Пожиратель (СИ) - Опсокополос Алексис. Страница 23
Я будто заново состарился и опять помолодел. Настолько мощным оказался контраст между вчерашним пробуждением и сегодняшним. Сев на койке, я принялся одеваться.
В этот момент в казарму вошёл сержант, и по своему обыкновению, использовав заклинание голоса, рявкнул:
— Курсанты, подъём!
Народ зашевелился на койках, а я спокойно одевался. Орешкин на соседней кровати с трудом разлепил глаза и несколько секунд глядел на меня с сомнением.
— Да кто ты такой, вообще? — простонал он, тяжело садясь на своей койке и откидывая одеяло. — Как ты можешь улыбаться в такую рань?
Выражения лица я не сменил. Однако решил всё же дать ответ, который Гришку бы устроил.
— У меня есть младшая сестра, которая два года пыталась устроить мне раннюю побудку, — с ухмылкой произнёс я. — Так что пришлось приспосабливаться. А вот ты, сразу видно, рано вставать не привык.
— Да я дома хорошо, если к одиннадцати глаза открывал, — признался Орешкин.
Значит, в плане учёбы у него было либо всё куплено, что, учитывая богатство отца, совсем не удивляет. Либо Гриша был умником, который настолько хорош в учёбе, что мог себе позволить прогуливать занятия.
— Если не возьмёшь себя в руки, дальше будет только хуже, — покачал я головой, заканчивая надевать форму.
Зачарование на ней держалось до сих пор. Ни грязь не пристала, ни повреждений я на ней не видел. А ведь сколько всего уже пережила эта одежда! Мне даже рёбра в ней ломали, а форме хоть бы хны.
Сегодня разминку я воспринял, как лёгкую прогулку. По крайней мере, сумел прийти первым на полосе препятствий, обойдя даже аристократов, которые до этого держали первенство. Впрочем, судя по их виду, такие нагрузки даже для тех, кого готовили к военной службе, всё же были тяжеловаты.
Легко показывать превосходство на коротком отрезке. Но если ты бежишь не спринт, а марафон, то придётся куда как сложнее. И в нашем случае именно марафоном мы и занимались. Требовалась иметь изначально недюжинную выносливость, чтобы соответствовать требования военной академии и не чувствовать себя выжатым лимоном.
Была в тренировке на износ и хорошая сторона. Больше в мою сторону косо никто не смотрел — некогда оказалось, потому как сержант стал лютовать сильнее, чем прежде. И отстающих не стеснялся подгонять не только словом, но и разрядами молний, прилетающими в задницу курсанта.
Возможно, не самый педагогичный метод, но зато действенный и очень обидный. Кажется, мы даже на минуту раньше закончили разминку, чем обычно.
— Курсанты, в столовую на завтрак! — объявил сержант, когда последний из нас пересёк финишную черту. — За мной!
И сам побежал бодрой рысцой вперёд. Пришлось следовать за ним на той же скорости. Видимо, сверху пришла разнарядка окончательно вымотать слушателей подготовительных курсов, чтобы у них уж точно не было ни сил, ни желания участвовать в драках на территории академии. Во всяком случае, иного объяснения этой усиленной муштре я не видел.
На завтрак подавали овсянку с россыпью ягод, мёдом и орехами. Но несмотря на то, что блюдо даже выглядело неказисто, отказываться никто и не думал. Подступившие к пределу своей выносливости парни сметали еду со своих тарелок с такой скоростью, будто их грозились расстрелять за промедление. Чай с куском хлеба и масла, однако, сегодня заменили чашкой кофе.
Приятно, что это был настоящий кофе — крепкий, ароматный, бодрящий, а не бурда из пакетиков, которая даже не растворяется до конца. Пожалуй, столовая — это единственное место, где я на самом деле был признателен аристократам за то, что они учатся со мной в академии. Ради одних только простолюдинов никто бы раскошеливаться не стал на такое обильное и качественное питание.
После завтрака сержант привёл нас в кабинет Анны Леонидовны. Васильева уже сидела на своём месте, закинув ногу на ногу. Покачивая туфелькой в воздухе, преподавательница даже не посмотрела на своих подопечных. А стоило нам разместиться, тут же приступила к очередной лекции.
