Город падающих ангелов - Берендт Джон. Страница 57

Одним из тех, кто не верил в поджог, был по иронии судьбы человек, чьи фотографии были использованы экспертами для доказательства именно того, что это был поджог. В тот вечер, когда произошел пожар, фотограф Грациано Аричи шел ужинать по Кампо-Сан-Фантин и, учуяв запах дыма, увидел пламя и побежал домой за фотоаппаратом. Его фотографии изучали не только эксперты Кассона, но и прокурор Бари, который сравнил их со снимками устроенного поджигателями пожара оперного театра «Петруццелли» и нашел зловещее сходство.

– И все это из-за того, что я за несколько часов до этого поссорился со своей подругой – только благодаря этому я увидел пожар, – рассказал мне Аричи. – Я проводил ее на вапоретто и, вместо того чтобы поехать с ней в Местре, пошел домой, чтобы поужинать в одиночестве.

Аричи пригласил меня посмотреть его фотографии в студии на первом этаже дворца графа Джироламо Марчелло – всего в сотне ярдов от «Ла Фениче». Располагающий к себе седобородый Аричи сел за компьютер и, ловко манипулируя клавиатурой и мышью, показал мне на мониторе снимки горящего театра с разных ракурсов и с разным увеличением. Судя по фотографиям, пожар стремительно распространялся слева направо.

– Утверждают, что эти фотографии доказывают факт поджога, – сказал Аричи, – потому что брандмауэр, делящий этот этаж на две части, нисколько не замедлил распространение огня. Так, один из экспертов посчитал, что огонь был зажжен в двух местах, а возможно, и в трех, и, конечно, это стопроцентно говорило о поджоге. Но я думаю, это вздор. Что, если противопожарные двери были открыты? Что можно сказать о штабелях досок, кучах опилок и деревянных обрезков? Они могли загореться и в результате несчастного случая.

– Так что, по-вашему, произошло?

– Ну, может быть, электрики решили что-нибудь высушить и использовали для этого нагреватель или паяльную лампу. Это был бы несчастный случай. Может, они попытались потушить пожар, но не смогли, испугались и бросились бежать. Возможно, поэтому они старались убедить всех в том, что покинули театр на час раньше, чем на самом деле. Кассон, вероятно, обвинил их в поджоге, надеясь, что они расскажут о несчастном случае, если он имел место, и получат более мягкий приговор – за халатность, за бегство от пожара и за то, что не сообщили о нем. Но кто может это знать? Я всего лишь фотограф.

Людовико де Луиджи был всего лишь художник, но он вычислил все.

– В конце концов, все всегда упирается в деньги, – сказал он, – а этот конец пока не просматривается. Через нужные руки должно пройти намного больше денег, прежде чем все это закончится.

Я заметил, что меня впечатлила тщательность научной экспертизы, выполненной специалистами Кассона. Де Луиджи отреагировал раскатистым смехом. Отсмеявшись, он стал настойчиво предлагать познакомить меня с его другом.

– Я покажу вам настоящего эксперта, – сказал он. – Идемте со мной.

В гребном клубе на набережной Дзатерре де Луиджи представил меня человеку, стоявшему рядом с гондолой, привязанной к причалу. У этого человека, как у Авраама Линкольна, была густая черная борода, но не было усов. Звали его Джанпьетро Дзуккетта, и был он химиком, работавшим в министерстве окружающей среды. Его гондола была точной копией гондолы Казановы, построенной в 1750 году.

– Она выглядит в точности как гондолы, которые вы видите на картинах Каналетто, – сказал Дзуккетта, – а они заметно отличаются от современных гондол.

Гондола Дзуккетты была оснащена съемной каютой, felze, укрепленной в средней части палубы. Ее контур от носа до кормы был прямым и не имел изгиба на носу, вследствие чего для управления ею требовались два гондольера, а не один. Более того, форштевень был очень высок, что сильно бросалось в глаза, и Дзуккетта сказал, что, когда он впервые выплыл на ней во время прилива, то был удивлен тем, что она не вписывалась под несколько мостов – Казанова проходил под ними беспрепятственно.

– Это показывает, как сильно поднялась вода в Венеции за прошедшие двести пятьдесят лет, – сказал он.

