Маскарад (СИ) - Пылаев Валерий. Страница 18

— Буду, — буркнул я.

— И все-таки я дам. Откажитесь от титула, Владимир Петрович. Оставьте себе этот особняк и деньги, если вам будет угодно. Купите красивый автомобиль, сходите в дом терпимости. — Сумароков, похоже, сообразил, что бить его все-таки не будут, и вернул себе некоторую часть гонора. — Развлекайтесь, пейте шампанское, просадите в карты пару тысяч… Только не лезьте туда, куда не следует. Там вас попросту сожрут.

— Меня уже пытались сожрать, — усмехнулся я. — Как оказалось, это не так уж и просто сделать.

— Куда проще, чем вы можете подумать. Высший свет Петербурга — это не гимназия, не Орден Святого Георгия и уж тем более не постель какой-нибудь легкомысленной юной особы. — Сумароков чуть понизил голос. — Вас там не ждут и вряд ли когда-нибудь примут. И не думайте, что покровительство пары выживших из ума стариков изменит хоть что-то.

— Кажется, я уже говорил, что не нуждаюсь в советах. И уж тем более — в ваших. Так что наш разговор окончен. — Я сложил руки на груди и, подумав, добавил: — А теперь — пошел вон из моего дома.

Глава 14

— Так вот ты какой, Владимир Волков. Наслышан, наслышан…

Его величество Император и Самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и по совместительству родитель моего новоиспеченного друга Ивана Александр Александрович Романов чуть прищурился, словно собирался просветить меня взглядом насквозь. Как знать, может, так оно и было: если даже у наследника короны глаза совмещали функции лазерной пушки и тепловизора, то глава рода наверняка умел что-нибудь и покруче. К примеру, проверить, нет ли у меня под кителем оружия. Или пересчитать ребра — в прямом смысле, как на рентгене.

Или даже увидеть не юного подпоручика георгиевского лейб-гвардии полка, а меня-настоящего.

От этой мысли я вдруг ощутил себя не в своей тарелке. Правда, лишь на мгновение: тяжелая складку между царственными бровями разгладилась, и Александр улыбнулся. Сдержанно, больше себе в усы, чем приветствуя меня — зато искренне и, пожалуй, даже тепло.

— Проходи, устраивайся, — негромко проговорил он. — В ногах правды нет.

Место для аудиенции его величество выбрал весьма занятное: не кабинет и даже не библиотеку, как Горчаков, а зал у балкона, выходящего в сад. Я разглядел за широкой монаршей спиной распахнутую дверь и прямо радом с ней — небольшой круглый столик и кресла… Три штуки — видимо, к нашей встрече должен присоединиться кто-то еще.

Здоровенный самовар, чашки с блюдцами и здоровенная плетена корзинка с печеньем явно намекали, что беседа с государем пройдет, можно сказать, в домашней обстановке. Я, разумеется, явился в полном парадном облачении гвардейского поручика, а вот сам Александр ограничился свободными брюками и рубахой навыпуск. То ли не посчитал меня достойным кителя или хотя бы полноценного гражданского костюма, то ли желал таким образом выказать расположение.

А может, специально нарядился попроще, чтобы посмотреть, как я отреагирую. Вряд ли для его величества мое «собеседование» на княжеский титул было таким уж важным событием, однако он вряд стал бы пренебрегать придворным этикетом без особой на то причины.

— Присаживайся, говорю, — улыбнулся Александр. — Чего столбом стоишь? Или раньше царя не видел? Портретов-то моих, поди, в любом учреждении хватает.

Портреты я действительно помнил прекрасно. Правда, по большей части те, что видел раньше, еще в том мире. Где его величество скончался в Ливадийском дворце в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году, не дожив до пятидесятилетия. Случалось нам встречаться и лично — и тогда на меня сверху вниз взирал рослый плечистый мужчина с окладистой темной бородой, в которой еще только начинала пробиваться седина.

Впрочем, я и сейчас не назвал бы Алекандра стариком, хоть он уже и разменял седьмой десяток. Годы добавили его величеству объема в талии, но ничуть не испортили богатырской стати: монарх и в этом мире возвышался надо мной могучей громадиной. Массивный череп, похоже, уже давно лишился остатков волос, зато на лице они росли еще гуще, чем прежде. Седые усы, чуть тронутые желтизной от табака, и борода чуть ли не до середины груди выглядели основательно, если не сказать монументально.

