Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб. Страница 17

— Но сам Аллах захотел, чтобы победил он.

Гассан снова упрямо закричал:

— В бою на дубинках решающее значение имеет то, чтобы противники были равными по силе, а Шамс Ад-Дин ещё только молодой зелёный саженец, которого так легко сломать. Или вы хотите стать лакомым куском для любого переулка вокруг или игрушкой в руках какого-нибудь могущественного клана?!

Тут Шамс Ад-Дин поднял свою дубинку и сбросил одежду до набедренной повязки и в мерцающем воздухе встал всем своим стройным сияющим станом в ожидании. Гассан уверенно улыбнулся и сделал то же самое и сказал:

— Я защищу тебя от твоих собственных дурных побуждений.

Шаг за шагом они стали подходить всё ближе, пока не прижались друг к другу полностью, и каждый обвил руками противника. Оба напрягали все свои силы, всю мощь, всё упорство, пока не вздулись их мускулы и не проступили вены. Ноги утопали в песке. Огромная несокрушимая воля толкала их на то, чтобы выжать противника, выдавив из него всю жизнь до последней капли. Глаза в изумлении наблюдали за ними, ожидая, что сейчас прольётся кровь. Секунды следовали за секундами, расплавленные в горящих печах пустыни. Все затаили дыхание. Ни движения, ни звука. Брови Гассана поднялись, встретившись в угрюмом яростном взгляде. Казалось, что он бросает вызов невозможному, своей судьбе, или тонет и пытается спастись, или борется с неизвестностью, пусть даже словно помешанный. Он высвободил слепую ярость против ползущего отчаяния. Однако силы покинули его, несмотря на всё упорство, гордость и гнев. Он забился, захрипел, ноги его пошатнулись и немощно подкосились. Шамс Ад-Дин не щадил его, пока руки его не опустились, а ноги не рухнули на землю. Обливаясь потом, Шамс Ад-Дин стоял и с трудом переводил дыхание. Воцарилось молчаливое замешательство, пока к нему не подошёл Шаалан-одноглазый, неся его одежду:

— Да, это он — молодой предводитель… Предводитель клана!

Глотки стали громко скандировать:

— Да благословит его Аллах… Да благословит его Аллах!

Дахшан воскликнул:

— Это Ашур Ан-Наджи воскрес из мёртвых!

Шаалан-одноглазый сказал:

— Теперь его зовут по-новому: Шамс Ад-Дин Ан-Наджи!

А обширное пространство пустыни упорно оставалось свидетелем его славы и мощи.

15

Весь переулок ожидал чествования нового главы клана. Многие ставили на Гассана, другие же делали ставки на победу Дахшана, однако никто при этом не принял в расчёт милого юного Шамс Ад-Дина. И когда до них дошли эти вести, они впали в ступор, который вскоре обратился во всеобщую радость. Харафиши обрадовались и заплясали прямо на улице, утверждая, что это означает, что Ашур жив, а не мёртв.

Махмуд Катаиф с огромной досадой задавался вопросом:

— Неужели вернулось время чудес?

Шамс Ад-Дина встречали весельем и ликованием, и даже Фулла издала пронзительный визг от радости, несмотря на свой траур. Шейх переулка выслушал всю историю его победы от Шаалана-одноглазого со скрытым недовольством, и снова спросил себя:

— Продолжится ли эпоха бедности и мрака?

16

Шамс Ад-Дин гордо заявил матери:

— Я готовился к этому!

Фулла в восторге заметила:

— Даже твой отец не верил в это!

Он серьёзно сказал:

— До чего же тяжело будет такому, как мне, заменить отца.

Мать проницательно отметила:

— Не забывай о своём враге — Гассане, однако ты можешь завоевать сердца мужчин!

Он нахмурился и ответил:

— Сегодня я для них — надежда, а её нельзя предавать…

— Главное достоинство — умеренность, — заявила она побудительным тоном.

Он настойчиво повторил:

— Я для них — надежда, а её нельзя предавать…

17

Прошли дни, наполненные трелями счастья. Народ поверил, что Ашур Ан-Наджи не умер, а Гассан проводил ночи в баре, где напивался и пел:

Если фортуна отвернётся, смышлёности не хватит.

