До белого каления - Квиннел А. Дж.. Страница 39

Надя приехала домой в субботу. Когда мужчины вошли в кухню, она сидела за столом.

– Кризи, – сказала Лаура, жестом указав на Надю, – это моя дочь. Вы встречались уже с ней на свадьбе Гвидо и Джулии.

– Не могу сказать, что я хорошо ее запомнил, – ответил Кризи и, обратившись к Наде, добавил: – Вы тогда были еще совсем девочкой с косичками.

Улыбка немного смягчила жесткие черты ее привлекательного лица, молодая женщина встала и поцеловала Кризи в щеку.

Она была высокой и стройной, но манера ходить казалась странной: ее красивые длинные ноги при ходьбе почти не сгибались – больше двигались бедра.

За обедом он исподтишка наблюдал за ней. Ее присутствие внесло в их небольшую компанию некоторое оживление. Надя беззлобно шутила над Джойи за то, что ночью он перебрал, но стала защищать брата, когда Лаура ругала его позднее за возвращение домой.

Назвать ее красавицей Кризи бы не смог, слишком жестким было выражение ее лица, но высокие скулы и полные губы, несомненно, делали ее интересной. Были в ней ум и какая-то изюминка, заставлявшая мужчин чувствовать в ее присутствии возбуждение. Она подняла глаза на Кризи и поймала на себе его взгляд.

– Как Гвидо поживает? – спросила она.

Голос у нее был глубоким, под стать взгляду, и необычным, он как будто чуть вибрировал или резонировал.

– У него все в порядке, просил вам кланяться.

– Не говорил, когда приедет?

Кризи покачал головой. Интересно, было ли что-нибудь между Гвидо и Надей? Она очень похожа на Джулию, только выше и стройнее. Те же глубокие глаза, загадочный и проницательный взгляд которых странно контрастировал с открытой улыбкой. Было бы вполне естественно, если бы молодая женщина пять лет спустя после смерти Джулии привлекла внимание Гвидо. Тут он вспомнил, что она вернулась на Мальту меньше года назад, и если бы между ними что-то было, Гвидо бы ему наверняка об этом сказал. Такие уж сложились у них отношения.

После обеда, когда мужчины разошлись по своим спальням, Надя осталась на кухне помочь матери мыть посуду.

Они молча работали, как вдруг Надя неожиданно сказала:

– А я уж и забыла его совсем… какой он. Встретишь такого вечером в тихом месте – испугаешься.

– Да, он – крепкий орешек. Говорит совсем мало, но прижился у нас и очень помогает твоему отцу. – Лаура немного подумала и добавила: – А мне он нравится. Сдается мне, я понимаю, что с ним творится. Отец твой думает, что он себя к какому-то делу специальному готовит, а когда пойдет на него – много крови может пролиться. Он человек удивительной силы, и врагам его я не позавидую. Но мы все его полюбили.

Какое-то время Надя молча вытирала тарелки, потом спросила:

– Сколько ему лет?

– Должно быть, под пятьдесят. Он на несколько лет старше Гвидо. Ему очень повезло, что он остался жив. Шрамы у него просто кошмарные.

Надя сложила тарелки одну на другую и поставила их в сервант.

– На него взглянешь – сразу поймешь: настоящий мужчина. – Она на миг задумалась, потом улыбнулась матери, глядевшей на нее с любопытством, смешанным с печалью. – По крайней мере он – мужчина, – повторила Надя. – Уж в этом никто не усомнится.

Такой, на первый взгляд, странный отзыв о госте в устах молодой женщины был вполне естественным. На всех мужчин она смотрела со своей колокольни. И виной тому был грустный и трагический жизненный опыт.

Ее муж был красив, умен, наделен тонким чувством юмора. Она выходила за него замуж с радостью и надеждой. Ухаживал он за ней прямо как в сказке. Они много танцевали, ходили на всякие вечеринки, он очаровывал ее перспективами дальних заморских путешествий, расписывал яркими красками их будущую жизнь. Однако потом мало-помалу она стала осознавать, что происходит что-то не то, и вскоре все ее мечты и надежды на счастливое будущее с этим человеком рухнули.

