, СМИ делают людей стандартными! Определяют тип речи, определяют, в чём должен быть подвох, не психоделический бред, а просто небольшой, легкий подвох… Определяют, из-за чего нужно нервничать, а где занять позицию. Занимать позицию приходится каждый день.

— Ну что ж ты на меня так накинулся? — перебила она.

— Да, да, — я начал заикаться, — читаешь мне лекции, будто я сегодня начал думать об этом! Я всё это давно знаю! Но там мне платят зарплату, и я должен взять этот проклятый кредит! И я знаю, что можно делать, а что нельзя!

— Я читаю тебе лекции? Да это ты говоришь и говоришь без остановки. То есть кричишь, — сказала она, глядя на меня исподлобья.

Она сидела на диване, обиженная… А я напротив неё, в кресле.

Каждый дышал своим воздухом.

На CD крутился саундтрек фильма Buena Vista Social Club.

Я когда-то смотрел этот фильм и понял тогда, что с кубинцами что-то не так. Было совершенно очевидно, что они лучше нас.

— Жуткую свинью он мне подложил! — процедил я, обращаясь скорее к самому себе.

— Да, но в этом ничего нового, — сказала она.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Просто так сказала, — ответила она.

И стала смотреть на дым из своего рта.

— Что значит — просто так сказала?

— Ничего.

Смотрю на неё, она этот дым выдыхает так, как будто ничего другого нет.

Она просто так сказала…

И не говорит, что.

Не говорит, что я ни на что не способен? Дурак, бестолковщина, бедняга, тупой, простофиля, лузер, умственно отсталый?

У меня было впечатление, что она всё-таки что-то из этого говорит, то есть не говорит…

Потому что да, конечно, Борис был не единственным. Мне и раньше случалось куда-то рекомендовать людей… В отличие от Бориса с ними проблема была в другом, они потом продвигались быстрее, чем я. Удивительно способными были те люди.

У меня был нюх на таланты, талантики, на относительно одаренных лиц, жаждущих более широкого признания… Возможно, дело было в том, что я годами проводил слишком много времени в самых разных кофейнях и знал каждого придурка. В целом можно было бы сказать, что я, человек корпорации, отвечающий за кадровые ресурсы, бесплатно занимался отбором претендентов, потому что всякий раз, когда им был нужен кто-нибудь молодой и полный энтузиазма, они спрашивали у меня, не знаю ли я кого-то такого.

Знаю, есть один тип, работает официантом в «Лимитеде»…

Официантом?

Да, но он закончил факультет, знает язык…

О’кей, пусть зайдет.

Так в журналистику приходили люди со свежей кровью, среди них был даже сам Перо Главный. Звучит удивительно, но на заре демократических перемен я и его пригласил прямо из-за стойки бара зайти к нам. И за ручку привел в редакцию газеты… Его успех, говоря языком поэзии, был более стремительным, чем ураган… Дело в том, что в нашем обществе большая вертикальная текучесть. У нас нет стабильной элиты… Социализм уничтожил старые элиты, ту немногочисленную буржуазию и провинциальную аристократию, позже война и национализм уничтожили социалистическую элиту, а потом в конце концов появилась демократия и тогда потребовалось освободиться и от националистической элиты.

Потерпевшие поражение элиты могли выжить где-нибудь в укромном месте… Да, да, они могли по-прежнему заниматься своим бизнесом, дергая за ниточки из тени, но при свете дня, в репрезентативных СМИ вроде нашего «Объектива», которые в любой момент должны были соответствовать репутации зеркала нового времени, более того — нового момента, нам постоянно требовались новые люди! Новые колумнисты и опинион-мейкеры, новые лица, новые фотки. За десяток лет мы в быстром темпе сменили три медийные парадигмы — социалистическую, потом военную, потом демократическую, а это значит — израсходовали ресурс двух поколений умников, ввиду чего теперь наша кадровая элита была на редкость молодой.

