Княжич Юра (СИ) - Француз Михаил. Страница 2

Бегом… не получилось. Как-то, сильно не в форме я последнее время. Отдышка появилась, колени подрагивают, пот прошибает… а потным потом на «линейке» стоять — как-то не очень хорошо будет. Сын Князя, а вонючий, как свинья! Нельзя так.

Сын Князя… Звучит красиво. А по факту… Эх!

У Петра Долгорукого, Князя Московского, сыновей восемь штук. Да дочерей незамужних пятеро. От пяти жён. И я в этом списке совсем не первый. Седьмой, если быть точным… был седьмой. Да вот толку-то… Не править мне Московским Княжеством. Не править… В Кремле за красными стенами не сидеть.

Оно и так-то мне Княжество не светило: сыновей восемь, Княжество — одно. И делить его Пётр Долгорукий не станет. Да и захоти он — Император не позволит. Не любит и не одобряет наш Император дробления Кяжеств. Сильно не одобряет… если жестче не сказать. Пунктик у него на этом какой-то…

И так-то не светило… А теперь-то и вовсе: ведь Дар так и не проснулся. Ни в восемь лет, как у Ивана, ни в десять лет, как у Константина Петровича — старшего из ныне здравствующих сыновей Князя, считающегося сейчас основным Наследником Петра Долгорукого, ни в одиннадцать, как у Никиты, ни в двенадцать, как у Василия. Тем более, ни в шесть, как у Матвея… младшего моего братца. Терпеть его не могу! Гением Поколения считается — тварь…

А у меня и в тринадцать не проснулся. И даже в четырнадцать — крайний срок. Позже уже практически никогда не просыпается. Не было подобных случаев, не только у нас в стране, но и вообще, в мире, последние лет двести. Не зафиксировано. Раньше, вроде бы, что-то подобное случалось. Я даже читал об этом, когда ещё ждал, надеялся… Но и то, не часто… и ни к какими великими силами, либо свершениями в истории эти пробудившиеся «запаздыши» так и не отметились. Просто, как факт — вроде было… а вроде и не было.

Петр Долгорукий на Авось надеяться не стал. И просто выкинул четырнадцатилетнего бездаря на улицу… За Садовое Кольцо. Без прав наследования. Без Дворянского звания и достоинства. Без доли в наследстве или семейных предприятиях. Как собаку шелудивую со двора пинком…

Жизнь — боль.

Квартирку от щедрот барских купили, да содержание нищенское положили… да и то, лишь до двадцатилетия. Даже в школу… обычную отправили, не в Московский Императорский Лицей, Эх!! Ни даже в частную какую-нибудь или элитную Академию. Нет — в обычную районную СОШ №253.

Мать… а что мать? С младшеньким в Кремле жить осталась. С Матвеюшкой, с Гением поколения… что б его леший драл!

А Князя стало снова семь сыновей. Публичных. Не со мной первым он уже такой трюк проворачивает. Да и не он один такой. Как я за тот месяц, что отчаянно ждал своего четырнадцатилетия, узнать успел, в Дворянских семьях это довольно частая практика. Не повсеместная, конечно, не уровня Закона или Традиции, но частая.

И от меня, как от сына, Петр Долгорукий не отказался. Фамилии не лишил, отцом себя называть не запретил. Из реестров не вычеркнул. Но для информационного и политического поля, для СМИ, я всё равно, что умер. Нет меня больше. Семь сыновей у Князя теперь, а не восемь.

С дочерьми так не поступают. От дочерей Дара не требуется. Их просто замуж выдают. По политическим мотивам, или по деловым — без разницы. Оттого и пять жён у Князя. И не только у него одного. Многожёнство в нашем… в обществе Дворян, в порядке вещей… и я теперь вот знаю, почему. Куда деваются «лишние» мужчины. Они просто покидают Дворянское сословие. Не все Роды от таких, как я, именно избавляются. Кто-то таких, особенно, кого посмышленее, к делу приставляют. Свой, доверенный, грамотный человек всегда пригодится, с Даром он или без Дара, но Дворянином без Дара ты не станешь. Никак. Вообще никак.

Дар в нашем обществе — это «социальный лифт». Однако, любой лифт возит в две стороны… как вверх, так и вниз.