Однажды Шаалан-одноглазый сказал ему:

— Тебе ещё не надоела эта песня?… Тебе следует очистить своё сердце…

На что Дахшан заметил:

— Он раскрыл его перед шайтаном…

Гассан грубо ответил ему:

— Ты никак не можешь простить мне победу над тобой, Дахшан.

— Да будь ты проклят! Я вёл себя согласно правилам.

— Если бы не твоя злоба, ты никогда бы не согласился на то, что править кланом теперь будет юнец!

Дахшан с досадой спросил:

— Разве он не победил достойно?

Тут Илайва Абу Расин, владелец бара, вставил:

— Сердце подсказывает мне, что наш новый главарь будет одним из моих щедрых клиентов…

Гассан расхохотался:

— Я сбрею свои усы, если так случится. Всё, что мы от него получим — это бедность!

Шаалан-одноглазый воскликнул:

— Эта ночь хорошо не закончится…

На что Гассан насмешливо заметил:

— Ты настолько пьян, что уже бредишь, Шаалан. Эта ночь закончится так же, как и любая другая, как те минувшие счастливые ночи, видевшие, как лучшая из шлюх прогуливалась в полной красе перед пьяницами!

Дахшан подхватил свой бокал-калебасу и ударил его в грудь, заорав ему в лицо:

— Негодяй!

Гассан угрожающе поднялся, но в этот момент к нему подоспел Шаалан-одноглазый, который сурово заявил:

— Тебе больше не следует жить в этом переулке, Гассан!

Он понял свою ошибку, несмотря на то, что был в стельку пьян, и пошатываясь, покинул бар.

18

Никто и не подумал о том, чтобы сообщить Шамс Ад-Дину о том, что говорили в баре о его матери. Шаалан сказал Дахшану:

— Юноше ничего не известно об этом деле. Это старая история…

Дахшан ответил:

— Но он вправе знать об этом, а мы должны сообщить, что Гассан взбунтовался.

Шамс Ад-Дин решил уладить проблему тут же, и направился в кофейню, где сидел Гассан. С лицом, пылающим от гнева, он преградил ему дорогу и заявил:

— Гассан, ты полагаешь, что можешь быть преданным мне так же, как моему отцу?

Гассан ответил:

— Я уже присягнул тебе на верность…

— Да ты ненадёжный обманщик!

— Не верь тем, кто наушничает!

— Я верю честным людям.

Шамс Ад-Дин наклонился к нему и сказал:

— С сегодняшнего дня ты больше не член клана…

После этой встречи Гассана больше не видели в переулке.

19

Со времён Ашура Ан-Наджи ничего в переулке не изменилось. Шамс Ад-Дин сменил его, заботясь о харафишах, надев узду на богатых и знатных. Он руководил кланом и настойчиво продолжал заниматься своим прежним ремеслом — возил повозку, — как и каждый человек в клане, но при этом не освободил маленькое тесное жильё в подвале, не слыша бесконечно продолжавшегося шёпота матери, заткнув уши. Он наполнил сердце истинным величием, утолив жажду народной любовью и восхищением. Вскоре он стал посещать маленькую мечеть в переулке и подружился с её имамом — шейхом Хусейном Куфой. Из средств, взимаемых с богачей, обновил обстановку мечети, с удовольствием принял предложение шейха Куфы, основав кораническую начальную школу позади фонтана.

Он никогда не забывал о своей ответственности перед переулком и его жителями, чувствуя весомое доверие наиболее преданных ему искренних людей. Но несомненно, с исчезновением Ашура, этого мощного гиганта, соседние кланы перевели дыхание и повели себя вызывающе с некоторыми бродячими торговцами из числа жителей переулка. Шамс ад-Дин же, чтобы упрочить свою власть и устранить любые сомнения в том, а также доказать, что его миловидность и худощавость ничуть не умаляют его лидерских качеств, решил бросить вызов самому могущественному из главарей — руководителю клана Аль-Атуф. Возможность представилась ему во время свадебного шествия в клане Аль-Атуф — он преградил ему путь на площади Цитадели. Между двумя кланами завязалась разгорячённая драка, из которой клан Шамс Ад-Дина вышел бесспорным победителем, новость о чём разнеслась по всем переулкам вокруг. Все, кто подшучивал над ним, надеясь ему самому бросить вызов, убедились теперь в том, что Шамс Ад-Дин не менее сильный и способный, чем его отец.