Волны любви - Мэтьюз Патриция. Страница 40

Выходя из спальни, Марианна еще раз вскользь подумала о Филипе, но тут же попыталась спрятать грустное воспоминание о нем в самый дальний уголок памяти. Неужели настанет время, когда при мысли о Филипе она перестанет испытывать боль?

* * *

Когда Филип Котрайт очнулся на полубаке брига под названием «Сирена», куда после похищения его бросили два дюжих молодца, ему сначала показалось, что он попал в ад. По стенам и потолку пробегали призрачные желтоватые тени, отбрасываемые коптящей керосиновой лампой, подвешенной к потолку. Отчаянно качаясь из стороны в сторону в такт движению корабля, лампа освещала тела распростертых на полу людей. По стенам прыгали их причудливые длинные тени.

Мерзко пахло рвотой, ромом, потом и экскрементами. Откуда-то из темноты, куда не доходил свет лампы, до Филипа донесся неприятный звук – кого-то вырвало, – после чего раздалось грубое ругательство, и все стихло.

Голова у Филипа просто раскалывалась от боли, и, коснувшись пальцами виска, он почувствовал что-то влажное – кровь! В первые самые ужасные мгновения Филип никак не мог понять, где он и как сюда попал, однако через некоторое время память вернулась к нему. Он вспомнил тех негодяев, которые его похитили, и мало-помалу страшная догадка зародилась у него в голове: да ведь его, вколов ему какую-то дрянь и пользуясь его беспомощностью, затащили на корабль, вероятно, затем, чтобы отправить служить матросом! И теперь корабль этот наверняка находится где-нибудь в открытом море. Филип понятия не имел, куда следует судно, но был уверен, что оно отправляется в дальнее плавание. А в том, что он попал на этот корабль не случайно, Филип не сомневался.

Превозмогая страшную головную боль и позывы рвоты, Филип осторожно сел.

Полубак оказался битком набит людьми. Все койки были заняты, да и на полу повсюду лежали люди.

Филип судорожно сглотнул, и отчаяние охватило его. Надо же так попасться! А ведь он уже почти завершил свои поиски, вот-вот готов был добраться до негодяев, очернивших доброе имя отца. А Марианна? Он поклялся вернуться к ней, а теперь их встреча откладывается еще на многие месяцы, а может быть, даже и годы.

Филип едва сдержался, чтобы не закричать от отчаяния и боли. Ну почему ему вечно так не везет? Неужели удача навсегда отвернулась от него? Нет, быть этого не может! Он все равно доберется до виновников смерти своего отца, пусть даже потребуется потратить на их поиски всю жизнь! Им его не сломить!

Очень скоро Филип понял, что судну нужно было дать название не «Сирена», а «Сцилла» или «Харибда». Капитан его, Джонатан Райкер, человек жестокий и властный, заботился лишь о своей выгоде, а жизнь своих моряков ни в грош не ставил.

Платить им жалованье Райкер считал излишним, а посему, понимая, что по доброй воле никто на его корабль наниматься не станет, он поручал надежным людям находить молодых мужчин и, опоив их, грузить на корабль. Естественно, большинство членов команды сбегало с судна в первом же порту, но капитана Райкера это мало волновало: он пополнял свою команду все тем же проверенным способом. Не обремененный такими понятиями, как угрызения совести и забота о ближнем, Райкер считал свой метод идеальным.

Филип, решив сначала поведать капитану свою печальную историю, вскоре отказался от этой мысли, поняв, что тому абсолютно безразлично, как именно рабочая сила оказывается на борту его корабля. Его волновало только одно – если уж того или иного парня угораздило сюда попасть, он должен хорошо выполнять то, что от него требуется, и помалкивать. И Филип решил, что для него выгоднее всего работать как можно лучше, чтобы на него поменьше обращали внимание.

Сначала ему пришлось нелегко: к тяжелому физическому труду он не привык, да и кормили так плохо, что от голода у Филипа частенько кружилась голова.

Кроме того, общество, в которое он попал не по доброй воле, оставляло желать лучшего: команду корабля обычно набирали, рыская по трущобам. В общем, долгие месяцы, которые Филипу пришлось провести на корабле, оказались самыми худшими в его молодой жизни.