Не хватало людей, которые себя не скомпрометировали. Если ты до недавнего времени слушал Лу Рида, работал кельнером за пивной стойкой или изучал виноделие, у тебя были все шансы начать продвигать новые ценности… Демократию, поп-культуру, slow food… Не ставя под сомнение капитализм, что естественно — мы же не коммуняки — так что против той приватизации, которую в девяностые провели избранники удачи и друзья лидера нации, сказать мы не могли ничего. Бабло переместилось в укромные места, а молодым медиасилам удалось лишь раскрасить кулисы европейского пути и нормализации… Впрочем, что еще остается делать после того, как революция совершена и капиталы попали в нужные руки? Теперь нам нужны гармония, безопасность, потребители, свободные индивидуумы, которые выплачивают кредиты; можно потихоньку продвигать легкий гедонизм, пусть люди наслаждаются, разумеется, в определенных границах, чтобы церковь не рассердилась.

Для каждого что-то нашлось. И нельзя сказать, что это не было динамично: мы новое общество, общество постоянно обновляющихся кулис и новых иллюзий. Практически все мы новоявленные… Здесь нет Палаты лордов, нет старой буржуазии, все мы просто бывший социалистический трудовой народ, который раздевается и переодевается и карнавальной толпой валит напрямую к звёздам. Все пытаются выйти на орбиту, некоторые при этом падают вниз головой, но… переходный период как один из вариантов американской мечты действительно существует, правда, не стоит забывать, что в общей суматохе и неразберихе, в стремительной перестройке успех зависит от случайности. Всё как в Big Brother. Кто-то из середнячков будет выведен на орбиту, но кто? Наше время — это время открытого неба. Все мы чувствуем, что долго так не продлится. Небо закроют. Общество стабилизируется, пройдет перестройка, тогда мы и узнаем, кто куда вошел, а кто нет. Через некоторое время и у нас будет Палата лордов, пусть фальшивых, но это неважно. Необходимо сейчас, пока еще не поздно, успеть вскочить в этот поезд. Перо Главный меня обскакал, в этом нет никакого сомнения. Он стал великим редактором, а я всё еще ищу на улице лузеров. Он, Перо, как известно, стал совсем другим человеком. А я всё это время хотел остаться таким, каким и был, словно это крупное достижение. Остаться рокером, избежать всего.

Может быть, это то, о чём говорят, когда кто-то не хочет взрослеть? Или это из-за Сани? Она моложе, для неё естественно, что я не ношу такой галстук, как Перо, у неё другие ценности, и она влюбилась в такого типа. Но и она продвигается. Черт побери, она продвигается, и очень быстро.

Я точно помню, когда Перо начал продвигаться, одно время он избегал смотреть мне в глаза, приветствовал кратко и быстро, старался не садиться за мой стол, забыв, кто именно привел его в редакцию.

Я всегда делал одну и ту же ошибку, невольно напоминал людям, кем они были раньше.

Позже я стал воспринимать его как нового человека, не имеющего ничего общего с тем кельнером из «Лимитеда». Тогда и он перестал избегать меня.

Логично предположить, что, должно быть, и я, несмотря на свое нежелание, определённым образом изменился. Коль скоро Перо стал моим шефом, всё остальное тоже не могло остаться таким, как раньше.

Всё это я особым образом скрывал от Сани. То есть если и упоминал, то всегда в шутку, со смехом, делая вид, что парю в каких-то высших сферах, в универсуме, защищенный от так называемых общественных ценностей. Да её, впрочем, и не интересовали дела, связанные с карьерой… Она видела только любовь. Нашу любовь и любовь в мире. Экологию. Искренность. Нашу особость и романтичное упрямство глубинки. Она любила меня именно таким, какой я есть. Совсем недавно она начала следить по гороскопам за рубрикой работа.

Сейчас мы кое-как, в нервозных разговорах, начали подбираться к этому, к контексту — как в «Чужом», когда после надменной дерзости экипаж начинает понимать величину проблем, там, в той пещере, в другой галактике…