Пожиратель (СИ) - Опсокополос Алексис. Страница 22

— Ты вроде бы говорил, он у тебя заместитель начальника по просветительской работе? — припомнила она, поддерживая разговор, и закинула сладость в рот.

— Да, работает на заводе у нас в Екатеринбурге, — подтвердил я. — Он у меня идейный, своему делу крайне предан. Можно сказать, по зову души себе призвание нашёл. И очень переживал, когда объявили о смерти императора.

Васильева с сочувствием взглянула на меня.

— Но всё хорошо разрешилось? — спросила она. — Судя по тому, что ты здесь, твой отец либо неплохо зарабатывает, либо устроил тебя по ведомственной части.

— Ну да, целевое он оформил, — кивнул я, предварительно сделав ещё один глоток чая. — Так-то я и лицей у нас закончил с отличием и сюда прошел.

— Я тоже была крайне удивлена, когда узнала про государя, — произнесла преподавательница. — Конечно, никаких глупостей делать не стала. Да учитывая моё положение, это было просто-напросто глупо. Просто… Мир не будет теперь прежним. Но когда на Руси было иначе? Прорвёмся.

Я усмехнулся. Как никто другой, я понимал, что мир не будет прежним — один раз уже пережил нечто подобное.

— Значит, вы крепче, чем мой отец, — вздохнул я. — Мне даже водки выпить пришлось, чтобы его шокировать и заставить бросить выпивку. Клин клином, так сказать, вышиб.

Васильева в этот момент смотрела на картины, висящие на стене.

— Я бы тоже не отказалась сейчас выпить, — вдруг произнесла она негромко. — Не водки, разумеется, а хорошего красного вина. И совсем немного. Но одной как-то пить не хочется.

— Могу составить вам компанию, — предложил я. — Буквально один бокал, чтобы вам не пришлось пить в одиночестве. Если вы, конечно, закроете глаза на тот факт, что курсант выпивает в академии.

Преподавательница взглянула на меня — сначала серьёзно, а потом не удержалась и одарила невероятно красивой улыбкой.

— Закрою, — подтвердила она со смехом в глазах. — Думаю, это не самый страшный проступок.

— Тогда осталось дело за малым, — произнёс я, ставя полупустую чашку на стол. — Где-то найти вино.

— У меня есть, — заявила преподавательница, поднимаясь из-за стола.

При этом двигалась она так, что становилось ясно — нахлынувшее возбуждение ещё не до конца прошло. Я оценил и прогнувшуюся спину, и походку от бедра. Для полноты картины Васильевой не хватало только кокетливо обернуться и подмигнуть мне.

Вернулась за стол она уже с непочатой бутылкой красного вина. Я принял вино из рук красавицы, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись. Я уловил игривый женский взгляд, направленный мне в лицо, и едва заметную искорку в нём, но мы тут же разорвали тактильный контакт.

— Я открою, — произнёс я, чувствуя, как на нас обоих снова накатывает возбуждение.

— Хорошо, — улыбнулась, чтобы скрыть нахлынувшее смущение, преподавательница и протянула мне ещё и штопор. — Давно за мной парни не ухаживали.

Она заняла место за столом, а я открыл бутылку и за неимением бокалов налил немного в чистую чашку. Чай был отодвинут в сторону вместе со сладостями. Себя тоже не забыл, но в отличие от чашки преподавательницы, в свою, курсантскую, я плеснул лишь символически, чтобы прикрыть дно. Заодно показал, что собираюсь не выпивать, а действительно лишь составить компанию.

Протянув вино смущённой и от этого лишь ещё более прекрасной женщине, я не стал садиться на своё место. Приподняв чашку, произнёс тост, благо выдумывать его не требовалось — можно было пользоваться опытом прошлой жизни. И судя по тому, как я уверенно держался и действовал, можно сказать, на автомате, очень богатым опытом.

— За вас, Анна Леонидовна! — произнёс я с улыбкой. — И вашу потрясающую, неземную красоту!

— Спасибо, — поблагодарила она, прежде чем пригубить вино. — Неожиданно.

Чего она не ожидала, я так и не понял — видимо, такой прыти от меня. Но тут уж извините — я и так уже полчаса сдерживался.

