Город падающих ангелов - Берендт Джон. Страница 43

Джейн и Филипп Райлендс души не чаяли в Ольге. Они посещали ее ежедневно, возили на обеды, приглашали на вечера, делали для нее покупки, заботились о бытовых мелочах и обеспечивали ее едой. В 1983 году Джейн организовала в отеле «Гритти» семинар на тему: «Эзра Паунд в Италии», где выступили три члена «другой семьи Паунда»: Ольга, Мэри и сын Мэри Вальтер. Через два года Джейн организовала – тоже в «Гритти» – гала-концерт по случаю девяностого дня рождения Ольги.

Казалось, Джейн и Филипп Райлендс были готовы сделать для Ольги решительно что угодно. Зимой они покупали дрова у Гуггенхайм; после наводнения они очистили пол первого этажа дома. Если возникала проблема – протечка, засор канализации, расплавление предохранителя, – Ольга знала, что может рассчитывать на Джейн Райлендс, которая быстро и умело справится с любой неприятностью. Со временем, однако, появились признаки постепенного превращения заботы Джейн Райлендс в контроль.

В 1986 году Ольга предложила молодому американскому художнику Винсенту Куперу стол и кров в доме 252 по Калле-Кверини в обмен на роспись арок и колонн первого этажа в стиле тромплей. Ольга хотела, чтобы стены выглядели так же, как до войны, когда она жила в доме с Паундом. Роспись была смыта после конфискации дома. Куперу предстояло жить на верхнем этаже, где прежде был кабинет Паунда и спальня маленькой Мэри.

– В то утро, когда я приехал, – рассказал мне Купер, – в дом явилась миссис Райлендс и, громко топая, поднялась ко мне наверх и очень ясно дала мне понять, что для нее мой приезд нежелателен. Она подошла ко мне, скрестив руки на груди, и, глядя мне прямо в глаза, сказала, что я приехал в дом крупнейшего литератора двадцатого века. «В доме находятся очень важные и ценные предметы, – пояснила она, – и, если что-нибудь пропадет, то обвинят в этом вас… а я не думаю, что вам это надо».

Далее она сказала мне, что договорилась о написании портрета Ольги именно в этой комнате, «одним выдающимся лондонским художником, который приедет очень скоро». Она принялась перетаскивать на четвертый этаж разнообразные вещи: книги, скульптуры, предметы, – и расставлять их как фон для портрета Ольги. Она посоветовала мне съехать, но не говорить об этом хозяйке, потому что та непременно попросит меня остаться.

Когда миссис Райлендс ушла, я спустился вниз и сказал Ольге, что уезжаю, поскольку миссис Райлендс не хочет, чтобы я находился в доме. «Вы этого не сделаете! – закричала Ольга. – Это мой дом, и это я пригласила вас сюда! Как смеет Джейн Райлендс что-то вам приказывать! Кроме того, я не хочу никакого моего портрета!» Она настояла, чтобы я остался, закончил настенные росписи и в любом случае находился здесь, «пока какой-то незнакомец будет писать портрет».

Потом раздался звонок в дверь. Это приехал портретист, сэр Лоуренс Гоуинг. Он так сильно заикался, что Ольга не понимала ни слова, и это страшно ее расстраивало. Я помог Гоуингу перетащить наверх его вещи, и, увидев приготовления миссис Райлендс, он сказал: «Я сам выбираю композицию портретов! Реально! Эта Джейн Райлендс – всего лишь менеджер!» После этого я покинул дом.

Когда ранним вечером я вернулся, Гоуинг уже ушел. Он значительно продвинулся в работе над портретом, но поместил Ольгу в другой угол комнаты и полностью проигнорировал инструкции Джейн. Ольга была окружена на портрете не предметами, подобранными Джейн, а моими пожитками, включая чемодан и паспорт. Часть моей росписи тоже стала фрагментом портрета – она обрамляла голову Ольги.

В тот вечер Ольга организовала мое присутствие на одном званом вечере, но я не мог добраться до своей одежды, не нарушив расстановку предметов, сделанную Гоуингом, и Ольга одолжила мне черный бархатный пиджак Паунда. Я как раз собирался уходить, когда пришла миссис Райлендс, чтобы посмотреть, как продвигается работа над портретом. Увидев, что происходит, она буквально вышла из себя. «Я же сказала ему, где следует рисовать Ольгу, и она должна быть изображена именно там!» Она обернулась и обратилась ко мне, как к союзнику, а не как к нежелательной персоне, продолжив: «Когда Гоуинг вернется, скажите ему, что, если он хочет сохранить заказ, то пусть не своевольничает, а рисует Ольгу в указанном мной месте в окружении выбранных мной предметов». Она говорила так, потому что именно она сделала заказ и собиралась сама его оплатить.

