Пепел Снежной Королевы - Хакимова Эля. Страница 16

Думать, что автором этих строк может быть она сама, Куки себе не позволяла. Хотя кто еще мог знать, как она в детстве называла своего отца?

Еще в те далекие времена, когда мама была рядом, когда папа читал дочери на ночь сказки и страшные истории про пиратов и острова сокровищ, она называла отца капитаном. А он ее юнгой.

Но это было так давно, что она и сама об этом забыла, не говоря уж о том, что никто, кроме них с отцом, не был посвящен в такие подробности их частной жизни.

В высшей степени необычное дело. Может, ее папа и написал? Шутка, желание наладить отношения, сильно испортившиеся со времен ее детства…

А может, это у него из-за возраста. Старческий маразм или что там бывает? Но почерк! Почерк был Куки. Тогда это Куки сошла с ума. Двинулась. А что, почему бы и нет? Остается еще один вариант. Автор записки тот, кто испек пирог…

– Куки, Куки, – уже в который раз пытаясь привлечь ее внимание, Питер терял терпение. – Да что с тобой, девушка!

– Что? – Очнувшись Куки уронила рамку из веток, которую крутила в руках в течение последних двадцати минут. – Слушаю, Питер.

– В самом деле? С трудом верится. У тебя все нормально? Дома, со здоровьем? – Трогательно, он, кажется, всерьез обеспокоен. – Помощь требуется?

– Нет, все хорошо, правда.

После работы забежав в городскую библиотеку, она взяла подшивку старых газет и медицинский справочник. Когда пришел отец, Куки вскочила с кресла, на котором сидела, укутавшись в плед и обложившись газетами. Минуту назад она, наконец, нашла то, что так долго искала.

– Всех свистать наверх, юнга! Капитан на палубе. А это что? – Отец поднял упавшую книгу. – Некрофилия. Это древнегреческая богиня, что ли?

Глава 14

– Некрофи… Некрофилия. А, знаю, это какая-то греческая богиня. – Мистер Ролли, стоя за спиной Корки с полотенцем в руках, заглядывал через плечо хозяину, читавшему свежий утренний номер «Газетт».

– Болван, – без выражения отозвался Корки.

– Слушаю.

Обиженный Ролли скрылся в спальне и стал приводить в порядок комнату и постель. Зазвонил колокол у главного входа в дом. Ролли бросился к окну и, выворачивая шею в попытках рассмотреть посетителя, стал глядеть на улицу.

За время отсутствия мистера Ролли в Эдинбурге Мэтти вполне могла завести какого-нибудь другого претендента на ее чудесные ячменные лепешки и славную маленькую ямочку на щеке.

Ухо надо держать востро, имея дело с такими вкусными, чистыми да гладкими хозяйками, как смешливая и ухватистая Мэтти.

Вчера она намекала камердинеру, что в последнее время, мол, к ней частенько захаживает бэйли [11]. Вот бы этому бэйли бока-то и намять. Чтобы не зарился на чужое.

Но посетителем оказался не злокозненный бэйли. Это был посыльный для лорда Корки. Он принес увесистый сверток и конверт. Явно не деньги.

«А золота бы не помешало», – с досадой подумал Ролли. Он не любил частые, хоть и непродолжительные периоды безденежья, которые постигали его хозяина.

«Впрочем, от миледи звонких гиней не дождешься», – вздыхая, признал Ролли, когда передавал в руки хозяина сверток и пакет.

– Уже возвратила книгу? – Удивленный встречей с Гитхелем, с которым так недавно распрощался, Корки вернул увесистый том камердинеру. – Надо отослать его сиятельству в замок. Распорядись, Ролли.

– Конечно, у миледи меньше средств на посыльных. – Недовольный новыми расходами, не учтенными в их бюджете, Ролли обернул книгу в бумагу и убрал ее в сундук.

– Немедленно, мистер Ролли, – приказал Корки, в душе признавая некоторую долю справедливости в ироничных сетованиях слуги.

Сломав печать, он открыл конверт, из которого выпал пригласительный билет на королевский бал, обещанный леди Фрэнсис, и с нетерпением развернул надушенный лист бумаги, исписанный изящным почерком матери.

«Здравствуй, Корки!

