Жестокое желание (ЛП) - Джеймс М. Р.. Страница 59

Проверяю телефон и вижу, что автобус должен подойти с минуты на минуту. Я начинаю идти к остановке, но мгновение спустя темная фигура преграждает мне путь, встав на моем пути.

Я поднимаю глаза и едва сдерживаю крик, когда вижу стоящего Егора.

— Я решил подождать тебя снаружи, Девочка, — пробормотал он. — Я знаю, что ты лжешь мне о брате Кампано. Но мне хотелось насладиться тобой внутри, и я подумал, почему бы не сделать и то, и другое? Почему бы не насладиться хорошим поглаживанием, пока я смотрю, как ты танцуешь, а потом снова допросить тебя здесь, где нас никто не потревожит? — Он протягивает руку и хватает меня за плечо, его пальцы впиваются в мягкую плоть. — Здесь нет правил, запрещающих прикосновения. Так что будь честной, Девочка, или мы закончим с того, с чего начали. Там. — Он мотнул головой в сторону мусорного бака. — Ты бы хотела этого, Грязь? Чтобы тебя трахнули за мусоркой, где тебе самое место?

Мое лицо краснеет.

— Отстань от меня! — Я выхватываю руку, пульс бешено бьется, страх поднимается во мне, как в диком животном. — Отойди от меня! — Я поворачиваюсь и сильно бью его локтем в грудь. Она твердая, как камень, и я вскрикиваю от боли, но он просто шокирован настолько, что дает мне мгновение, чтобы вырваться.

Я бросаюсь вперед, спасая свою жизнь.

— Сука! Шлюха! — Он ругается по-русски, и я слышу его тяжелые шаги позади себя. Я ускоряюсь, сворачиваю за угол в сторону более ярко освещенной парковки, не посмотрев до конца, куда иду, и моя нога задевает парковочный блок.

Гравий царапает колено и ногу, но эта боль не идет ни в какое сравнение с изматывающей, ослепляющей болью в лодыжке. Мне кажется, я слышу, как она ломается, и я поднимаю взгляд, страх перед травмой борется со страхом перед человеком, который спешит ко мне. Сломанная лодыжка его не остановит, я это знаю. Моя жизнь может закончиться здесь, сегодня, за грязным мусорным баком стрип-клуба, или он сделает со мной что-то похуже, что-то, что заставит меня желать смерти.

Я закрываю глаза и пытаюсь уползти. Мне удается пройти несколько сантиметров, прежде чем я слышу удивленный возглас Егора и внезапный жесткий удар кулака по плоти. Снова и снова, и я открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть то, что, как мне на мгновение кажется, было моим воображением.

Лоренцо стоит там, рубашка забрызгана кровью, нависая над телом Егора на земле, его руки сжаты в кулаки. Егор скулит в гравии, его кулаки поднимаются, чтобы закрыть лицо, и я вижу кровь и на руках Лоренцо.

Как только я понимаю, что это действительно он, я разражаюсь слезами.

ЛОРЕНЦО

От звука плача Милы мне хочется бежать к ней. Но я ни за что на свете не позволю этому ублюдку снова подняться. Я наклоняюсь, хватаю его за рубашку, чтобы поднять и ударить лицом в землю, и тут слышу низкий стон боли Милы сквозь рыдания. Я резко оборачиваюсь к ней, мой кулак все еще обмотан окровавленной рубашкой Егора, и кровь стынет в жилах, когда я вижу, под каким углом вывернута ее лодыжка.

Она сломана. Я вижу это отсюда. Может, я и не разбираюсь в балетном искусстве, но одно я знаю точно: если я не доставлю ее в больницу быстро, она может больше никогда не танцевать.

Я врезаю кулаком в нос Егора, достаточно сильно, чтобы вырубить его, и наношу сильный удар ногой в живот. Я хочу убить его, я планировал убить его за то, что он посмел подойти к ней, но у меня нет времени. Я не взял с собой пистолет, а Мила важнее мести. С Егором можно будет покончить позже, но это не может ждать.

Я почти бегу к ней, быстрыми шагами преодолеваю расстояние и приседаю рядом. Ее лицо залито слезами, опухло и покрыто пятнами, как будто она уже плакала сегодня, но она все равно кажется мне невероятно красивой.

