Театральный маньяк - Бабицкий Стасс. Страница 5

– Решено. На премьеру выходишь ты. Отрепетируй паузу между «ЫЫЫЫЫ», – боже, как ты рычал! – и слезами. А вообще… Не надо слез, это чересчур. Затумань взгляд. У тебя раньше хорошо получалось.

Режиссер подозвал к себе Алмазова, приобнял за плечи и начал что-то объяснять. Видимо, про второй состав и выходы на подмену. И вдруг повернулся к сцене, окликнул уходящего в кулисы Рублева:

– Ах, да. Над ревностью поработай. Надо супружницу не просто обвинять – клеймить. Глаголом жечь! Больше яда, Николай!

Лана встретила мужа в кимоно с драконами. Алый шелк, волнистые волосы до самой попы, – все в ней такое струящееся, колеблющееся. Мираж, дрожащий и переливающийся в жарком мареве пустыни. Изменчивый мираж.

Изменчивый…

– Ты на ночь помолилась, Дездемона? – строго спросил Коля. Да, именно он. Чудовище с повадками Отелло еще дремало внутри. Впрочем, чутко прислушиваясь к интонациям.

– Ты ж мое солнышко! – рассмеялась актриса. – Шикарный образ. Челюсть вперед, брови насупил.

«Больше яда, Николай!»

Или больше Яго?

Именно этот лукавый персонаж раскрыл ему глаза на неверность жены. Да-да. На сегодняшней генеральной репетиции. Раньше на сцене Коля слушал, в основном, себя. Фразы партнеров были точками входа. Он включался в нужный момент, а остальное воспринимал как монотонное бу-бу-бу. И вдруг сегодня стал прислушиваться. Ай да Шекспир, ай да сукин сын! Каждая фраза прямо под дых.

Самодовольный дурачок. Как мог он раньше не замечать, что «целовал следы чужих лобзаний»? Сколько горечи! Рублев почувствовал, что рот наполняется ржавчиной. Мерзость… Будто любовник Ланы проник туда языком, засасывает его губы и колет подбородок своей дурацкой эспаньолкой.

Цукатов.

Не он один, конечно. Бизнесмены, депутаты и журналисты, которые вились вокруг нее. Голодные коты. Скольких из них одаривала ласками сексуальная кошечка? Поди, узнай. Но режиссер… О, проклятый! «Меж простыней моих несет мою же службу!»

Лана тянула актера к кровати. К тем самым простыням. Египетский хлопок. Чей-то подарок. Как и многие драгоценности. Милый, это за таланты от поклонников. За какие именно, дорогая? «Чтоб голой полежать с дружком в постели, часок-другой, без всяких грешных мыслей»?

Все это время переживал не о том. Роль – ерунда, несколько страниц из старой книги. Фиаско в другом. Весь театр смеется за спиной над ним, рогатым мужем. Цукатов и часы с клоуном просил повесить в спальне насмешки ради.

Хи-хи…

Чудовище вылезло из норы, потянулось, выгибая спину. В Коле пробуждался мавр. Лана ничего не заметила. Она тоже выгнулась, жмурясь в игривой неге. Склонила голову точно так же, как на своих самых удачных фотографиях. Накрасилась яркой помадой, приоткрыла губы призывно, высовывая кончик языка. Странно, что не по-змеиному раздвоенного. А ведь она и есть гадюка: хитрая, коварная.

– Обними меня, любимый! – протянула Лана театральным шепотом, который был бы прекрасно слышен в любой точке зрительного зала. Вплоть до галерки.

– То хитрость ада и издевка беса – на верном ложе, обнимая шлюху, считать ее святой…

На сей раз, Рублев сказал вслух. Рублев? Нет, Отелло. Ревнивец. Тот, кто догадался: только ради любовницы Цукатов предоставил сегодня актеру тот самый последний шанс. Только через постель она всегда имела влияние на эгоиста и самодура, который правил в их театре.

Актер понял: если даст жене сказать хоть слово, момент уйдет навсегда. Она будет оправдываться, обволакивая своим голосом, лишая воли и ярости. Или посмеется над ним и загонит зверя обратно в подсознание, оградив флажками старых страхов и комплексов.

Зеркало в изголовье кровати показывало мизансцену в самом выгодном ракурсе. Жаль, нельзя записать и показать публике этот шедевр. Отелло, обуреваемый ревностью, вдавил Дездемону в гору золотистых подушек, ломая ключицы, роняя ей на грудь пену… Только алое кимоно смотрелось совершенно неестественно. Наверное, из-за нелепых золотых драконов.

