Любовь по обмену. Разрешите влюбиться - Сокол Лена. Страница 2

Отец растерянно жмет протянутую ладонь, затем передает мне листок бумаги. Пытаюсь вглядеться, но буквы скачут перед глазами. Кажется, там действительно написан наш адрес.

Джастин… Джастин Реннер? Голова начинает кружиться. Челси пару раз говорила, что у нее есть брат. Но почему он здесь?

– Джастин? – Мама выглядит очень беспомощной и растерянной. – Вэлкам ту Раша… – Жмет руку незнакомца. Ее маленькая ладонь тонет в его огромной лапище.

– Челси не смогла приехать, вместо нее здесь я. – Парень, вроде как, и сам не рад тому, что оказался здесь. Он закидывает сумку на плечо, прячет руки в карманы узких джинсов и хмурится.

Мама с папой переглядываются и молчат.

– Они что, не понимают меня? – Спрашивает парень, приподнимая бровь.

– Нет. – Отвечаю я. – То есть… No… – Опасливо поднимаю на него взгляд.

– Окей, ну, объясни им тогда по-быстренькому. – Он кивает головой и тут же напускает на себя скучающий вид. – Как там тебя?

– Зоя. – Выдыхаю, чувствуя себя кроликом перед удавом.

– Зоуи? – Явно насмехаясь, переспрашивает он.

– Нет. Зо-я.

– Ага. Ясно. – Он хитро щурится и еще раз ехидно произносит: – Объясни им, Зо-у-и.

«Первосортный засранец и третьесортный спортсмен!» – эти слова Челси всплывают в памяти всякий раз, стоит мне только вспомнить, в какой жопе по ее вине я оказался. Если бы сестра не сдала меня предкам, хрен бы очутился в этой дыре.

Убогая страна, угрюмые люди, холодина жуткая. Как они, вообще, выживают здесь?

Немая сцена затягивается.

– Э… эм… ну… – Девчонка явно не слишком умна, долго собирается с мыслями и выглядит обескураженной.

– Я смотрю, ты мастер поддержать разговор? – Сочувственно гляжу на нее, затем на часы. – У меня не так много времени, и я ужасно устал после перелета. Давай без лишних «бла-бла», скажи своим предкам, пусть покажут мне мою койку, где можно будет перекантоваться, пока меня не выпрут обратно в Штаты. О’кей?

– Я… – Эта Зоуи краснеет, как перезрелый томат. Явно собирается выдать что-то наанглийском со своим забавным акцентом. – Я не очень хорошо поняла, что ты сказал… – Блеет она, заламывая пальцы. – Не мог бы… ты… говорить помедленнее?

Мне хочется ударить себя в лоб. Попал, так попал.

Ее родители смотрят на меня, как на инопланетянина, неизвестно зачем решившего почтить своим присутствием их бунгало, а она и двух слов связать не может.

– О’кей. – Говорю, наклоняясь к этой малявке. Разжевываю по слогам: – Я буду у вас жить. Обрадуй родителей. По-нят-но?

– Ан-дэс-тэнд, – сквозь зубы, явно обидевшись, рычит она, поворачивается к предкам и долго что-то объясняет на фирменно-русском: грубоватом, холодном и жестком языке.

Все сказанное звучит, будто повторенное многократно: «Сталин-Путин-Гор-ба-чев», но мне почему-то нравится наблюдать в этот момент за ее губами. Они мягкие, розовые, пухлые и так красиво складываются трубочкой, когда она раз за разом повторяет какое-то «ON». Что бы значило это слово? Даже интересно было бы посмотреть в словаре.

Поймав себя на этой мысли, трясу головой. Единственная моя задача – сделать все, чтобы в максимально короткие сроки свалить отсюда.

Наконец, родители девчонки кивают головой, еще раз жмут мне руки и, очевидно, представляются. Вряд ли я когда-нибудь смогу повторить их имена, даже если очень постараюсь. Для меня все сказанное сливается в непрерывное «Zhazhuzhctevstvsvtsda» – один большой хаос, от которого вскипают мозги.

Они натужно улыбаются и затем приглашают меня в свое жилище. Двухэтажный домишко квадратов на сто пятьдесят изнутри оказывается вполне пригодным для жизни местечком, светлым и даже уютным. Как если бы меня заселили в семейный придорожный мотель эконом класса.

Папаша сразу бежит к телефону, а мамаша останавливает меня в коридоре, пытаясь что-то объяснить. Видимо, женщине чем-то не угодили мои кроссовки, она тычет в них пальцем и жестами разыгрывает какую-то пантомимическую сценку.

