Ночи «красных фонарей» - Квиннел А. Дж.. Страница 27

– Бутэн описал его? – спросил Майкл.

– Да, что знал, он вроде рассказал, хоть это и немного. Ему около сорока, он совершенно лыс, немногословен и в хорошей форме. Бутэн сказал, что, когда он приезжал в Марсель, был совсем не прочь побаловаться с девочками. Есть у него еще одна отличительная черта – он пьет только кампари со льдом, зато целыми стаканами.

– Да, для начала не густо, – заметил Майкл. – Мне кажется, основное внимание надо уделить Донати. Здесь хоть прозвище известно или имя. Он из мафии?

– Нет, – спокойно продолжал Кризи. – По словам Бутэна, он из «Синей сети». Это единственная связь, которая у него была с этой организацией. Как только у него появлялась новая девушка на продажу, он звонил по номеру телефона, который у него был, и ему говорили, как и куда ее нужно доставить.

После некоторых раздумий Йен сказал:

– В нашем отделе есть кое-какие связи с итальянской полицией и карабинерами. Может быть, мне удастся получить на этих людей наводку?

Наступила полная тишина. Потом Майкл спросил:

– Такую же, как на Корелли?

Казалось, Йен воспринял это замечание без обиды, но, когда снова заговорил, по голосу его было ясно, что он занял оборонительную позицию.

– Ну что ж, я могу просмотреть наши собственные материалы в Копенгагене. – Тут его осенило. – Ведь когда я вернусь, у меня еще останется семь недель от отпуска за свой счет. Интересно, что я буду делать? В бирюльки играть или баклуши бить?

Он окинул остальных воинственным взглядом. Кризи улыбнулся, но взгляд его оставался задумчивым.

– Может, от тебя и будет какой-то прок, – сказал он, – если я тебя как приманку смогу использовать.

– Это еще какого черта? – возмутился датчанин.

Кризи взглянул на Майкла и пояснил:

– Приманку используют тогда, когда хотят привлечь внимание противника. Если использовать в этой роли тебя, опасность тебе никакая грозить не будет. В своей официальной ипостаси ты просто будешь во все дыры нос совать, не представляя для них никакой реальной угрозы. Они будут на тебя смотреть как на занудного полицейского чиновника и нервничать особенно из-за тебя не станут.

Майкл рассмеялся, а Йен разозлился.

– Ты что, на самом деле меня считаешь «занудным полицейским чиновником»? – задиристо спросил он.

Кризи дружески улыбнулся, чтобы датчанин не затаил на него обиду.

– Это что-то вроде инспектора Клозо, – объяснил он. – Пока они будут над тобой посмеиваться, я им с другого конца на хвост сяду.

Йен взвесил это предложение и сказал:

– Я в жизни занудой не был, но, если это поможет делу, попробую научиться.

Последние слова он произнес без тени иронии. Всем было ясно, что ему очень хотелось остаться в команде. Кризи сказал:

– Ты действительно можешь быть нам очень нужен, Йен. Я об этом где-то через неделю буду знать точно. Надеюсь, недели через три Майкл уже освободится, чтобы снова иметь возможность ездить, куда понадобится. Быстро эта операция не закончится. Мне придется восстановить в Италии кое-какие свои старые связи.

– Какие, например? – спросил Майкл.

– Прежде всего с твоим нареченным дядей Гвидо в Неаполе. Он хоть и сидит сиднем в своей берлоге, но связи у него колоссальные, и он всегда даст хороший совет.

Кризи объяснил Йену, что Гвидо Арелио – его лучший и самый близкий друг. Они вместе служили еще в Иностранном легионе и потом в течение многих лет как наемники побывали чуть ли не во всех уголках мира. Партнерство их кончилось, когда несколько лет назад друзья оказались на Мальте и Гвидо влюбился в старшую дочь Лауры Шкембри – Джулию. Они поженились, переехали в Неаполь и открыли там небольшой пансион. Через несколько лет Джулия погибла в автомобильной катастрофе. Кризи, в свою очередь, женился на ее сестре – Наде, которая вместе с родившейся у них дочерью погибла в авиационной катастрофе, когда они сто третьим рейсом «Пан Американ» пролетали над местечком Локербай.

– Кроме того, я свяжусь с полковником Марио Саттой, – сказал он.