Через три минуты в Лане не осталось ничего сексуального. Ничего живого и яркого.

Вообще ничего.

Он встал, тяжело дыша. Поднял руку, чтобы вытереть пот со лба. Пальцы до сих пор были сведены судорогой, скрюченные как звериная лапа или орлиные когти.

Актер улыбнулся. Теперь он окончательно подобрал все нужные кнопки. Прожил роль, до последнего многоточия. Впитал каждую клеточку сознания мавра Отелло. Премьера будет триумфом. Звездным часом Николая Рублева!

А потом…

Так ли важно, что будет потом?!

Без предупреждения

Семь белых роз. Ровно столько удалось выменять у страшненькой тетки-цветочницы на последнюю купюру. Теперь до зарплаты придется сосать лапу и по большей части ходить пешком. Но Руслан просто не мог без цветов.

Год назад в очереди на регистрацию рейса из Петербурга в Москву он заметил загорелую красавицу в джинсовом сарафанчике, таком коротком, что сердце сбивалось с ритма. Стояла чуть впереди, в нетерпении притопывала ножкой. И пока Руслан придумывал, как лучше завести разговор, чтобы не выглядеть навязчивым хамом, – она исчезла.

Ничего, познакомимся в зале ожидания. Но девушки нигде не было. Зона досмотра, кафе, накопитель – там не то, что яблоку, даже вишенке негде было упасть. Обошел закоулки Пулково. Заглянул туда, где ждали посадки пассажиры бизнес-класса. Показал удостоверение журналиста, соврал охраннику про важное интервью. Пронесся взглядом по потным лысинам тюленей, развалившихся на кожаных диванах. Но нигде не мелькнул и лоскуток джинсового сарафана.

Мираж. Галлюцинация. Руслан почему-то расстроился. Как-то слишком близко к сердцу принял – в конце концов, не невеста же со свадьбы сбежала. Сто, плюс еще сто в ближайшем баре. И жизнь наладилась.

Уже просто из любопытства он зашел в самолет последним и прошел до самого хвоста. Нет, никаких следов девочки-виденья. Он вернулся к своему месту 9-а, щелкнул ремнем безопасности и заснул. Краем сознания уловил, что кто-то примостился в соседнем кресле. Но разве это повод просыпаться!? Особенно когда внутри коньяк, а рейс ночной. Хотя хороший журналист должен трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете – учил их преподаватель на первом курсе, как бишь его звали… Да неважно как. Земля, прощай. В добрый путь!

Посадка получилась неожиданно жесткой, аж зубы лязгнули. Руслан недовольно заворчал и открыл глаза. Рядом сидела та самая красавица из аэропорта. Больше часа он мог бы говорить с прекрасной соседкой или хотя бы просто пялиться на нее. И все проспал. Последний шанс: надо спросить хотя бы имя. Но тут зазвонил ее телефон. Алло, такси. Да, заказывала. Знаете, эта трубка почти разрядилась, пусть водитель наберет другой номер. Записывайте…

Он запомнил цифры – профессионализм не пропьешь! Смотрел, как стройная фигурка удаляется по узкому проходу между кресел. Ждал: обернется. Может быть, даже подмигнет. Размечтался!

И все-таки позвонил. Соврал, что верит в судьбу – очень кстати оказалось, что девушку зовут Людмила. Гуляли по набережной, целовались в темном парке. Так и не стали любовниками, решили остаться друзьями. Видеться стали реже. У Люды появился какой-то жених, что дико злило. Сегодня был последний шанс объясниться – годовщина их встречи. Он никак не мог понять, почему такие даты, обычно, важны для женщин, это же лишь отметка в календаре… Но цветы взял, чтоб наверняка.

Руслан еще не знал, что именно скажет. Приехал на полчаса раньше – собраться с мыслями. Вышел из метро на станции «Баррикадная». Несмотря на раннее утро, было жарко. Уличный музыкант наяривал на огромной балалайке и орал дурным голосом: «а за окошком месяц май, месяц май, месяц май». Эх, если бы. Середина лета, самое пекло. Какой-то школьник снимал видео на мобильник: ясно, через пару минут будет в интернете. Цыганки приставали к прохожим: а дай погадаю. Продавец газет хмуро курил. И над всем этим нависала гнетущая громада сталинской высотки.