Ганнибал: борьба за власть в Средиземноморье - Бир Гейвин. Страница 58

Такой исход битвы стяжал Атарбалу славу у карфагенян, ибо успех ее они приписывали его личной проницательности и отваге. Напротив, Публий потерял всякое уважение у римлян и подвергся тяжким укорам за легкомысленное и безрассудное поведение, причинившее Риму столь большие потери. Вот почему даже спустя некоторое время он был предан суду, наказан большим штрафом. Однако и после этих неудач римляне до того были преисполнены жаждою всемирного владычества, что изыскивали все средства, какие были в их власти, дабы продолжать борьбу. Поэтому как только наступили выборы, они выбрали новых консулов и одного из них, Луция Юния, немедленно отправили в поход с тем, чтобы он доставил осаждающим Лилибей войскам хлеб вместе с другими жизненными припасами; сверх этого снарядили шестьдесят кораблей для прикрытия продовольственных судов. По прибытии в Мессану Юний присоединил к своим те корабли, которые вышли ему навстречу из римской стоянки, и поспешно переправился к Сиракузам, имея при себе сто двадцать судов и около восьмидесяти грузовых кораблей с продовольствием. Здесь он отпустил квесторов с половиною грузовых кораблей и с несколькими боевыми кораблями для возможно скорейшей доставки войску жизненных припасов. Сам он остался в Сиракузах, поджидая запоздавшие из Мессаны корабли и принимая еще хлеб от материковых союзников.

В это же время Атарбал отослал в Карфаген взятых в морском сражении пленных и захваченные корабли. Товарищу своему по командованию войском, Карфалону, он дал тридцать кораблей в дополнение к тем семидесяти, с которыми тот явился, и приказал ему напасть внезапно на неприятельские корабли, стоящие на якоре у Лилибея, захватить из них столько, сколько можно будет, а остальные предать пламени. Во исполнение приказания Карфалон к утру напал на врага, часть судов его сжег, другие увлек за собою, что вызвало сильное смятение в стоянке римлян. Римляне с криком поспешили на помощь к кораблям; наблюдавший за Лилибем Имилькон слышал это, а с рассветом увидел, что творится, и отрядил из города против неприятеля наемников. Опасность угрожала римлянам со всех сторон, и они пришли в большое смущение. Между тем начальник карфагенского флота увлек на буксире нисколько неприятельских судов, другие разрушил, затем прошел некоторое расстояние от Лилибея по направлению к Гераклее с целью заградить путь подходящим к стоянке римским судам. Когда соглядатаи известили, что подошло уже множество римских судов, он вышел в море, горя желанием сразиться, потому что после недавней победы презрительно относился к римлянам. В то же время легкие суда обыкновенно опережающие флот, дали знать квесторам, ранее отправленным из Сиракуз, о наступлении врага. Квесторы находили свои силы недостаточными для морской битвы, а потому причалили к одному из подчиненных римлянам городков; гавани город не имел, но представлял удобную якорную стоянку, будучи закрыт береговыми утесами. Здесь квесторы сделали высадку, поставили добытые из города катапульты и камнеметательницы и ожидали наступления врага. Подошедши к этому месту, карфагеняне сначала решили, что неприятель в страхе отступит в городок, а они беспрепятственно завладеют его судами. Но надежды карфагенян не оправдались, ибо римляне защищались храбро, к тому же самая местность представляла для карфагенян многие неудобства. Поэтому они довольствовались тем, что взяли на буксир несколько судов с съестными припасами и отошли к какой-то реке; там бросили якорь и наблюдали за выходом в море неприятелей. Между тем остававшийся в Сиракузах консул направился к Лилибею, ничего не зная о том, что случилось с отплывшими раньше судами. С другой стороны, начальник карфагенского флота, уведомленный о приближении нового врага своими лазутчиками, поспешно вышел в море, желая сразиться с римлянами возможно дальше от остального флота. Юний издалека еще завидел карфагенский флот и многочисленность судов его; но не решался вступать в бой, хотя не мог уже и бежать от неприятеля, который был близко; поэтому он уклонился к берегу и бросил якорь у крутой, во всех отношениях опасной местности. Начальник карфагенского флота заметил это движение неприятеля, но посчитал невыгодным давать бой поблизости от столь опасных пунктов; поэтому он занял некий мыс, стал там на якоре между обоими флотами римлян и внимательно наблюдал за ними. Когда поднялась буря, а море угрожало еще большими опасностями впереди, карфагенские кормчие благодаря знанию и опытности в своем деле предсказывали грядущее, советуя Карфалону обогнуть мыс Пахин и тем спастись от бури. Кар-фал он благоразумно последовал их совету, и карфагеняне, правда, с большим трудом и опасностями, обошли мыс и заняли надежную стоянку. Зато флоты римлян, стоявшие у берегов, лишенных гаваней, пострадали настолько, что от них остались ни к чему негодные обломки. Разрушение обоих флотов было полное, превосходящее всякое ожидание.