– Пожалуйста, – тихо просит Зоуи за моей спиной, – сними обувь.

– Это еще зачем? – Спрашиваю.

– У нас так принято.

Оборачиваюсь и опаляю ее злым взглядом.

– Ни за что!

Девчонка поджимает губы, явно что-то обдумывает, затем смотрит на мать и что-то быстро говорит. Та кажется вполне удовлетворенной ее словами и отходит назад, пропуская меня в гостиную. Бросаю с размаху сумку на пол, падаю на диван и оглядываю обстановочку: стол, два кресла, телевизор на стене. Комната совмещена с кухней, где они, очевидно, и обедают. М-да…

– Что ты сказала ей? – Спрашиваю у Зоуи, которая продолжает вздрагивать, едва слышит мой голос.

Ее огромные голубые глазищи хитро сужаются.

– Сказала, что ты переживаешь… – Она снова старательно подбирает слова и аккуратно складывает их в предложения. – Что запах твоих носков… напугает ее. – Набирает в грудь больше воздуха и гордо вздергивает носик. – И что ты обещаешь ей потом вымыть за собой пол.

Мое лицо вытягивается от удивления. Что ж, девчонка не так проста, как кажется на первый взгляд. Эта кроха с характером, а, значит, вдвойне приятнее будет утереть ей нос.

– Черт, – бормочу, замечая, что кроссовки, и правда, оставили на полу грязные следы.

И где я успел так вляпаться?

Хозяйка дома скидывает плащ, продолжает что-то суетливо говорить дочери, хватает швабру и лихо протирает за мной пол. Ее муж меряет шагами кухню, громко общаясь с кем-то по телефону. Мы с Зоуи играем в гляделки. Я – развалившись на диване, бесцеремонно разглядываю ее щуплую фигурку, она – видя это, хватает ртом воздух и вспыхивает еще сильнее. Кожа на ее лице и шее становится почти того же цвета, что и шерстяная водолазка.

– Ты… – Наконец, решается снова заговорить она. – Ты же… должен хоть немного понимать по-русски, разве нет?

Я?! Вот такого уж точно не было в моих мечтах.

– Нет. – Морщусь.

– Но… – Теперь Зоуи опять похожа на перепуганного олененка Бэмби. Как же это забавно, и нравится мне все больше. Она задумчиво смотрит на мои кроссовки, покусывая губу.

– Что?

– Ведь таковы условия программы обмена… – Она запинается и косится на родителей. Хлопает длиннющими ресницами. – Изучать язык, быт, традиции, хорошо учиться в университете принимающей стороны.

– Нет. – Усмехаюсь. – Этого я делать точно не собираюсь.

Женщина со шваброй уже возле меня. Смущенно улыбается и жестом просит поднять ноги, чтобы она могла протереть под ними.

Господи, да проще было снять эти чертовы кроссовки! Сумасшедший дом…

– Но… ведь если ты не будешь всего этого делать, тебя исключат из программы и отправят домой. – Бормочет Зоуи, теребя тонкий золотой браслет на запястье.

Встаю, иду к двери, снимаю обувь и возвращаюсь в гостиную в одних носках.

– Детка, в этом-то вся и фишка. – Недобро улыбаюсь, подмигиваю и перевожу взгляд на наручные часы.

Дома сейчас раннее утро. Эта долбанная разница во времени ужасно меня напрягает.

2

– Джастин! – Радостно вопит мама, распахивая объятия к этому неандертальцу. – Ты снял кроссовки!

Похоже, он сразу догадывается, чему она так рада. И не мудрено: мама проговаривает слова отчетливо, артикулирует и жестикулирует так отчаянно, будто пытается обучить шимпанзе членораздельной речи.

– Йес, мэм, – кивает Джастин, сторонясь ее.

– Мам, он тебя не понимает. – Бросаю с досады. – Совсем. Даже чуть-чуть.

И тут же запинаюсь о его огромную сумку, лежащую на полу посередине гостиной. Лечу вперед с вытянутыми руками и еле удерживаю равновесие, остановившись всего в метре перед гостем-иностранцем. Парень протягивает свою огромную ручищу, чтобы помочь мне устоять на ногах, но я лучше схвачусь за гремучую змею, чем за его руку. Стискиваю зубы и поджимаю ушибленные пальцы ноги.

У него что там, внутри этой котомки, кирпичи?

– Правда? Ничего не понимает? – Мама совсем не кажется расстроенной. Она продолжает с улыбкой: – По правде говоря, это молодой человек ужасно не воспитан. И я не знаю, что мы будем с этим делать.