Чекистский невод - Шарапов Валерий. Страница 6

Докурив, Михаил вышел из переулка, свернул к ближайшей телефонной будке. Таксофон работал, проглотил двухкопеечную монету. Продиктованные коллегами номера телефонов закрепились в памяти.

– Матвей? Майор Кольцов на проводе. Сожалею, но придется еще поработать. Я только что вышел из больницы. Никанорова без сознания, но есть вероятность, что она придет в себя. Если это случится, нужно ее немедленно опросить. Дуй в больницу, сошлешься на меня. Сиди в палате, рядом с палатой, где хочешь. К ночи, если ничего не изменится, позвони начальству, пусть свяжутся с милицией и оттуда пришлют сотрудника.

– Я понял, товарищ майор. – Голос абонента потускнел. Можно представить, как он мысленно выражается. – Вопрос разрешите? А зачем?

– Предчувствие, – проворчал Кольцов. – Давай без вопросов, выполняй поручение. Это наш единственный свидетель. И осторожнее там, мало ли что. Я не предлагаю постоянно караулить палату, но в ночное время лучше этим озаботиться. Давай, потом отоспишься.

В городе темнело, загорались фонари. Людей на центральных улицах пока еще было много. В сквере из магнитофона пел Юрий Антонов – про «летящую походку» и «сбывающуюся и не сбывающуюся мечту». В фиолетовом небе загорались звезды. Но ненадолго – со стороны моря подкрадывались рваные облака.

У входа в гостиницу он снова ощутил дразнящий запах лавра. Некстати вспомнилось, что с обеда ничего не ел. Просто потрясающее открытие! На жаре об этом и не думаешь, другими вещами занята голова. Он помялся на крыльце, но все же вошел внутрь. Интерьеры гостиницы навевали скуку – все серое, казенное, словно ты и не в раю.

Столовая уже не работала. Жизнь теплилась в кафетерии на обратной стороне фойе, претенциозно названном баром. Внутри было неплохо. Сравнительно просторно, экономный свет, стены, в отличие от «классических» заведений общепита, обиты деревом. Над барной стойкой висел самый настоящий штурвал, а на дальней стене – не менее настоящий якорь. Бармен возник сравнительно быстро, не стал искушать судьбу – постояльцы в заведении встречались разные.

– Поесть найдется, дружище? – спросил Кольцов. – Голодный как волк.

Долговязый работник задумчиво сморщил нос. За его спиной поблескивали бутылки с цветными этикетками – видимо, для интерьера заполненные подкрашенной водичкой.

– Салат остался, – вспомнил бармен. – Баклажаны, кабачки и помидоры. Там еще курица в составе, но, к сожалению, только в названии.

Михаил улыбнулся. Вот что подкупало в тружениках советского общепита – так это честность.

– Не прокис за день?

– Не должен. В холодильнике держим. Но до полуночи лучше съесть.

А после полуночи, видимо, кабачки превращались в тыкву. Помимо салата бармен предложил черствый хлеб Инкерманского хлебозавода и в качестве жеста доброй воли – яичницу. Только надо подождать. Спешить было некуда. Михаил сидел за столиком у стены, лениво разглядывая присутствующих. Лысоватый мужчина средних лет задумчиво тянул пиво, пытался читать газету «Известия» в тусклом свете канделябра. Шепталась сравнительно молодая парочка. На столе стояли пустые чашки из-под чая. У женщины были темные волосы, она загадочно улыбалась, ее нос смешливо вздрагивал. Спутник рассказывал что-то забавное. Женщина покосилась на сидящего у стены майора, со второй попытки отвела глаза. Принесли еду. Чай был теплым, салат, к счастью, не прокисшим, а яичницу ухитрились пережарить. «Ужин на троечку, – мысленно оценил Кольцов. – Хотя и на твердую». Пока он ел, вошла еще одна особа – с дамской сумочкой, в длинном, невызывающем платье, пристроилась на краю барной стойки. Табуреты там были высокие, но и ноги у посетительницы заведения были длинные. Закончив трапезу (после которой остались противоречивые чувства), Михаил подошел к бару, оседлал стул и задумчиво уставился на разноцветную галерею.

– Могу предложить пиво, – высунулся из-за шторки бармен.

Михаил рассмеялся – настроение после ужина немного поднялось. Покосилась женщина, сидящая справа, откинула прядь пепельных волос. Она пила кофе из белой чашки – микроскопическими глоточками.

– Хорошо, есть десертное вино, – сменил тональность бармен, – местного завода «Массандра». «Кокур», «Сурож», белый портвейн, розовый мускатель, «Черный мускат Красного камня».

– Уже лучше, – кивнул Михаил. – Но давайте все же кофе.

Улыбнулась женщина, сидящая справа. Внешне приличная, оценивающих взглядов не бросала – и вообще не смотрела в его сторону. У соседки по бару было правильное, немного заостренное лицо, волнистые пепельные волосы, красиво рассыпанные по плечам. Особа была занята, задумчиво перелистывала блокнот с записями.