Гоуинг оставил выбранное им место, но удовлетворил миссис Райлендс, согласившись включить в композицию гипсовые слепки лиц Эзры и Ольги на переднем плане. При этом Гоуинг, однако, пожаловался, что теперь ему придется написать три портрета по цене одного. Нельзя сказать, что он и миссис Райлендс расстались друзьями.

Когда портрет был готов, миссис Райлендс устроила торжественный обед в «Гритти», где портрет был представлен зрителям. Ольга никогда не выражала своего отношения к портрету, но каждый раз, глядя на него, разражалась смехом.

Как раз в это время – в середине восьмидесятых – у Ольги начались провалы в памяти. Ей тогда только перевалило за девяносто, и она начала терять нить разговора, не могла найти вещи и забывала о назначенных встречах.

Джеймс Вильгельм, профессор английского языка в Ратгерском университете и автор книг «Американские корни Эзры Паунда» и «Данте и Паунд», разговаривал с Ольгой на праздновании столетия Паунда в Университете штата Мэн в 1985 году. Уже тогда он отметил признаки забывчивости. На следующий год, во время своего приезда в Венецию, он навестил Ольгу в «Тайном гнезде» и пригласил ее на обед.

– Перед выходом, – рассказывал мне Вильгельм, – мы с Ольгой сидели в гостиной и беседовали. Она сказала мне, что на четвертом этаже живут ее гости, молодой поэт и его подруга, и что сейчас они спят, и поэтому, к сожалению, она не сможет показать мне четвертый этаж, где обычно работал Паунд. Мы продолжали разговор, когда я услышал наверху какой-то шум и сказал Ольге: «Я слышу наверху шаги. Должно быть, эти люди проснулись».

Ольга вдруг прищурилась и наклонилась ко мне: «Кто эти люди там наверху?»

Я сказал: «Ольга, я не знаю, но вы же сами сказали, что это молодой поэт и его подруга».

Она залепетала: «Да… да… но… кто… эта девушка?!»

Я снова ответил, что не знаю.

Она откинулась на спинку стула. «Я хочу, чтобы они ушли!»

Я понимал, что она отнюдь не имела это в виду, она любила, когда ее окружали люди; но я увидел явные, несомненные признаки тяжелой потери памяти.

Я сказал Ольге, что собираюсь на неделю в Болонью, и пообещал навестить ее по возвращении в Венецию. Но когда я позвонил Ольге, мне ответила какая-то незнакомая женщина, кажется, связанная с музеем Гуггенхайма. Она сказала, что Ольга больна и никого не принимает.

Позже Вильгельм в тех же подробностях описал свои встречи с Ольгой в научном журнале, посвященном Эзре Паунду и его творчеству. Журнал назывался «Paideuma» [36].

Как раз в то время Ольга стала упоминать в разговорах с друзьями фонд Эзры Паунда, впрочем, весьма смутно и не вдаваясь в особые детали. Было ясно, что за кулисами действовала Джейн Райлендс.

– Миссис Райлендс и Ольга все время говорили о фонде, – рассказывал Винсент Купер. – У Ольги были огромные стопки писем и документов, и это сильно ее тяготило. К ней с важными визитами являлись издатели, адвокаты и другие люди, а когда они уходили, она спрашивала меня, кто это такие. Думаю, любому человеку было рискованно иметь серьезные дела с Ольгой. Она была полна энтузиазма, но стала очень забывчивой и легко терялась.

Джеймс Вильгельм говорил, якобы «многие в Венеции подозревали, что кто-то может использовать престарелую Ольгу в своих неблаговидных целях».

Кристофер Кули, друг Ольги и Паунда, очень хорошо знал их библиотеку, так как в начале семидесятых составил ее каталог. Кули жил в доме на Рио-Сан-Тровазо. Мы разговаривали в его саду.

– Когда Ольга сказала мне об учреждении фонда Паунда, – вспоминал Кули, – я ответил ей: «Надеюсь, вы не подписывали никаких документов, относящихся к фонду, без предварительных консультаций с членами вашей семьи». Однако Ольга имела весьма смутные представления о таких формальностях – она не могла с уверенностью вспомнить, подписывала она что-нибудь или нет. Она спросила, не хочу ли я войти в комитет учредителей фонда, и я ответил, что мне нелегко принять такое решение. Я сказал: «Видите ли, Ольга, если дом станет местом постоянного паломничества приезжающих ученых, то могут появиться самые разнообразные издержки. Фонду придется изыскивать деньги на их оплату. Все это будет сопряжено с многими сложностями». Короче, я вежливо отказался.