Ярость - Михаэлидес Алекс. Страница 7

Я увидел Кейт в аэропорту Гатуик до того, как она заметила меня. Даже в столь ранний час она выглядела эффектно – правда, была слегка растрепана. Кейт засекла меня возле стойки регистрации, и ее лицо слегка вытянулось. Она нарочно отвернулась и зашагала прямиком в конец очереди. Но я помахал рукой и громко позвал Кейт по имени, чтобы остальные тоже услышали. Ей не оставалось ничего другого, кроме как повернуться и «заметить» меня. Она изобразила удивление и, растянув губы в улыбке, перешла ко мне в начало очереди. Не переставая улыбаться, произнесла:

– Привет, Эллиот! Я тебя не видела.

– Не видела? Надо же, а я тебя сразу заметил, – я улыбнулся в ответ. – Доброе утро. Рад встрече.

– Мы летим одним рейсом?

– Похоже на то. Можем сесть рядом и от души посплетничать.

– Не могу. – Кейт прижала к груди сценарий пьесы, заслонившись им, как щитом. – Мне надо учить текст. Я обещала Гордону.

– Не переживай, я погоняю тебя по тексту. Как раз в полете и поработаем… Дай-ка свой паспорт.

Мы оба понимали, что у Кейт не было выбора. Отказавшись сесть со мной, она начала бы выходные с плохой ноты. Поэтому, продолжая улыбаться, Кейт вручила мне свой паспорт, и мы зарегистрировались на рейс вместе.

Впрочем, как только самолет взлетел и поднялся над облаками, стало ясно, что Кейт не собиралась учить текст. Она запихнула стопку листов в сумку.

– Ты не против, если мы не будем репетировать? У меня ужасно болит голова.

– Похмелье?

– Вечное.

– Я знаю отличное средство, – засмеялся я. – Немного водки.

Кейт решительно замотала головой.

– В такой ранний час я ее даже видеть не могу.

– Чепуха. Водка тебя сразу разбудит. Как крепкая пощечина.

Не обращая внимания на возражения Кейт, я обратился к стюарду и попросил его принести два стакана со льдом – лед был единственным, что на этом рейсе давали бесплатно. Стюард удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Затем я извлек из сумки пригоршню бутылочек с водкой, которые тайком пронес на борт. Учитывая очень скромный выбор алкоголя для авиапассажиров в последнее время, не говоря уже о непомерной его стоимости, я считаю, что гораздо удобнее – и экономнее – летать со своим запасом.

Если, по-вашему, это совершенно за гранью приличий, смею уверить, бутылочки были крошечные. Кроме того, если уж нам с Кейт предстояло провести все длинное путешествие бок о бок, требовалась анестезия.

Я разлил водку в пластиковые стаканчики и, салютуя, произнес:

– За веселые выходные! Ура!

– Будем здоровы. – Кейт разом опрокинула водку в себя и поморщилась. – Ух…

– Сейчас полегчает. Расскажи мне про «Агамемнона». Как там дела?

– О, все очень хорошо. Просто прекрасно.

– Правда? Отлично.

– А что? – Кейт перестала улыбаться и с подозрением уставилась на меня. – Ты что-то слышал?

– Ничего. Вообще ничего.

– Эллиот, выкладывай!

Помедлив пару мгновений, я произнес:

– Это лишь слухи, не более… Якобы у вас с Гордоном терки.

– Что? Полная чушь!

– Я так и подумал.

– Бред! – Кейт открыла еще одну бутылочку с водкой и вылила себе в стакан. – Да мы с Гордоном друг друга с полуслова понимаем!

– Рад слышать. С нетерпением жду премьеру. Мы с Ланой сядем в первом ряду и будем тебя поддерживать, – с улыбкой сказал я.

Но Кейт не улыбнулась в ответ. Она взглянула на меня неприветливо, молча. Не выношу неловких пауз, и поэтому я стал рассказывать о нашем общем знакомом, у которого развод с женой превратился в фарс: супруги угрожали убить друг друга, взламывали почту и вели себя абсолютно невменяемо. Длинная запутанная история, которую я рассказывал, утрируя, для придания комического эффекта.

