Зеленое солнце (СИ) - Светлая Марина. Страница 48

— Корням, может, и нравилось, а вот цветам — не очень, — рассмеялась Милана.

— Ну это ж кемпер, а не дом. Или все-таки в коттедж идем?

— Не идем! Но всю жизнь жить в кибитке даже с тобой — я не согласна, — заявила она.

А до него дошло, что она сказала, только через пару секунд молчания, во время которых Любця и Бажан весело переглянулись, но тоже ничем не прокомментировали. А потом Назар быстро поднялся, протянул Милане руку, что-то пробубнил хозяевам, прощаясь и желая доброй ночи. И потащил ее из дома на другую сторону опушки, на которой раскинулись постройки, туда, куда был прибуксован прицеп. И по тому, что она видела, как ходят желваки на его щеках в свете фонарей, угадывалось адское нетерпение, которое передавалось и ей через их горячие сцепленные пальцы.

А потом они из достаточно яркого света, льющегося из окон егерского домика, пересекли черту ко мраку, куда он не доставал, и оказались в темноте, зная, что теперь их не видно. Уже там Назар притянул ее к себе, сжав почти до боли, и поймал ее дыхание своим ртом, прижавшись к ее губам.

Милана и сама прижималась к нему так сильно, что не отлепить. Грудью, животом. Она обхватила руками его плечи, чувствуя, как земля уходит из-под ног, будто ее снова напоили вином. Жарко ответила на его поцелуй, и из ее горла вырвался негромкий стон нетерпения. Этот стон взорвал в его голове что-то, что до сих пор заставляло держаться, оно разлетелось тысячей мелких искр. Недолго думая, Назар подхватил ее крепкими руками под ягодицы, заставив ногами обхватить его пояс, прямо так, на весу, и вжался в нее стояком. Мыслей больше не осталось, кроме одной — дойти до кемпера. А губы уже оторвались от губ и торопливо, влажно исследовали шею и ключицы, выступавшие над вырезом футболки.

Со вчерашнего вечера эти ключицы покоя ему не давали. Спать не давали, дышать не давали.

И теперь к ее коротким, чуть слышным всхлипам присоединился его стон, когда он наконец легко захватил зубами тонкую косточку. Одновременно с этим одной рукой дернул ручку прицепа, и та с негромким лязгом открылась. Назар поставил ничего не соображающую Милану на ступеньку и сам поднялся за ней. Запер за ними их маленькое пристанище на ближайшие дни и включил свет.

— Хочу тебя видеть, — срывающимся голосом прохрипел он.

Она взглянула на него потемневшими от желания глазами, взяла за руки и подхватила его пальцами край своей футболки. Крупно вздрогнула, когда его ладони коснулись ее кожи, и заскользила ими вверх, отчего футболка задиралась все выше, открывая его взгляду — движение за движением — живот, ребра и грудь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍16

На подворье установилась тишина. Только что охотничье хозяйство посреди леса в лилово-розовом утреннем воздухе оглашалось кличем петуха по прозвищу Бисмарк, а сейчас снова стало тихо, будто бы пернатый мерзавец не бесновался на всю округу, заставив проснувшуюся Ванду залаять в ответ, мол, заткнись, придурок!

В итоге в курятнике покой, а Ванда ушами прядет, прислушивается — и есть к чему. В прикатившейся вчера вместе с Назаром Ивановичем и его человеческой подругой будке на колесах что-то заскрипело, стукнуло и снова ожило. Не так, как ночью, но все же… подозрительно скребется. Ванда много часов эту будку сторожила, не отходила ни на шаг, мало ли, что потом из нее вылупится, но часы шли за часами и, вроде бы, в конце концов, усталостью сморило и будку, и Ванду. А вот теперь опять, спасибо Отто, фону.