Дзуккетта знал о воде и Венеции больше, чем большинство других людей; он написал историю венецианских наводнений. Он был также авторитетом в области истории венецианских мостов; именно он составил каталог всех 443 мостов в своей книге «Венеция: от моста к мосту». По ходу разговора я также узнал, что Дзуккетта написал еще несколько книг: две о венецианских каналах, одну о «потерянных каналах», которые были засыпаны (rii terrà), одну о Казанове, одну о гондоле Казановы, одну об истории газификации Венеции, и даже одну книгу о венецианской канализации.

– Когда вы платите гондольеру за провоз по каналам, – сказал мне Дзуккетта, – он везет вас по венецианской грязи и отбросам.

Но не это было причиной, побудившей де Луиджи познакомить меня с Дзуккеттой; это обнаружилось, когда я спросил:

– О чем будет ваша следующая книга?

– Об истории венецианских пожаров, – ответил он.

Де Луиджи сиял.

– Мой друг Дзуккетта – эксперт по пожарам. Он исследовал – сколько? – шестьсот, семьсот пожаров?

– Восемьсот, – невозмутимо произнес Дзуккетта, – включая пожар оперного театра «Петруццелли» в Бари. Я член международной ассоциации исследователей поджогов.

– Вас приглашали к участию в расследовании пожара в «Ла Фениче»?

– Да, – ответил он, – но я отказался.

– Почему?

– Потому что это политический пожар, а я не расследую политические пожары.

– Что вы имеете в виду?

– В это дело вовлечены политики. Они есть среди людей, которым предъявлено обвинение в халатности. Теперь же появились два противоположных одно другому обвинения: халатность и поджог. Естественно, подозреваемые в халатности хотят, чтобы восторжествовала версия поджога, а подозреваемые в поджоге, соответственно, хотят, чтобы победила версия халатности. Каждая сторона желает найти экспертов, которые подтвердили бы определенную точку зрения. Двое подозреваемых в халатности предложили мне чек с непроставленной суммой за то, чтобы я согласился свидетельствовать в их пользу как эксперт. Мне сказали, что я могу сам проставить сумму. Очевидно, они хотели, чтобы я сказал, что это поджог, хотя на самом деле я так не думаю. Поэтому это политический пожар, и поэтому я отказался.

– Что это были за люди?

– Я не стану называть их имена. Но обвиняемые – это не единственные люди, заинтересованные в исходе дела. Очень многие потеряли собственность. Были сильно повреждены квартиры в соседних с театром домах, у некоторых оборудование было уничтожено пожаром, и все они хотят получить компенсацию, которая покрыла бы недостаток страховки. Если вердиктом станет поджог, то эти люди не смогут ничего получить с электриков, поскольку у тех нет денег. Но если суд решит, что это халатность, то у пострадавших появляется смысл возбуждать судебные иски к Венеции, фонду «Ла Фениче» и к пятнадцати лицам, обвиненным в халатности. Двое ответчиков по делу о халатности уже переписали свое имущество на жен.

Пришел партнер-гребец синьора Дзуккетты. Они приготовились перейти в гондолу.

– Полагаю, вы следите за этими делами, – сказал я.

– Да, я слежу, – ответил Дзуккетта, перешел в гондолу и удерживал ее у причала, чтобы партнеру было легче забраться в лодку.

– У вас самого есть версия причин случившегося?

– Конечно. – Дзуккетта отвязал причальный конец и оттолкнул гондолу от пристани.

– Вы не думаете, что это сделали электрики?

Дзуккетта отрицательно покачал головой.

– Если электрики подожгли «Ла Фениче», – с улыбкой ответил он, – то нам стоит подозревать водопроводчиков в acqua alta [43].

Глава 11

Опера-буфф

Через несколько дней после ареста двух электриков, когда я на вапоретто ехал к площади Сан-Марко, к нам в кильватер пристроилось водное такси. Пятеро мужчин в деловых костюмах стояли на фордеке такси за спиной капитана, и даже с расстояния пятидесяти футов я понял, что это не обычная группа. Мощный, элегантный седовласый мужчина в темных очках явно был там лидером. У него были резкие черты, здоровый цвет лица и царственная осанка. Мне подумалось, что остальные – это его деловые партнеры, а может, даже телохранители. Потом этот человек снял пиджак, и я увидел, что наручные часы его были надеты поверх манжеты рубашки. Я сразу понял, кто это. Этот мужчина был не кем иным, как Джанни Аньелли.