После этого карфагеняне снова воспрянули духом, и надежды их опять оживились. Напротив, римляне, и раньше испытавшие неудачу, а теперь потерпевшие полное крушение, очистили море, хотя суша все еще была в их власти; карфагеняне господствовали на море, но не теряли надежды и на обладание сушею. Под тяжестью обрушившихся на них бедствий горевали все римляне; и все-таки не думали о снятии осады: одни с неослабным рвением подвозили по суше съестные припасы, другие напрягали все свои силы к осаде города. Консул Юний после кораблекрушения отправился в лагерь. Он жаждал новых славных подвигов, чтобы в бою загладить прежние неудачи. Поэтому лишь только представился ему удобный случай, Юний хитростью захватил Эрик, овладел святилищем Афродиты и городом. Эрик — тянущаяся вдоль моря гора на той стороне Сицилии, которая обращена к Италии, между Дрепаном и Панормом; по величине Эрик далеко превосходит все горы Сицилии, кроме Этны. На плоской вершине этой горы находится святилище Эрикской Афродиты, по общему мнению, значительнейшее из всех святилищ Сицилии по богатству и роскоши. Город расположен ниже горной вершины; к нему ведет очень длинный и крутой путь. Гребень горы консул занял стражей, равно как и проход к ней от Дрепана, зорко оберегал он оба пункта, особенно подъем на гору, убежденный в том, что этим именно способом обеспечивает за собою обладание и городом, и целою горою.

Между тем карфагеняне избрали себе в военачальники Гамилькара, по прозванию Барка, и ему доверили командование флотом. Гамилькар взял с собою флот и отправился опустошать Италию. Был восемнадцатый год войны. По опустошении Локриды и Бруттийских полей Барка отплыл со всем флотом к панормской области и занял местность, лежащую между Ериком и Панормом и называющуюся «на Герктах»; по безопасности и удобствам для стоянки и долговременного пребывания войска она представляет наилучший пункт в Сицилии. Как со стороны моря, так и с той, которая обращена внутрь материка, гора имеет крутые неприступные обрывы; промежутки между ними могут быть легко и скоро укреплены: Кроме того, на плоской вершине возвышается бугор, который служить прекрасным наблюдательным пунктом над расстилающейся внизу страной. У подножья горы есть гавань, удобная для перехода от Дрепана и Лилибея к Италии. К горе этой существует всего три прохода, очень трудных; два из них идут из материка, а один от моря. То, что здесь расположился лагерем Гамилькар, было большою смелостью, ибо он не имел на своей стороне ни одного города, ни на какую помощь не рассчитывал. Тем не менее он причинял римлянам большие затруднения и подвергал их серьезным опасностям. Отправляясь отсюда с своими кораблями, он прежде всего занялся опустошением италийского побережья до области кумеян. Потом, когда римляне расположились против него лагерем на расстоянии стадий пяти, Гамилькар в течение почти трех лет давал им битвы на суше, столь частые и многообразные, что подробное описание их было бы невозможно. Однако по многим причинам решительная битва была невозможна: силы противников были равны, укрепления их были одинаково сильны и недоступны.

Вдруг судьба подобно ловкому устроителю состязания вывела воюющих из описанного выше положения. Так как римляне занимали вершину Эрика и его подножье, о чем сказано у нас выше, то Гамилькар овладел городом, лежащим между вершиною и разбитым у подошвы горы лагерем. Теперь те римляне, которые занимали вершину горы, мужественно выдерживали борьбу и лишения осаждаемых. С другой стороны, карфагеняне обнаруживали невероятную стойкость, ибо неприятель теснил их со всех сторон, жизненные припасы получались с трудом, потому что сообщение с морем они имели в одном только месте. И здесь обе стороны пустили в ход одна, против другой всю изворотливость и силу, какие потребны в деле осады, испытали все виды нападения и обороны, пока наконец не сделались нечувствительными к страданиям и неодолимыми. И в самом деле, прежде чем одним удалось одолеть врага, хотя и на этом месте противники боролись в течение двух лет, конец войне положен был иным способом.