Надеюсь, тебя застанет обещанный мной билет. В этом году, говорят, ее величество соизволит осчастливить Эдинбург своим посещением (пока Холируд Пэлис еще совсем не развалился от редкого использования).

Вчера прибыла леди Марч, моя бесценная подруга, аккуратно поставляющая последние новости двора. Новости все те же. Ими заботливо снабжает нас чрезвычайно активная леди Мэри Бомонт, опять не удовлетворенная своей креацией [12](не забудь поздравить ее с „графиней“).

Ч. недаром писал о ней как об „имеющей дело до всего“. Т., вторя ему, говорит, что „эта женщина имеет обыкновение вмешиваться во все дела, причем так, что всегда виден ее дьявольский нрав и дурные манеры“.

На днях она угрожала своему сыну, что примет католичество, если он не женится по ее выбору. Подумаю сама над такой перспективой – только дай мне повод и не исполни какой-нибудь моей причуды!

Воистину, стоит порадоваться обилию дураков при дворе, иначе где бы мы нашли столь богатую пищу для поддержания бодрого духа в нашем сыром климате, если бы не эти непрестанные курьезы?

Невольно замечаешь за собой тоску по добрым прежним временам, когда „старая“ знать не дулась в обиде на корону и не позволяла занимать свое законное место подле нее новым выскочкам, подбирающим у трона выморочные титулы, как собаки в обеденном зале подбирают кости у стола.

Но, увы, тот же граф Энгус все никак не покинет свои скалистые утесы для радостей света. А вспомнить, каковы были Хантли и братья Ботуэлы!

Впрочем, ты говорил, что Энгус серьезно болен? Надо бы навестить его, он в последнее время все упорнее зазывает к себе в гости.

Но не будем о грустном, Корки, мы ведь с тобой птицы радости и веселья и не позволим скучным делам, бедам и (сохрани Господь!) болезням мешать нашим наслаждениям. Прощай, мой друг, увидимся на балу и вместе посмеемся над суетами сильных мира сего.

Адье, мон ами».

Городская стража Эдинбурга с устрашающим грохотом старинных локаберов [13] промаршировала по каменным улицам.

Однако не мешало бы с пользой провести время, оставшееся в избытке до бала. Развлечения, доступные в будние дни, были скудными и немногочисленными.

Скачки на песках Лиса, гольф да петушиные бои. Ничто из этого не привлекало Корки и в более спокойные дни. А уж теперь, в преддверии событий, могущих решить если не жизнь его, то судьбу…

– Мистер Ролли, – властно крикнул Корки. – Собираться!

– Куда это еще? – подозрительно высказался в духе строптивого неповиновения Ролли, намеревавшийся провести этот день в теплой кухне Мэтти.

– В университет.

– Опять анакомикческий театр, – кисло протянул камердинер. Добро же некоторым людям тратить время (и деньги!) на созерцание распахнутых утроб мертвецов. Привыкший ко многому и многое повидавший, Ролли не очень боялся этого. Но, право же, зачем честному человеку знать, что у него там внутри?

– Сэр Энгус. – Крысолов старался говорить тихо, но отчетливо, чтобы больной не тратил сил излишне. – Вы, как вождь ближайших кланов, имеющий право на производство суда, под чьей юрисдикцией находятся местные жители, должны арестовать этого человека.

– Уже двадцать лет я не пользовался частной курией для суда, – слабым голосом протестовал Энгус. – Ты уверен, что без этого не обойтись?

– Милорд! Более десятка девушек от восьми до шестнадцати лет погибли за последний год. Погибли страшной смертью, никем не оплаканные, никем не защищенные. Их кровь, злодейски украденная, вопиет об отмщении. Теперь, когда нам известен человек, несомненно причастный к этим ужасным событиям, когда мы можем пролить свет истины на их судьбы, вы сомневаетесь? Вы, полноправный властитель судеб и вершитель законов!

– Я вынужден думать не только о справедливости, но и о благополучии местных жителей, моего, – Энгус подчеркнул последнее слово, – народа. Кругом доносчики, я в опале у ее величества и не должен совершать скоропалительные и недальновидные поступки, которые могут сказаться на судьбах моих людей. К тому же ваши подозрения насчет светлейшей особы совсем не нравятся мне лично.