Золотая дуга - Болдырев Виктор Николаевич. Страница 33

Однажды нас пригласили в газету «Магаданский комсомолец», в редакционный клуб интересных встреч. Там встретила нас белокурая, синеглазая женщина в голубом пушистом свитере и целая команда хлопцев в таких же свитерах.

Представив ребят, она протянула нам руку:

— Ира Осмоловская — замша… У нас тут все в отпуск разъехались, и я замещаю все должности, — весело заключила она. — Садитесь, будьте как дома.

Мы сразу окунулись в атмосферу дружбы, живого интереса, простоты и привета. Тесной компанией расположились вокруг небольшого столика. Ира разливала кофе, а мы рассказывали о встречах в Якутии, о плавании вниз по Яне, о золотых шахтах Кулара, о непойманном чуде Куларских озер.

Ребята слушали, засыпали вопросами. И тут кто-то предложил:

— Давайте назовем наш клуб интересных встреч — «Золотая дуга», Якутия ведь наш сосед. Магаданская область соревнуется с ней. У нас так много общего в развитии горной промышленности, оленеводства, сельского хозяйства. Золотая дуга соединяет нас в единую золотоносную провинцию. Мы должны больше знать друг о друге.

Предложение приняли единодушно.

На следующий день полоса «Магаданского комсомольца» была занята репортажем «Золотая дуга» с фотографией членов — учредителей клуба за круглым столиком редакции.

«Итак, клуб „Золотая дуга“ открыт. До новых интересных встреч, друзья» — заканчивался репортаж…

На восточном конце Золотой дуги

Сквозь тайгу

Всю долгую полярную зиму бродили мы по Чукотке. Побывали в сказочно красивой бухте Провидения. Гостили у эскимосов Берингова пролива и, у береговых чукчей Уэлена. Ступали на суровые скалы мыса Дежнева, любовались с птичьего полета молчаливыми сопками Аляски. На собачьих и оленьих упряжках, закованные в меха, добирались к пастухам далеких оленьих стад. С легендарным медицинским отрядом доктора Вольфсона облетели чукотский Юкон — замерзший Анадырь. Встретились и подружились с «вечными скитальцами», ищущими и пишущими — Октябрем Леоновым, Альбертом Мифтахутдиновым, Олегом Куваевым, Юрием Васильевым и многими хорошими людьми Чукотки.

Ксана делала наброски, лепила портреты. Серия «Люди Золотого края» обрела плоть. Груз наш непомерно увеличился. Приходится возить с собой не только глину и гипс, но и отлитые головы наших новых друзей. Ксана приобрела славу охотницы за головами, а я убедился, что мужу скульптора необходимо обладать недюжинной силой.

Только весной, когда солнце растопило снега, вернулись мы в столицу Золотого края — подготовить последний, завершающий скачок на восточный конец Золотой дуги — в Билибино и на Омолон. В страну, где много лет назад я уже побывал…

Самолет парит над гранеными вершинами колымских хребтов. Магадан утонул в густой пелене приморского тумана. Туман окутывает предгорья, подбирается к подножию высокогорной ступени, и здесь его граница, живая и колеблющаяся, отмечает рубеж двух климатических провинции — узкой приморской увлажненной и обширной горноколымской с сухим, континентальным климатом.

Пересекаем горный барьер в самом интересном месте — под нами знаменитая колымская трасса, открывшая доступ к золотой Колыме. Прямая как струна просека режет долины и сопки, а на перевалах вьется крутым серпантином. Нам она кажется узенькой ленточкой, но сколько усилий и жертв понадобилось, чтобы проложить эту артерию жизни сквозь девственную горную страну.

Граненые пики высокогорья уступают место сглаженным сопкам — легендарным колымским «покатям», к которым некогда так стремились охотские старатели. И не зря. В стране сглаженных сопок, разрушенных ветрами, водой и четвертичными ледниками, билибинцы открыли долины, наполненные золотыми россыпями. Здесь, как грибы, выросли золотые прииски, прогремевшие на весь мир.

Блестят плесы Колымы, поднятые половодьем. Река, стиснутая сопками, делает крутые излучины. В этом месте в 1929 году встретились Сергей Владимирович Обручев, спускавшийся вниз по Колыме, и Юрий Александрович Билибин, только что обнаруживший первые золотые клады. В палатке на берегу реки Обручев увидел рослого человека с бородой, словно выкованной из меди. Он сидел на кошме среди карт, поджав по-турецки ноги в широких черных шлепанцах. Билибин только что пришел к выводу, что ступил на порог богатейшего золотоносного пояса.