Но время шло, и постепенно Филип привык к отвратительной пище и изнуряющему труду. Он заметно возмужал и окреп, и телом и духом, и надежда, что он в конце концов все равно отомстит убийцам своего отца, не только не угасла, но разгорелась с новой силой.

Когда «Сирена» добралась наконец до порта прибытия, Гонконга, команда корабля сократилась почти на треть. Многие погибли от цинги, воспаления легких, ножевых ранений. Но Филип выжил. И на берег сошел уже не мальчишка, а зрелый мужчина, много повидавший и выстрадавший. Но прежде чем, покинуть судно навсегда, Филип пробрался в капитанскую каюту и стащил оттуда несколько украшений, около трехсот фунтов наличными и парочку тяжелых позолоченных канделябров. Сделать это оказалось проще простого, поскольку капитан был занят разгрузкой корабля и до всего остального ему не было никакого дела. Филип пошел на этот не очень красивый поступок, справедливо рассудив, что если уж капитан бесплатно пользовался его трудом в течение нескольких месяцев, то должен предоставить за это хоть какую-то компенсацию. Попав на берег, Филип быстренько продал ворованные вещи, а на вырученные деньги купил билет на первое попавшееся судно, направлявшееся в Бостон.

Во время долгого обратного путешествия – теперь уже в качестве пассажира – он наслаждался вынужденным отдыхом и думал, думал, думал. Однако большим разнообразием мысли его не отличались. Во-первых, Филип вынашивал планы мести убийцам своего отца, а во-вторых, мечтал о том дне, когда после долгой разлуки встретится наконец с Марианной. Чего ему хочется больше, Филип и сам не смог бы сказать. Днем он думал лишь о том, как отомстит братьям Барт, а ночью во сне видел Марианну, ее лицо, ее тело. Она приходила к нему каждую ночь, маленькая и нежная, теплая и желанная, и его изголодавшееся по любви тело отвечало ей с такой страстью, что утром, проснувшись и вспомнив свой сон, Филип краснел от стыда.

После таких снов он чувствовал и облегчение, и одновременно острое ощущение вины, поскольку считал, что эти греховные видения отвлекают его от главной цели – праведного возмездия.

В целом возвращение домой оказалось долгим и утомительным, и когда наконец корабль прибыл в Бостон, больше года спустя после вынужденного отъезда, Филип сошел на берег похудевшим и несколько постаревшим: вокруг рта залегли горькие складки, у глаз появилась сеточка морщин. Теперь бы никто не назвал его мальчишкой.

Филип подходил к тетиному дому со смешанным чувством радости и печали. Год назад, покидая этот гостеприимный дом, он дал Марианне обещание вскоре вернуться и уже больше никогда ее не оставлять, в полной уверенности, что слово свое сдержит. Но вышло так, что не сдержал, хотя и не по своей вине. И теперь ему предстоит неприятная миссия: сообщить тете Пруденс и Марианне, что ему опять предстоит уехать, и очень скоро. При мысли о Марианне сердце Филипа забилось с удвоенной силой. Господи, ну почему ему опять придется ее бросать?

Подойдя к дому, Филип не сразу его узнал, и не потому, что давно его не видел. Просто дом стал каким-то чужим, незнакомым, только почему это произошло, Филип сначала не сообразил. Лишь вглядевшись внимательнее, понял, в чем дело.

Во-первых, сильно изменился садик вокруг дома. Теперь кустики были аккуратно подстрижены, цветочки на клумбах выстроились один к одному, как солдатики. Раньше маленький садик казался несколько запущенным, зато милым и каким-то домашним, а тецерь ухоженным, но чужим и чересчур строгим. Во-вторых, дом выкрасили свежей краской, а цвет оконных рам и наличников стал другим.

Филип, нахмурившись, ускорил шаг, внезапно почувствовав что-то неладное.

На его стук дверь открыла женщина в скромном сером платье, такая же аккуратная и чопорная, как и садик.

– Что вам угодно? – спросила она, окинув Филипа холодным взглядом.

Внезапно Филип почувствовал робость, хотя и не понимал, что это с ним такое происходит.