Семь лепестков - Кузнецов Сергей Юрьевич. Страница 25

— Не говоря уже про опт и розницу, — сказал Рома, — но на самом деле это все вчерашний день. Сегодня надо переключаться на ртуть.

— Опять же — Меркурий, — заметила Лера.

Рома нагнулся к ней и бегло поцеловал ее в губы. Это выглядело как шутка, но внезапно догадка пронзила Женю: у них роман! Лерка, разжиревшая корова, подцепила Ромку! А ей не сказала ни слова!

Тем временем тамада снова завладел микрофоном:

— У одного мудреца была дочь. К ней пришли свататься двое: богатый и бедный. Мудрец сказал богатому: «Я не отдам за тебя свою дочь», — и выдал ее за бедняка. Когда его спросили, почему он так поступил, он ответил: «Богач глуп, и я уверен, что он обеднеет. Бедняк же умен, и я предвижу, что он достигнет счастья и благополучия». Если бы с нами был сегодня тот мудрец, он поднял бы чашу вина за то, чтобы при выборе нашего жениха ценились мозги, а не кошелек.

— Мозги, — сказал Альперович, — это как раз то, за что мы всегда ценили Белова.

— Именно поэтому ни один из нас не вышел за него замуж, — сказал Леня.

Все засмеялись.

Оркестр заиграл «Белые розы», народ повалил танцевать.

— Интересно, — сказал Альперович, — сегодня будут играть «семь-сорок»? На всех свадьбах, где я был, всегда играли. Даже если я был там единственный еврей.

Ромка встал, отодвинул стул и галантно подал Лере руку. Плавно поднявшись, она пошла следом за ним в центр зала, где толкались начинавшие пьянеть гости. Они были странной парой — высокая, необъятных размеров Лера и низенький, плотный Рома. В школе она бы на него и глядеть не стала, подумала Женя.

— Потанцуем? — спросил Леня Женю, убирая в карман пиджака очки. Она покачала головой. Почему ей всегда интересуются такие никчемные люди, как Онтипенко? Нынешние кооператоры, будущие миллионеры — Белов, Нордман, Альперович, Ромка — они все выбирают себе других девушек. Глядя на Леру, нельзя даже сказать, что более красивых или молодых.

Альперович, вероятно и не подозревавший о том, что Женя прочит его в будущие миллионеры, внезапно перегнулся через стол и сказал ей:

— Ты знаешь, я иногда думаю, что все это — морок. Все эти деньги, машины, ресторан за десять тысяч рублей. Что я проснусь в один прекрасный день — и на дворе все тот же серый совок, что был всегда.

— Ты думаешь, консерваторы победят? — спросила Женя. — Думаешь, Горбачев не выстоит?

— Какой на хуй Горбачев, — отмахнулся Андрей, — я думаю, что все кончится само. Знаешь, как молодость проходит.

— Но деньги-то — останутся, — сказала Женя.

— Деньги, — ответил Альперович, поднимая длинный указательный палец, — это только форма азарта. Материальное его выражение. Я понял, что это — то, что мне нужно, когда два года назад встретил Володьку около «Лермонтовской». У него был такой полиэтиленовый пакет, с «Мальборо». Он шел и им помахивал. Потом он открыл его и показал: там лежали пачки денег. И я понял: вот оно. Это — настоящее.

Музыка внезапно кончилась. Тамада снова закричал, перекрывая начинающийся ропот:

— Чтобы дожить до серебряной свадьбы, надо иметь золотой характер жены и железную выдержку мужа. Выпьем же за чудесный сплав, за расцвет нашей отечественной металлургии!

— Идиот, — сказал Альперович и поднялся.

— Горько! — закричал Леня.

Теперь уже целовались не только Белов с Машей. Сидевший рядом с ним Поручик тискал свою Наталью, а Лера с Романом так и не разомкнули объятий. Женя чувствовала, что сейчас заплачет. Водка явно не пошла ей впрок, и она ощущала, как слезы начинают щипать глаза изнутри. Она опустила глаза и увидела, что давно уже теребит в руке розу из свадебного букета, стоящего на столе. Пальцы ее обрывали лепестки, словно гадая «любит-не любит», хотя сама Женя не могла бы ответить, про кого она спрашивает. Разве что — про Того, от Которого зависит счастье и несчастье ее жизни.

— Что ты загадываешь на этот раз? — неожиданно раздался над ее ухом голос Леры.