И сегодня учёба давалась мне труднее — в первые дни Васильева не углублялась в теорию совсем уж сильно, а вот теперь, похоже, началось всё по-взрослому. Мои мозги пытались уместить в себе очередной пакет информации, который я не мог даже толком осмыслить. Аристократы умудрялись задавать уточняющие вопросы, а вот мне казалось, будто разговор идёт на каком-то другом языке.
Я слышал вроде бы знакомые слова, но они никак не укладывались в голове, будто не имели смысла. Какое-то натяжение, наложение… И ни одной цифры, всё на ощущениях, на философии, как в каком-то грёбаном кунг-фу.
Источник выдаёт нейтральную энергию, и пользуясь своей волей, чародей способен придать ей стихийный окрас и форму. Опытным путём были установлены несколько тысяч комбинаций, которые работают и не распадаются. А всё остальное — это нестабильная мощь, которая может разорвать самого одарённого, если он позарится на слишком сложные для себя чары.
И это я не из лекции понял, это мне Фёдор растолковал позже. А на занятии я сидел и с умным видом кивал. К сожалению, теория магии давалась мне невероятно тяжело. Возможно, сказывалось то, что в отличие от большинства курсантов, первую жизнь я прожил в насквозь технологическом мире, а во второй хоть и оказался магом, но родился в семье неодарённых. И, следовательно, был лишён соответствующего воспитания с малых лет.
Лицей, конечно, дал базу, но сейчас все больше становилось ясно, что этого не хватает. Мне было физически тяжело освоиться с мыслью о том, что я теперь полноценный волшебник, а не просто мальчишка с даром мага. И хуже всего было то, что я пока не мог перестроить своё мышление. Мне требовалась практика, чтобы преподаватель не умничал, а пальцем показал. Вот как с Воздушным кулаком и укреплением тела. Но Васильева преподавала магию теоретическую.
— Так, наше занятие подошло к концу, — объявила Анна Леонидовна, завершая лекцию. — А сейчас небольшое объявление. Мне понадобится один доброволец для постоянной помощи в красном уголке. Несколько раз в неделю после занятий ему нужно будет приходить ко мне в кабинет, чтобы помогать мне заниматься просветительской работой.
Звучало логично. В любом обществе должен быть свой политрук. И если такие имелись на старших курсах, то и на нашем следовало его обозначить. Всё-таки военная академия выпускает разных специалистов, хотя они и все боевые маги.
— Естественно, просветительская работа зачтётся на экзамене, — добавила преподавательница. — И на последующих курсах тоже будет иметь определённый вес в вашем личном деле. Внутренние службы армии всегда нуждаются в специалистах, которые твёрдо знают своё дело.
Красавица скрестила руки под грудью и с грозным видом оглядела кабинет. Желающих на этот раз не имелось — оно и понятно, кому захочется впрягаться в дело, которым нужно будет заниматься чуть ли не каждый день. Это уже не диван передвинуть и пофлиртовать с красоткой, которая не так уж намного нас и старше. Тут действительно пахать придётся.
— Я могу, Анна Леонидовна, — сказал я, поднимая руку и привлекая к себе внимание.
— Отлично, Воронов, — кивнула преподавательница. — Тогда приходи сегодня, будем составлять стенгазету. Всё необходимое, и в том числе образцы прошлых лет, я тебе предоставлю.
Я кивнул, а в кабинет вошёл сержант.
— Теперь все свободны. Забирайте их, сержант, — произнесла Васильева, обернувшись к вошедшему.
— Благодарю, Анна Леонидовна, — кивнул тот, и тут же перешёл на командный голос: — Курсанты, за мной!
Пока мы бежали за своим командиром, меня успел нагнать Орешкин. Гриша вклинился между куда более высокими однокурсниками и слегка толкнул меня плечом.
— Слушай, Гарик, — начал он негромко, чтобы не привлечь внимание сержанта, — если что, давай я пойду к Леонидовне? Ты и так вон за меня впрягся, хотя не должен был. Мне прямо неудобно уже. Хоть чем-то тебе помочь хочу.
Не, Орешкин, ты мне, конечно, товарищ, но в таком деле я уж как-нибудь сам.