У него были скрытые, давно подавляемые склонности к гомосексуализму, и брак стал для мужа Нади одной из попыток перебороть их. Он вполне осознавал свои пристрастия и пытался им противостоять. Но войну с самим собой он проиграл, причем последним, решающим ее сражением оказался брак с Надей.

Они не раз вместе обсуждали эту больную проблему, пытались справиться с ней совместными усилиями. Наде это было непереносимо трудно. Надя совершенно не могла его понять, ее женское достоинство было глубоко оскорблено. Если бы ее соперницей оказалась другая женщина, она, наверное, восприняла это по-другому, по крайней мере отдавала бы себе отчет в том, что происходит. Но против такого врага, с каким ей пришлось столкнуться, Надя чувствовала себя безоружной и бессильной.

Полный крах их отношений наступил внезапно и болезненно. На военно-морской базе в Портсмуте по какому-то случаю состоялась вечеринка. Выпито было слишком много. В какой-то момент она его потеряла из виду, пошла искать и нашла – с молодым гардемарином. Ему уже все равно, он больше не пытался обуздать себя.

На следующий день Надя вернулась на Мальту.

Она обо всем без утайки рассказала Лауре и Полу, которые стойко восприняли ее беду. Оба печалились и горевали и за нее, и за себя – одна дочь погибла, другая вернулась к родному очагу с истерзанной душой.

Надя подала на развод, но дело ее могло продолжаться до бесконечности. Венчал их Ковбой, он же направил все бракоразводные бумаги в Ватикан. В своей грубовато-резкой манере он пытался ее как-то утешить, объяснял, почему все тянется так долго, какие трудности стоят на этом пути. Нужно найти и опросить свидетелей, разобраться с финансовыми проблемами, а потом неизвестные и безликие судьи должны вынести свое решение. Почему? Потому что узы брака священны. Они что, не видели страданий? Сам Ковбой видел и очень за нее переживал, когда она приходила к нему в исповедальню и просила простить ей ее прегрешения с мужчинами, с которыми она время от времени спала. Первым из них был молодой рыбак из Мджарра.

– Он – мужчина, отец мой, а мне надо было познать мужчину.

Потом это были случайные туристы, с которыми она встречалась в гостинице, где работала. Они для нее тоже все были безликими, как и судьи, решавшие ее дело. Эти люди приезжали на пару недель в отпуск, купались, загорали и были совсем не прочь провести несколько ночей с местной девушкой.

Смириться с такой жизнью она не могла. Надя знала, что о ней всякое болтают. Некоторые ее даже жалели, но ей было невыносимо. Ей хотелось нормальной жизни. Она так была воспитана, что иного и представить себе не могла. Главными жизненными ценностями для нее были семья, дети и уважение людей, которые ее окружали.

Даже если судьи в Ватикане дадут ей развод, решив, что перед Господом брак ее так и не свершился, что она могла ждать от жизни? Ей было двадцать шесть лет. Разве женится на ней кто-нибудь из местных, когда всем в их небольшом замкнутом мирке все про каждого известно? Так что же, в другую страну теперь уезжать? Такая перспектива ее совсем не прельщала.

Наде нужна была своя семья, которая стала бы ей защитой и опорой. Дом, в котором она родилась и выросла. Сама эта земля. Родной остров не таил в себе обмана, не изменял, не рядился в одежды с чужого плеча. Вот почему она всегда возвращалась домой – даже с Мальты.

Ближе к вечеру она взяла купальный костюм и спустилась по тропинке к небольшой бухте. На плоской, спускавшейся к воде скале она увидела вещи Кризи, который плыл по проливу. Надя села на теплый камень и стала смотреть, как он, проплыв метров двести, повернулся и стал возвращаться.

– Я думала, вы до Комино собрались доплыть, – сказала Надя, когда Кризи вылез из воды.

– На следующей неделе, когда я буду в лучшей форме, так и сделаю, – ответил он, усаживаясь рядом и тяжело дыша от усталости.

Она взглянула на свежие шрамы на его животе и боках.

– Вы будете плавать? – спросил он.

– Да. Отвернитесь, я переоденусь.

Минуту спустя, одетая в черный сплошной купальник, Надя почти бесшумно нырнула со скалы в воду.