Теперь даже у Майкла лицо вытянулось от удивления. Кризи снова принялся объяснять:

– Это еще один мой старый друг. И очень необычный. Многие годы он возглавлял разведывательную службу итальянских карабинеров, боровшихся с мафией. Несколько лет назад я вел настоящую войну против одного из ее кланов. Тогда мы с Саттой еще не были знакомы. Но он обо мне слышал и был в курсе того, чем я занимался. Сатта представил мне свободу действий, несмотря на то что я убивал итальянцев в их собственной стране. Они, конечно, были мафиози, но по закону он обязан был попытаться меня арестовать. Однако вместо этого он отозвал всех своих людей, чтобы хоть они меня не преследовали, вплоть до последней битвы в Палермо, где я убил их главного дона и почти всех его подручных. Меня самого тогда сильно ранили, и я чудом уцелел. Старший брат Сатты работает главным хирургом в больнице Кордарелли в Неаполе. Он-то меня с того света и вытащил. Кроме того, он же подписал свидетельство о моей смерти, чтобы другие мафиози не тратили времени на мои поиски. – Кризи улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям. – Мне рассказывали, что похороны мои удались на славу.

– Вот, оказывается, откуда ты получил на Гоцо свое прозвище, – сказал Майкл. Он обернулся к Йену и пояснил ему: – На Гоцо у каждого есть прозвище.

– И как же его там называют? – спросил Йен.

– Меджет, – ответил Майкл. – Это значит «мертвый». А еще там его называют Уомо, что по-итальянски значит «человек».

– А у тебя какое прозвище?

Майкл почувствовал себя немного не в своей тарелке.

Кризи усмехнулся и ответил за сына:

– Его на острове называют Спикка, что значит «конченый». Он получил это прозвище, когда его привели домой после первого посещения диско-клуба. Так эта кличка к нему и прилипла. – Кризи обернулся к Йену и, перейдя на серьезный лад, сказал: – Теперь и тебе надо прозвище придумать. Оно будет всем нам служить своего рода паролем. Если кто-то тебе позвонит и назовет этим именем, ты будешь знать, что этот человек либо от меня, либо от Майкла. – Он взглянул на молодого человека и спросил: – Как мы его назовем?

Майкл немного подумал, расплылся в широкой улыбке и сказал:

– Давай назовем его Десерт. Очень уже Йен падок на сладенькое да на вкусненькое, – пояснил свою мысль Майкл. – Это заметно и по его брюшку.

– Отлично, – сказал Кризи. – С этого момента ты наречен Десертом.

Из второй спальни вышел Марк, держа в руках фотоаппарат и несколько снимков. Он положил их на стол и указал на одну из фотографий. На ней была изображена Джульетта. Он сказал:

– А девчушка-то с характером. Перед тем как разрешить мне ее сфотографировать, она потребовала, чтобы я ей дал свою расческу.

Он собрал карточки и положил их к себе в портфель вместе с фотоаппаратом. Потом надел на себя упряжь наплечной кобуры, засунул в нее «беретту», взял в руки портфель и сказал:

– Вернусь с документами через пару часов.

Он уже собрался было уходить, но его остановил голос Йена.

– Марк, погоди. У тебя есть прозвище?

Озадаченный француз пробормотал:

– Ну есть вообще-то.

– Какое? – резко спросил Кризи по-французски.

После некоторого замешательства француз поправил на переносице круглые толстые очки и сказал:

– Ну, если это вам так надо, можете звать меня Совой.

Остальные трое улыбнулись, и Кризи произнес:

– Это будет твой пароль. Если кому-нибудь из нас позвонит Сова, мы будем знать, что это за птица. Никогда по телефону не произноси свое настоящее имя.

Француз скорчил гримасу и вышел, пробормотав в дверях что-то неразборчивое. Понять можно было лишь одно слово: «психи».

Глава 22

Грета и Флемминг Андерсены жили в богатой части копенгагенского пригорода Геллеруп в большом, увитом плющом старом доме, который стоял в заросшем деревьями саду. Дом был слишком велик для супружеской четы с одним ребенком, но, когда они его покупали, была надежда, что детей будет несколько. Они уже лежали в кровати, когда без десяти двенадцать ночи зазвонил телефон. Флемминг спросонья потянулся к трубке стоявшего рядом с кроватью телефона. Он слушал полминуты, пытаясь уловить смысл того, о чем ему говорили, потом резко сел в постели.