Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Борозняк Александр Иванович. Страница 42

Слова Вайцзекера стали откровением. Казалось бы, консервативно настроенный политик, аристократ, сын нацистского дипломата, бывший правящий бургомистр «фронтового города» Западного Берлина мог размышлять только в унисон с большинством представителей правящей элиты. А ведь они видели в дне 8 мая лишь день катастрофы и никак не хотели признать вину немцев перед человечеством. Выступление Вайцзеккера в немалой степени было знаком преодоления им своего прошлого.

Предельно четко выразил свои ощущения от речи Вайцзеккера известный публицист Петер Бендер: «Его слова нашли бы значительно меньший отклик, если бы они были сказаны президентом, принадлежащим к Социал-демократической партии. Сила воздействия, политическое значение предостережений Вайцзеккера заключались в том, что они исходили от президента “правой” ориентации. Привычная ложь о том, что немцы всегда были жертвой несчастливых обстоятельств, была поколеблена не эмигрантом, но офицером-фронтовиком, не атеистом, но бывшим руководящим деятелем евангелической церкви, не левым, но активным политиком ХДС» [594]. Согласно оценке Бендера, Вайцзеккер «преклонил колена от имени тех, кому необходимо было преклонить колена, но они не сделали этого» [595].

Президент сумел высказать «неудобную правду», — отметил Герман Глазер. Главными приоритетами в заявлениях президента он считал «безраздельное уважение ко всем жертвам национал-социализма и критическую оценку деятельности попутчиков режима» [596]. Харальд Щмид констатировал, что речь Вайцзеккера не только «соединила в себе интегративные и критические компоненты», но и трактовалась многими современниками как «линия разграничения» с политикой федерального канцлера, знаком которой стал Битбург [597]. Выступление президента оставило за бортом «как дешевую поляризацию, так и рискованную гармонизацию» по отношению к прошлому [598].

Речь Вайцзеккера вобрала в себя — в непривычной публицистически-философской форме — многолетний опыт историографии ФРГ. Выступление было религиозно окрашенной (с позиций христианского и иудейского вероучений) программой антифашистского консенсуса, предложенной западногерманскому обществу. Для этого понадобилось немалое гражданское мужество.

Именно так и было воспринято выступление федерального президента. Под непосредственным впечатлением от речи газета «Hessische Allgemeine» утверждала: «В словах Вайцзеккера немцы должны узнать самих себя, если они еще способны понимать себя и свою историю» [599]. «Süddeutsche Zeitung» писала о том, что речь президента, явившая немцам «мужество постижения правды», произвела на них «очищающее воздействие, равнозначное катарсису». «Было сказано все необходимое и еще кое-что: то, что обладает освобождающим действием и силой прочувствованного гуманизма» [600].

«Неожиданный подарок, преподнесенный во времена затхлой политики», «урок истории, который должен избавить нас от приступов забвения» — такие слова о речи президента нашла «Badische Zeitung» [601]. Мысль о моральном и воспитательном потенциале выступления президента ФРГ продолжил Генрих Бёлль: «Эта речь должна стать введением в школьных учебниках истории, чтобы настроить молодых людей на изучение проблематики Третьего рейха». И далее: «Немцы должны знать о своих обязанностях по отношению к жертвам войны» [602]. «Самое удивительное, — отмечала основательница Партии зеленых Петра Келли, — состоит в том, что эта речь была произнесена только через сорок лет после окончания войны и была воспринята как сенсация. Это объясняется не столько тем, что сказал федеральный президент, сколько тем, о чем до сих пор не сказали другие политики» [603]. Вайцзеккер получил более 60 тысяч личных писем, содержавших отклики на его выступление, и лишь в каждом сотом выражалось несогласие с его установками [604].

Высокая государственная должность Вайцзеккера не предохранила его от резких атак правых политиков, которые начались еще до 8 мая. Газета общества немецких переселенцев из Силезии (ставшей в 1945 г. территорией Польши) обвиняла Вайцзеккера в «преодолении прошлого за счет германского народа» [605]. Депутат бундестага от ХСС Лоренц Нигель (демонстративно — вместе с тридцатью другими депутатами фракции — покинувший парламентский зал при появлении на трибуне президента) назвал речь Вайцзеккера «новой несправедливостью», продолжением «психических травм немецкого народа» [606]. «Rheinischer Merkur» упрекал Вайцзеккера в «неподобающем президенту» отказе от концепции тоталитаризма, обвинял его в «аполитичности» [607]. Дреггер, комментируя речь президента, не удержался от нападок на Германскую Демократическую Республику: «Наши земляки в ГДР будут праздновать 8 мая как день освобождения. От нас, живущих в условиях свободы, этого никогда не дождаться» [608]. Так или иначе, но политик правого толка вынужден был признать реальность идеологической конкуренции с ГДР, где более трех десятилетий день 8 мая отмечался как государственное торжество.

В связи с неоднозначной оценкой современниками выступления Вайцзеккера остается и сегодня открытым вопрос, который задал Кристоф Клессман: была ли речь, произнесенная в бундестаге 8 мая 1985 г., «мимолетным успехом или индикатором эволюции исторического и политического сознания»? [609]

Вайцзеккер оказался единственным среди сменявших друг друга официальных первых лиц Федеративной Республики, кого можно назвать президентом-мыслителем. «С высокой трибуны, — отмечает Гельмут Кёниг, — было заявлено, что, с точки зрения главы государственной власти ФРГ, критическое напоминание о нацистском прошлом и о варварстве нацистского режима не только не подрывает коллективной идентичности Федеративной Республики, но должно быть включено в ее нормативный фундамент» [610]. Белорусская писательница Светлана Алексиевич — лауреат премий имени Курта Тухольского, имени Эриха Марии Ремарка, премии мира немецких книгоиздателей и книготорговцев так оценивает воздействие речи Вайцзеккера: «Выступил президент и вослед за ним — интеллектуалы», «начали возрождаться не только слова, но и представления, и этика», «общество пришло в движение, и работа идет по сей день» [611].

Разноречивые характеристики парламентского выступления президента стали предвестником большой научной и политической дискуссии 1986–1987 гг. Дебаты вспыхнули, казалось бы, внезапно, застав врасплох научное сообщество. Об этом свидетельствует непосредственная реакция ведущих историков Западной Германии. Председатель Союза историков ФРГ Кристиан Майер, выступая на открытии очередного съезда союза, сетовал на то, что произошел «неожиданный разлом льдины, на которой мы жили» [612].

В эпицентре спора, инициаторами которого стали профессор Свободного университета в Западном Берлине Эрнст Нольте и профессор Кельнского университета Андреас Хильгрубер, оказались неудобные, больные вопросы.