Продолжая свой путь по реке, Обручев встретил тяжело нагруженную лодку с товарищами Билибина и сохранил для нас в своих записках облик первых колымских аргонавтов: люди в лодке имели довольно странный вид — одеты в широкополые шляпы, высокие резиновые сапоги с раструбами, в ковбойские рубашки. У некоторых на шее были клетчатые платки, а на головах цветные повязки. Эти парни оставили славную память о себе — баснословно богатые россыпи и будто выхваченные из легенды романтические названия на карте Колымского края.

Внизу проплыли домики многолюдного Средникана. Отсюда началась вся золотая Колыма. Когда-то здесь стояли одинокие хибары старателей и геологов из отряда Билибина…

Купаемся в трепещущем море света. Сеймчанская низменность! Зеленеют луга, блестят озера, старицы, излучины. Темнеют прямоугольники распаханной земли. В солнечной долине под защитой сопок расположились крупные овощные и молочные совхозы, основанные еще Дальстроем. Вдали курится голубыми дымками поселок Сеймчан, увитый зеленью.

Земля встретила пламенем весеннего солнца и до боли знакомым горьковатым запахом распускающихся тополей, цветущих повсюду — на улицах поселка, на островах разлившейся Колымы, у бревенчатого аэровокзала. Эти рубленые хоромы, в стиле русских теремов, построили во время войны. Их помнят многие военные летчики. Через Сеймчан с Аляски вереницей летели на фронт зубастые «Кобры» и «Летающие крепости», купленные в Америке на колымское золото.

Летим дальше, на север. Хребет Черского в облаках, непроницаемая пелена закрывает землю.

Неужели не увидим Омолон?

Но у Зырянки облака внезапно расступились, открыли голубовато-сиреневую равнину с бесчисленными озерами. Длинным языком сюда заходит Колымская низменность, протянувшаяся от самого Ледовитого океана. Северные ее горизонты тонут в белесом тумане. Еще не стаял лед на озёрах, и голая равнина вся усеяна, ледяными лепешками.

Синий хребет!

По правому борту, за Колымой, поднимается купол Юкагирского плоскогорья. А дальше на востоке сине-голубое крутогорье, почти исчезающее в фиолетовой дымке. Страна моей юности и моих грез. Таинственный водораздел между Коркодоном и Омолбном, где лежало королевство «Синих Орлов», не тронутое временем. Мы явились туда точно пришельцы с другой планеты…

Вершины синегорья почти сливаются с горячей голубизной неба. Над ними в недосягаемой дали млеют кучевые облака с синеватыми тенями. Свернуть бы с курса к знакомым вершинам. Что сталось с последним островом прошлого? Как сложились судьбы кочевников Синего хребта? Где бродят мои омолонские друзья? С маршрута не свернешь. Надо ждать. На Омолон и к Синему хребту мы попадем вкруговую, «через Америку» — залетим сначала в низовья Колымы, потом в Билибино на золотой Анюй. Но кусочек Омолона мы все-таки увидим там, где он вливается в Колыму. Оттуда мы начали свой поход длиной в несколько лет.

— Вот он… совсем близко. Прижался к подножию невысокого хребта. Здесь в низовьях Омолон течет прямо, без изгибов, и, так же как в верхнем течении, весь в чозениевых островах…

Много лет назад я пролетал Омолон в этом же месте на тяжелом бомбардировщике ТБ-3, снятом с вооружения. Летел в низовья Колымы по специальному Заданию. В самые суровые годы Отечественной войны было решено укрепить оленеводческие Совхозы золотопромышленных районов Севера. На мою долю пришелся крупнейший в Якутии Нижнеколымский совхоз. Он находился в тяжелом состоянии: около половины оленей было растеряно или погибло от эпидемии «копытки», не хватало пастбищ.

Пролетая низовья Омолона, я увидел с борта самолета длинный безлесный хребет. Он поднимался среди моря заснеженной тайги, и усеченные вершины голубоватых сопок сливались на горизонте с фиолетовым зимним небом. На карте хребет не значился — белое поле неисследованных земель простиралось на весь планшет. Последний выступ хребта приближался к южной границе совхоза. Тогда впервые мелькнула мысль: не лежит ли на Омолоне ключ от всех наших бед?