— Ничего, — торопливо ответила Женя, опуская цветок.

— Что значит — «загадываешь»? — спросил Рома. Он стоял рядом, все еще придерживая Леру за то место, где десять лет назад у нее была талия.

— Ну, это у Жени такая игра, — сказала она, — в цветик-семицветик.

— Какой еще цветик? — сказал вернувшийся Альперович. — Цветные металлы?

— Цветные металлы и нефть, говорю я, — сказал Рома, хотя до этого ничего подобного он не говорил, — но тут надо все сделать тонко.

Он отпустил Леру и повернувшись к Альперовичу, начал что-то втолковывать ему тихим шепотом.

— И давно? — спросила Женя подругу, опасаясь, что злость прорвется в ее голосе.

— Уже полгода, — ответила Лера.

— Почему же ты мне не сказала?

— Да мы не так часто виделись… да и неясно, как про это говорить.

Женька взяла две рюмки и, вручив одну из них Лере, увела ее от стола.

— Ну, не знаю… как все началось, какой он в постели… что говорят обычно?

— О! — Лерка заметно оживилась, — вот про постель я тебе такое расскажу!

— Горько!!! — снова взревел зал, и девушки послушно выпили. В нескольких метрах от них Поручик танцевал с Натальей, подмигивая из-за ее спины подруге невесты. Несмотря на торжественный день, он был одет в мятые джинсы и вельветовый пиджак — зная Нордмана, можно было поверить, что они куплены едва ли не за валюту, но обычно через неделю после покупки все его вещи выглядели так, словно были подобраны на помойке. Наталья же была в вечернем платье с открытой спиной и белыми перчатками до локтя. «Какая странная все-таки пара», — подумала Женя.

— Понимаешь, у него веки короткие, — продолжала Лера.

— Где веки? — спросила Женя, не понимая.

— На глазах, где же еще! — рассмеялась Лера, — и когда он спит, глаза у него не закрываются до конца. Ты представляешь? Страшно трогательно, по-моему. Как зверюшка или там кукла. Кладешь спать — а глазки не закрываются полностью.

— Ты его любишь?

— Наверное, — Лерка пожала плечами, — я как-то не задумывалась.

— А зачем же ты уезжаешь?

Лера помолчала, оглядывая зал. Потом нашла то, что искала, подошла к столику, взяла бутылку, налила себе и Жене и молча выпила.

— Понимаешь, может быть, поэтому я и уезжаю. Ты же понимаешь, чем Рома занимается?

— Не совсем, — честно сказала Женя.

— Я тоже не совсем, но это не важно, — сказала Лера, — если я останусь, я выйду за него замуж. А потом его убьют. Или он начнет убивать. Понимаешь, я не хочу играть в эти игры.

— Но ведь это такой случай… — начала Женя.

— Я бы не хотела им воспользоваться. Последние годы я предпочитаю позицию наблюдателя, а не действующего лица.

Она внезапно замолчала: Рома шел к ним.

— Секретничаете? — спросил он.

— Ага, — улыбнулась Лера.

— А я вот сейчас все узнаю, — сказал Рома и нагнувшись к Жене спросил: — Потанцуем?

Женя кивнула. На этот раз музыканты играли «Розовые розы Светке Соколовой» — розы были в моде в этом сезоне. Под такую музыку было трудно танцевать медленно, но Рома обхватил Женю и начал двигать ее в каком-то собственном внутреннем ритме.

— Так что это за цветик-семицветик? — спросил он.

Неохотно Женя начала рассказывать — про аллергию, таблетки, высокую температуру, про то, как Лерка научила ее оторвать лепесток и загадать желание. Она всегда рассказывала только про первый лепесток — все остальные мало подходили для рассказа. Теперь их оставалось только четыре, и неожиданно она поняла, на что бы она потратила один из них.

— Ты не знаешь, почему мы так мало общались в школе? — спросил Рома.

— Ну, ты был как-то увлечен комсомольской работой, — ответила Женя.

— Володя тоже, — и он кивнул на счастливого молодожена, танцующего со своей Машей.

— Ну, и ты был слишком серьезен, — добавила Женя.

— Я и сейчас серьезен, — ответил Рома.

— Да, ты теперь такой деловой, — улыбнулась Женя, — тебе даже идет.

— Можно сказать, я нашел себя, — все так же серьезно сказала Рома.

— Про тебя можно в «Огонек» писать. «Перестройка помогла молодому кооператору найти себя».