В нынешнем Александре было что-то от былинного богатыря — только не из тех, кого мне случалось наблюдать лично, а скорее книжного или нарисованного на картине Васнецова.

— Благодарю, ваше величество. — Я опустился в кресло. — Для меня большая честь…

— Да ладно тебе раскланиваться, поручик, — усмехнулся Александр. — Ни к чему нам эти реверансы. Не до того сейчас.

— Как пожелаете, ваше величество.

— Перво-наперво тебе от меня награда положена. Благодарю — и как отец, и как царь. Ты мне не просто сына, а единственного наследника домой живым вернул. — Александр уселся напротив, и кресло жалобно скрипнуло под изрядным весом монарха. — Такого я не забуду — мое тебе слово.

— Служу отечеству, ваше величество.

Я изобразил что-то воинского приветствия, но полноценно прикладывать ладонь к виску, конечно же, не стал. Для этого по меньшей мере следовало подняться, надеть обратно фуражку и вытянуться по стойке «смирно», а обстановка явно располагала к церемониалу попроще.

— Однако имей в виду, поручик, — Александр чуть сдвинул кустистые седые брови, — все, о чем мы сегодня будем говорить, не должно покинуть этой комнаты. Ты меня понял?

— Так точно, ваше величество, — отозвался я. — Не покинет… Могу я поинтересоваться — как здоровье его высочества Ивана Александровича?

— Да чего ему будет? Парень крепкий! Тоже про тебя все время спрашивает — мол, как там Волков? — Александр улыбнулся. — Выходит, вы с ним теперь друзья-товарищи.

— Хотелось бы так думать. — Я пожал плечами. — Впрочем, едва ли наследнику престола полагается водить дружбу с человеком моего круга.

— Однако… Ишь ты как хитро вывернул! — Александр погрозил мне пальцем, но в его глазах читалось явное одобрение. — Значит, от титула княжеского отказываться не собираешься?

— Разве кто-то на моем месте желал бы иного?

— Можешь не верить, но многие. Титул и положение в обществе — это не только привилегии, а еще и изрядное количество обязанностей. Не говоря уже о том, что многие в столице были бы рады, вздумай ты отказаться от наследства Юсупова по собственной воле. — Александр откинулся на спинку кресла и сложил на груди здоровенные ручищи. — Признаться, и я в их числе.

— Вот как? — буркнул я. — Что ж… Если так — ваше величество в своем праве. Жаловать или лишать титула может только государь.

— Верно. И в обоих случаях непременно останутся недовольные, — вздохнул Александр. — Если я откажусь выполнить желание покойного, уже известный тебе князь Горчаков сочтет это чуть ли не личным оскорблением — равно и как и все его друзья. А если ты получишь титул…

— Обидится кто-то другой? — догадался я. — Возможно, незнакомый мне, но ничуть не менее влиятельный?

— Приятно видеть перед собой столь сообразительного юношу. — Александр чуть приподнялся с кресла, налил в чашку кипятка из самовара и пододвинул ее в мою сторону. — Угощайся, поручик.

Я не стал спорить и заодно подцепил из корзинки половину сдобной булки. Вряд ли его величество так уж сильно заботился о моем пропитании, однако небольшой перерыв в беседе был нужен нам обоим. Монарх на мгновение выпустил нить беседы, и теперь ему следовало обдумать, что можно и что нельзя говорить ушлому и толковому не по годам юнцу с погонами поручика. А мне…

Мне оставалось только ждать.

— Выступление Меншикова — это не просто мятеж, — наконец, заговорил Александр. — Сложись все немного иначе, окажись вы с Иваном не такими прыткими, сейчас мы оказались бы на пороге гражданской войны.

— У его светлости было много союзников? — осторожно поинтересовался я. — Достаточно, чтобы они могли?..

— Увы, это мне неизвестно. Тайная канцелярия работает днем и ночью, однако пока мне остается только догадываться, сколько еще князей втайне поддерживали Меншикова и кто именно за всем этим стоит. — Александр сердито сверкнул глазами. — И, что куда хуже, их противники тоже не собираются сидеть сложа руки. — С титулом или без, ты уже попал в переплет, поручик. И кто-нибудь из столичной знати непременно попытается использовать твои способности и таланты в своих интересах.