На «линейку» я успел. Не опоздал к построению и поднятию Флагов: Государственного и Княжеского. С одухотворенным лицом, с правой рукой на сердце, пропел Гимны. Отстоял по стойке «почти смирно» время всех торжественных речей директора, завучей, гостей приглашённых, время подготовленных концертных номеров и песен… Ну а как ты хотел — «Княжичем-то» зваться? Будь добр в первом ряду стоять, олицетворять и задавать тон… Вот и задаю. Куда деваться-то?

Класс мой… хотя, какой он, к лешему, мой? За прошедший год так и не стал он моим. Не смог я нормально сойтись ни с кем из тех, кто его составляет. Не смог. Да и не хотел. О чём мне с безродными бездарями разговаривать?.. Хотя, я теперь и сам такой. Но начать — значит смириться! Значит, поверить, принять… что всё, вся старая жизнь, все мечты и надежды… умерли. Что и сам я… умер? Да, наверное, лучше б, действительно, умер. Чем вот так… вот так, как теперь.

По дороге домой, я заказал не три пиццы, а пять. Да ещё и зашёл в давно примеченный мной магазинчик, где, как я уже знал, «из-под полы» за накидку в половину цены, можно было спиртного купить вопреки закону несовершеннолетнему или после восьми вечера. Делалось это с оглядкой, но всё же достаточно открыто (настолько, что я об этом смог прознать), видимо, кто-то из городовых был в доле. Или даже в самой управе.

* * *

Я не помню смерти. Вообще не помню, чтобы умирал. Последнее моё воспоминание: выхожу на татами, в обозначенный красным цветом квадрат, заступ за границы которого наказывается штрафными очками. Выхожу экипированный так, как это и положено: шлем против синяков со «щеками», с «подбородком, но без пластикового 'забрала», капа в зубах, боксерские перчатки на руках, защита голени, защита стопы, защита паха, красный «бронежилет». Не очень-то удобно во всем этом двигаться: постоянно где-то жмет, где-то трет, где-то давит. Однако, двигаться неудобно, зато драться — очень даже. Вид, конечно, смешной и слегка нелепый, если смотреть со стороны, но вот изнутри, для самого бойца… он тоже кажется нелепым и смешным. Когда одеваешь снаряжение первый раз. И второй раз, и третий… пока не выйдешь на реальный бой. Там выплеск адреналина и иных стрессовых гормонов настолько силён, что уже все равно становится, что на тебе. Есть только ты и твой противник. И бьёшь ты, не думая о том, какие именно у тебя перчатки: «с пальцами» или без. Ты просто бьёшь. И бьёшь сильно. И тебя бьют. И тоже сильно. А мягкие «подушки» на руках и ногах, когда прилетают в голову, в плечи, в бедра или живот — они оказываются совсем не мягкими…

На самом деле, перчатки и «подушки» на ногах нужны бойцу не для того, чтобы смягчить удар. Не для того, чтобы тебе не было больно, когда тебя ими бьют, а для того, чтобы не было больно ЕМУ, когда он тебя бьёт!

Я помню, как вошёл в этот квадрат. Помню ритуальные поклоны судьям, рефери, друг другу. Помню сигнал к началу боя. Помню бой. Помню первый двухминутный раунд, в котором, к сожалению, вел не я… Помню паузу между раундами и короткий отдых на коленях на противоположных сторонах квадрата. Помню начало второго раунда… а вот, кто выиграл этот бой, я уже не помню. Вроде бы «за явным преимуществом» его не останавливали. Не помню. Обидно — я действительно хотел выиграть. И даже были какие-то шансы, хоть противник и был объективно сильней и техничней.

Не помню: выиграл я или проиграл. Я просто открыл глаза… уже не в зале, где проходили соревнования. И не в больнице. Надо мной был (привет Синдзи) незнакомый потолок. Было темно. И было тихо. Пахло мясом и сыром. А ещё водкой.

Я вздохнул, повернулся на бок, натянул одеяло повыше и снова закрыл глаза, надеясь всё-таки узнать окончание боя… пусть и хотя бы во сне. Интересно же: кто победил-то⁈

* * *

Бой я проиграл. Жаль, но такое тоже случается. Кто никогда не проигрывает, тот не в состоянии оценить победы.

Обидно, конечно, но, он действительно был лучше меня: быстрее, техничнее, моложе… Хотя, последний параметр я своим минусом не считаю. Да, мне уже тридцать семь. И, казалось бы, старпёр, куда ты лезешь? Иди посыпай песочком дорожки в сквере возле своего дома, возьми с собой пару лыжных палок и соревнуйся с пенсионерками в скандинавской ходьбе, куда ты на ринг-то рвешься? Чего тебе дома-то не сидится?