Я обозначил глоток, смочив губы в красном полусухом и, поставив чашку на стол, опустился на свой стул. В этот самый момент о себе решили напомнить рёбра. Я как-то и позабыл о них, расслабился, а сейчас не удержался и чуть скривился — очень уж неожиданно и сильно прострелила боль.

— Что там у тебя? — спросила преподавательница, поставив своё вино на стол.

— Да так, ушибся на разминке, — отмахнулся я. — Ерунда.

Разумеется, мне никто не поверил.

— Давай показывай! — потребовала потомственная лекарка, поднимаясь из-за стола. — С твоей рукой я уже справилась, на то, чтобы залечить ушиб, меня ещё точно хватит. Я, знаешь ли, маг не слабый.

Что же, её слова звучали разумно. Да и потом, уж лучше так, чем самому как-то пытаться снять ушиб или ходить с ним, пока не заживёт. Это хорошо, сегодня спаррингов не было, а где гарантия, что их не будет завтра? И что я тогда скажу Верещагину? Что ночью с койки упал и ушибся?

И кроме того, отказ мог быть воспринят с обидой, а портить установившиеся отношения очень не хотелось.

Поднявшись на ноги, я разделся до пояса, и Васильева тут же покачала головой.

— Да уж, тут всё серьёзно, — вынесла она вердикт. — Такое точно нельзя оставлять просто так.

Зрелище действительно было эффектным: синяк вышел огромным, весь бок и спину покрывал кровоподтёк в половину туловища размером.

— Повернись спиной! — велела Васильева, и я послушался. — Что ж, пожалуй, начнём отсюда.

Вновь ее пальцы коснулись моей кожи. Я ощутил, как преподавательница вздрогнула, но контакт не разорвала. От кончиков её пальцев пошло тепло, но не как в прошлый раз, а сразу мощным потоком.

И теперь она гладила обширную травму, так что я в полной мере прочувствовал, как на меня влияет увеличение близости. Удержаться было невероятно трудно, но я держался. А тепло продолжало расходиться со спины по бокам, и дальше, дальше.

Вымывая мысли и рассудок, оставляя только одно желание.

Краем глаза я видел, как уменьшается кровоподтёк. Пару раз накрашенные ногти Васильевой мелькнули на моей груди, и в эти моменты приходилось задерживать дыхание от жгущего внутренности жара.

Обжигающее дыхание разгорячённой женщины я почувствовал на своей шее. А следом преподавательница коснулась моей спины грудью, совершая особо широкое движение. Её пальцы прошлись по животу, едва не задевая пряжку ремня.

Я мог с уверенностью сказать, что лечение уже закончилось, однако Васильева всё продолжала гладить меня то со спины, то с боков. Её дыхание участилось, стало тяжелее, и вместе с тем я чувствовал, как усиливается аромат её кожи.

И желания.

Не в силах больше терпеть, я резко обернулся, оставаясь при этом в горячих объятиях. Наши взгляды столкнулись.

Я увидел её распалённое страстью лицо, заметил приоткрытый рот и горящие глаза. Ногтями проводя по моей спине, преподавательница не отводила от меня взгляда. Она была просто не способна оторваться.

Я подхватил её под бёдра и, удерживая на весу, поцеловал со всем жаром, что скопился в моём теле. Женщина в моих руках поплыла, как воск. С её губ сорвался сладостный стон, её руки обхватили меня за шею, зарылись в волосы.

В мгновение ока я донёс её до дивана и медленно опустил на сидение. Отстранившись на секунду, я не прекращал смотреть на эту прекрасную женщину. А она смотрела на меня, не отводя взгляда. Её рука потянулась ко мне.

Покрывая поцелуями ее лицо, шею и грудь, я чувствовал каждым прикосновением, как бешено колотится сердце распалённой красавицы. Каждый раз, когда я прижимался к ней, ощущал, как возбуждение, и так достигшее своего апогея, рвётся наружу, смывая последние преграды.

Мои руки ласкали её прекрасное подтянутое тело, а она закусывала губы, чтобы не стонать в голос, но я всё равно слышал, насколько ей приятно.

— Боже, Игорь, — выдохнула она, когда я задрал её юбку.

Потом, сильно позже, оторвавшись от уставшей, но довольной женщины, я позволил себе внутренне улыбнуться.

Не только руки помнят.

Глава 10

Как же приятно просыпаться, когда у тебя ничего не болит!