— Мила, — тихо прошептал я ее имя, протягивая руку, чтобы коснуться ее щеки. — Мне нужно тебя поднять. — Здесь, ближе, я вижу, что перелом серьезный. Ее лодыжка уже распухла вдвое больше своего обычного размера, багровеет, и я морщусь, когда тянусь к ней. — Это может быть немного больно, — мягко говорю я, пытаясь успокоить ее. — Но если мы доведем тебя до моей машины, то сможем быстро доставить тебя в больницу.

Она кивает, прикусив губу, когда я начинаю осторожно поднимать ее. Ее небольшой крик при смещении лодыжки словно режет мне грудь, и я обхватываю ее рукой, просовывая вторую руку под ее колени, чтобы поднять ее на руки. Ее лодыжка снова смещается, и она стонет от боли, но прижимается к моей груди так, что мне становится больно от незнакомого желания.

Я хочу прижать ее к себе и никогда не отпускать. Я хочу, чтобы она всегда была в безопасности. И я хочу убить любого, кто встанет на этом пути. Все эти чувства разом сталкиваются в моей груди, заставляя дыхание сбиваться.

Даже в тусклом свете парковки я вижу страх в ее глазах.

— Моя лодыжка, — тихо шепчет Мила, ее голос срывается, и я прижимаю ее к себе еще крепче.

— Мы отвезем тебя в больницу, — обещаю я ей, стараясь не слишком ее толкать, пока быстро иду к черному внедорожнику, ожидающему на парковке. — Они все исправят, и с тобой все будет в порядке. Я обещаю.

Я не могу быть уверен, что обещание будет выполнено, но это все, что я могу сказать в данный момент. Мысль о том, что она больше никогда не будет танцевать, вызывает во мне волну почти безумной ярости, если ее карьера будет разрушена из-за Егора, я буду рад, что оставил его в живых, чтобы потом обеспечить ему более медленную смерть. Его, и всех, кто связан с тем, что он сделал.

Я осторожно усадил ее на заднее сиденье внедорожника, забравшись следом и прижав ее к себе.

— Отправляйся в ближайшую больницу, — резко говорю я водителю, гладя рукой волосы Милы. Она все еще тихо плачет, всхлипывая и скуля от боли, и я стискиваю зубы. Егор заслуживает большей боли, чем я причинила ему сегодня, и я намерен сделать так, чтобы он ее почувствовал.

Как только мы приезжаем в больницу и ее усаживают в инвалидное кресло, медсестра пытается сказать мне, что я должен остаться в приемной. Я бросаю на нее пристальный взгляд и кладу руку на плечо Милы, защищая ее.

— Я пойду с ней.

Медсестра сужает глаза.

— Вы член семьи? Ее муж? Правила гласят…

— Мне плевать на правила. Спросите того, кто здесь главный, что значит имя Лоренцо Кампано. Я пойду с ней.

Медсестра слегка бледнеет и кивает.

— Хорошо, — жестко говорит она и ведет меня в палату, где Милу укладывают на кровать, вытянув перед ней ногу. — Мне просто нужно узнать ее показатели.

Я опускаюсь на стул рядом с кроватью и сжимаю челюсти, пока медсестра измеряет Миле температуру и давление. Через минуту она уходит, и я начинаю говорить, но тут меня прерывает кто-то, пришедший получить медицинскую страховку Милы. Ее лицо сразу же падает.

— У меня страховка от балета Лос-Анджелеса. — Она тяжело сглатывает. — У меня нет с собой карточки. Но я не могу позволить себе…

— Я все оплачу, — перебиваю я ее. — Доплату, любые счета. Все будет улажено. Убедитесь, что она получит лучший уход, — резко говорю я медсестре, стоящей со своим ноутбуком. — Она балерина. Ведущая балерина. Я хочу, чтобы у нее было только самое лучшее.

Медсестра кивает, бросая на меня подозрительный взгляд, но ничего не говорит. Я протягиваю руку Милы, и ее пальцы тут же обвиваются вокруг моей, цепляясь за нее, словно за жизнь.

— Я, наверное, никогда больше не буду танцевать, — шепчет она, в шоке глядя на свою распухшую лодыжку. — Все из-за того, что он…

— Шшш. — Я качаю головой и провожу большим пальцем по тыльной стороне ее руки. — Не думай так. Ты можешь рассказать мне о том, что случилось, позже. А пока просто сосредоточься на разговоре с доктором, когда он придет. Все будет хорошо.

— Ты не можешь знать этого наверняка. — Свежие слезы наворачиваются на глаза и текут по щекам. — Я не могу туда вернуться. То, что он сделал… Но если я не…