Кофе в заведении подавали терпимый. Но порция была символической, на два глотка – и стоила, как целая кофейная банка, продаваемая из-под полы. Майор выпил, рассчитался с барменом и покинул заведение. Вышел на улицу, прежде чем отправиться в номер, закурил. Запахи усилились – странно, но южная природа имеет обыкновение благоухать именно по ночам. Стая мотыльков кружилась под фонарем. За дорожкой, мощенной мозаичной плиткой, темнел сквер, оттуда доносились голоса и взрывы смеха. В закрытых городах жизнь ничем не отличалась от жизни «на свободе». С сигаретами он дал промашку, поскольку привез из Москвы всего пару пачек болгарской «Стюардессы», которая уже кончилась. В здешних магазинах продавались лишь дешевые сигареты без фильтра, а также кубинские «Партагас» и «Лигерос», поставляемые в страну без ограничений. Братья по лагерю, очевидно, решили проверить на прочность своих советских друзей. В сигаретах использовался сигарный табак, причем не самый качественный. Зато невероятно крепкий, натуральный горлодер. Употреблять такую продукцию могли лишь заядлые и стойкие курильщики. В армии одной сигаретой могло накуриться отделение. Горло перехватывало, мучил кашель, и кубинские братья вспоминались самыми обидными словами. Это был идеальный повод бросить курить – решительно и навсегда.

Докурив, Михаил вошел в фойе и поднялся на второй этаж. Женщина из бара с пепельными волосами возилась с ключом у двери, никак не могла открыть. В первое мгновение показалось, что она взламывает его номер. Но нет, это была соседняя дверь. Михаил открыл ключом дверь своего номера – туговато, но замок работал. Помявшись, покосился через плечо. У соседки ключ застрял в замке, а сама она тяжело дышала.

– Разрешите? – Он извлек ключ из замка, снова вставил, повернул – теперь в правильную сторону, и дверь неохотно открылась.

– Держите. – Он с усилием извлек ключ из замка и передал хозяйке номера.

Женщина смутилась. У нее было приятное лицо, и фигура под платьем не вызывала нареканий. – В другую сторону надо вращать.

– Но это нелогично, – заявила соседка, смущенно отводя глаза.

– Зато правильно, – возразил Михаил. – Логика в нашей жизни используется нечасто. Вы же как-то выходили из номера?

– Просто захлопнула, – объяснила соседка. – Приехала два часа назад, номер забронировала заранее. Когда вселялась, дверь открывал работник гостиницы… Вы правы, – вздохнула она, – логику нужно искать где угодно, только не на юге. Спасибо вам большое.

– Да не за что. – Кольцов любезно улыбнулся. – Обращайтесь. Вы только сегодня прибыли в Крым?

– Три дня назад, – объяснила привлекательная особа. – Два дня провела в Севастополе – по рабочим делам, теперь две недели проведу в Балаклаве… к сожалению, тоже по рабочим делам.

– Удачи вам, – учтиво сказал Михаил. – Спокойной ночи. – Он улыбнулся и отправился к себе в номер.

Знакомств с женщинами он не искал, тем более на работе. Моральных ограничений больше не было, но все равно заводить интрижку не рвался. Отношения с супругой Настей еще полгода назад зашли в тупик, склеить разбившуюся семейную вазу никак не могли. Он понимал, что виноваты бесконечные командировки, и жену не осуждал. Если был в Москве, все равно приходил поздно, вставал рано, ребенка почти не видел, жену тоже. Если уезжал, то надолго, бывало, что и на месяц. После каждого приезда Варюша становилась взрослее, а у Насти появлялись новые морщинки. В какой-то момент она не выдержала, она обзавелась новыми знакомыми. Новые друзья устроили в изобразительную студию-мастерскую, где она и стала пропадать. В детстве Настя прекрасно рисовала, но семейный быт заставил забыть об этом даре. Варюшу все чаще приводила домой теща, вела себя смирно, старательно опускала глаза. Кому же хочется ссориться с офицером КГБ, тем более когда желаешь своей дочери счастья? Использовать служебное положение для слежки за женой претило самолюбию. И вряд ли это могло вернуть ее былое расположение. Насчет любовника уверенности не возникало, возможно, никого и не было. Вернувшись в мае с Дальнего Востока, он обнаружил пустую квартиру и записку. Настя переехала к маме, подала на развод, просила отпустить ее. С семьей не вышло, никто в этом не виноват. Вопрос с квартирой решить стоило, но можно и подождать, ее устраивало жить с мамой. Иногда он виделся с Варюшей, забирал ее из детского садика. Коллеги замечали, что Кольцов становится мрачным, всего себя отдает работе. Приходил поздно вечером в пустую квартиру, рано утром уезжал. Любые командировки теперь приветствовал – лишь бы вырваться из Москвы…