На всякий случай Ванда поднялась с места и прошла по двору поближе, насколько хватало цепи. Предупреждающе зарычала — тоже не лишнее. В ответ на ее инициативу в будке вдруг что-то лязгнуло, и дверца распахнулась, явив собачьему взору заспанного, одетого только в шорты Назара с футболкой, заброшенной на плечо, и зубной щеткой во рту. От такого поворота Ванда притихла и присела — наблюдать. Назар же, вяло чистя зубы, прошел к машине, на которой приволочил сюда свою халупу, зачем-то раскрыл дверцу у водительского сиденья и по пояс нырнул в салон. Некоторое время ковырялся там, а затем вылез и, не вынимая изо рта щетки, встряхнул свою футболку и натянул ее на себя. Довольно неуклюже, но это тоже потому как сонный. Если бы Ванда была человеком, то в этом самом месте всенепременно приподняла бы бровь и саркастически произнесла бы: а вот нечего было полночи будку свою шатать, глядишь, выспался бы!

Но Ванда была всего лишь охотничьей собакой, таксой, потому пока молча следила за всем, что происходит.

Назар вынул бутылку воды из салона, отвинтил крышку, ополоснул рот от пасты и помыл щетку. Ливанул чуток воды себе на затылок — очевидно с целью проснуться. И после этого уже пободрее побежал к воротам — открывать.

Пока его не было, в дверном проеме показалась и девушка, которая приехала с ним. Та выглядела чуток получше, уже была умывшейся, причесанной, и с улыбкой потягивалась в лучах восходящего солнца. Потом она спрыгнула на землю и засеменила к машине, оглядываясь по сторонам, а навстречу ей уже мчался Назар, справившийся с замками.

Он сгреб ее всю в медвежье объятие так, что ее и не видно стало из-за его рук и головы. И быстро поцеловал в абсолютной тишине, которую блюли они оба — в отличие от непочтительного Бисмарка никого будить, кроме уже проснувшихся, не собирались.

Это Ванда констатировала даже по тому, как он ее ставил на землю, приложив палец к губам: тихо, мол, — а она в ответ энергично закивала и нырнула в машину, и Назар двинулся проверять, как прикреплена их будка, запирать ее, что-то там искать в багажнике.

Наконец и он сел за руль, завел авто и выкатил их диковинную конструкцию за ворота.

Ванда глядела им вслед, теперь уже контролируя, не войдет ли кто посторонний во двор, раз уж Назар оставил подворье нараспашку, но и тут он повел себя образцово-показательно, появившись снова через несколько минут и попрощавшись с ней лично.

— Ванда, Ванда… хорошая девочка, умница, — шепнул он, потрепав ее за холку. — Вернусь — пойдем с тобой на охоту, да? Сходим обязательно. И Миланку с собой возьмем.

За это он получил негромкое ворчание из собачьей утробы, тихо рассмеялся и снова ушел, на сей раз заперев за собой ворота, чтобы кто попало не бродил здесь, пока в егерском доме все спят.

17

Он беззвучно повторял текст одними губами вслед за голосом, звучавшим из магнитолы. Одной рукой придерживал руль — гнать с прицепом больше семидесяти километров нереально, да и нельзя. Другой — обхватил ладонь Миланы, расслабленно поглаживая ее запястье большим пальцем. Она жмурилась на солнце и разве что не мурлыкала от удовольствия.

На заправке под Рудославом добыли кофе и бутерброды, которые она жевала с видом абсолютно счастливой в данный момент женщины. А он — сгреб все презервативы с витрины, демонстративно на ее глазах, заставив подавиться смехом. И понимал, что его тянет на мелкие хулиганства, вряд ли сознавая при этом, что ему будто снова шестнадцать лет, которые из его жизни оказались вычеркнутыми.

Ему хотелось удивлять ее, восхищать, быть крутым, как Шварценеггер, или как кто-то, кто мог бы ей понравиться. Период дерганья за косы закончился. Теперь пора распушить хвост, чего Назар в себе раньше не замечал.