Все время, пока я говорил, Кейт смотрела на меня с каменным лицом. Было видно, что ни я, ни мой рассказ не кажутся ей смешными. В ее взгляде явственно читалось: «Господи, когда ж он наконец заткнется. Эллиот думает, что он обалдеть какой обаятельный и остроумный. Тоже мне, Ноэл Кауард [12]! Ха! Да он просто чертов…»

Как вы догадываетесь, Кейт не сильно меня жаловала. У нее был, скажем так, иммунитет к моему особому шарму. Кейт думала, что хорошо скрывает свою неприязнь. Но, как и у большинства актеров, уверенных в своей загадочности, у нее все явно отражалось на лице.

Я познакомился с Кейт задолго до Ланы. Барбара Уэст обожала Кейт и на сцене, и вне ее и постоянно приглашала к себе в особняк в Голландском парке на свои знаменитые суаре; вечеринки деликатно назывались «зваными обедами», однако на самом деле это были обычные дармовые обжираловки для сотен людей.

Кейт пугала меня уже тогда. Я с замиранием сердца смотрел, как она идет ко мне сквозь толпу, оставляя за собой след из сигаретного пепла и пролитого алкоголя. Она отводила меня в сторону и смешила, безжалостно передразнивая остальных гостей. Я догадывался, что Кейт видит наше сходство – два чужака. «Я не такая, как они, родной, – словно говорила она. – Не ведись на мою безупречную речь, я не леди». Кейт безошибочно чувствовала, что я такой же самозванец, как и она, – правда, с одним нюансом: я стыдился своего прошлого, а не настоящего. В отличие от Кейт, я мечтал истребить в себе малейшие следы прошлого, вжиться в нынешнюю роль и стать своим среди остальных гостей. Однако все ее намеки, подмигивания, шутки, рассказанные по-заговорщически в сторонке, ясно давали понять, что мое перевоплощение не удалось.

Не хочу критиковать Лану, так как она не давала к этому повода, да это и не критика, но вынужден признаться: с Кейт я смеялся чаще. Кейт вечно пыталась острить, во всем искала повод для шутки – неизменно тонкой и едкой. Тогда как Лана – во многом более серьезный человек, сама прямота и искренность. Эти двое – словно небо и земля, иначе не скажешь.

А может, причина лишь в культурных различиях? Все мои знакомые американцы более прямолинейны, иногда вплоть до бесцеремонности. Это вызывает уважение – такая честность говорит о чистоте души. («Поскреби янки и увидишь пуританина [13], – говаривала Барбара Уэст. – Не забывай, все они приплыли на чертовом “Мэйфлауэре”».) То ли дело мы, британцы: патологически вежливы, почти раболепны, станем охотно поддакивать вам в лицо, но с удовольствием наговорим гадостей за спиной.

У нас с Кейт было гораздо больше общего. И если б не Лана, мы могли бы подружиться. Единственное, в чем я решусь упрекнуть Лану, несмотря на всю доброту ко мне: она невольно встала между мной и Кейт. Как только мы с Ланой начали сближаться, Кейт стала воспринимать меня как угрозу. Я заметил, как холодно она стала ко мне относиться, как боролась за внимание Ланы.

Впрочем, я все равно восхищался Кейт – яркая, очень талантливая, сложная и переменчивая натура. Рядом с ней я ощущал беспокойство, или, точнее, настороженность. Наверное, такие чувства вызывает непредсказуемый злобный кот, который может в любой момент полоснуть когтями. Невозможно искренне дружить с тем, кого побаиваешься. Получится ли быть собой? Когда страшно, начинаешь вести себя неестественно.

Да, я боялся Кейт. И как выяснилось, не зря… Ах, я слишком рано раскрыл интригу? Возможно. Но что сказано, то сказано. Ничего менять я не собираюсь.

Мы приземлились в аэропорту Миконоса – на знаменитой единственной взлетно-посадочной полосе, которая добавляет этому месту экзотичности. Затем отправились на такси в старый порт, чтобы сесть на катер до острова. В порт мы приехали под вечер. Виды там совершенно открыточные: сине-белые рыбацкие лодки, огромные клубки спутанных сетей; скрип дерева и плеск воды, морской бриз с легкой ноткой бензина. В кафе на набережной полно народу. Громкие голоса, взрывы смеха, воздух пропитан ароматами густого греческого кофе и жареных кальмаров.

Порт – место, где жизнь бьет ключом. В глубине души я мечтал остаться там навсегда. Однако мой путь – или лучше сказать фатум? – вел меня дальше. Я следом за Кейт забрался в катер. И мы отправились к острову. Небо сделалось фиолетовым. Быстро темнело.