Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 107
– Но мы не журналисты! – возмущался Марио, пытаясь сохранить лицо. – Скажи им, Мириам!
Но та лишь покачала головой:
– Пойдем. Мне все равно. Я хочу домой.
Растерявшийся и мокрый от пота Марио покорно поплыл по течению. Он больше ничего не хотел знать и делать какой-либо выбор. Если Мириам все равно, то ему – тем более. Неважно, что случилось в кабинете врача, или в лесу, или в его голове, он хотел просто вернуться домой, зайти в свой гараж и натереть до блеска машину, слушая бормотание магнитолы.
Мы будем богаты, навсегда, или нееет… Но ничего страшного, да, ничего страшного…
Он сдался и поднял руки вверх.
– Согласен. Согласен, хорошо, мы уйдем.
Охранники выпроводили их из клиники, словно каких-то преступников, усадили в такси и довезли до убогой гостиницы рядом с аэропортом.
Утро и большую часть дня они просидели на кровати в крошечном номере с чудовищными обоями, глядя друг на друга, как два случайно встретившихся незнакомых человека.
В ожидании, когда наступит завтра.
Когда они улетят в Италию.
Вечером, поняв всю бессмысленность попыток вытащить из жены и из самого себя разумное объяснение случившемуся, Марио пошел и напился в каком-то полутемном грязном баре, набитом пьянчугами. Что ему еще оставалось?
Вот и доверяй этим румынам. Как же они нас обдурили. Хорошо еще, что мы не заплатили вперед, ни цента. Обдурили, да.
Он пил граппу и пиво, повторяя в голове слова обвинения, до изнеможения, до тошноты, потому что это казалось ему единственным способом продолжать идти по тропинке логики среди нелогичного и необъяснимого происходящего.
Никакого объяснения искать ему не хотелось.
Но после очередного стакана он передумал: нетерпеливым жестом вытащил телефон из кармана, положил его на стойку, где валялся просыпанный арахис, открыл браузер и напечатал: ЛЕС ХОЙЯ-БАЧУ РУМЫНИЯ ЛЕГЕНДЫ.
На двоящемся в глазах экране появились ссылки на статьи, которые он уже читал («Бермудский треугольник Трансильвании»), плохо отредактированные в Photoshop фотографии искривленных деревьев, страницы с устаревшей графикой и обзоры на Trip Advisor от исследователей неизвестного или простых туристов, в девяноста процентах случаев заканчивающиеся фразой «в лесу мы не увидели ничего странного».
Всякий информационный мусор.
Он уже хотел убрать телефон, поднять руку, позвать бармена и заказать еще порцию, когда одна из фраз в статье, выданных по запросу, привлекла его внимание: «…лес назвали в честь пастуха».
Заказал стакан красного пива покрепче.
Нажал на ссылку и оказался на странице блога фанатов паранормального, Nox Arcana. Дизайн у сайта лаконичный, ничего лишнего.
Обычная информация. Кроме раздела, где авторы обращали внимание читателя на один необъяснимый факт из истории этого леса. Загадку, благодаря которой родилась легенда.
«Легенда гласит, что лес назвали в честь пастуха. Константин Хойя («бачу» по-румынски как раз и означает пастух) в 1949 году бесследно исчез возле странной поляны в чаще Валеа Лунга, известной под названием Пожана Ротунда. С того времени это место окружено ореолом таинственности, там происходят загадочные вещи, поддерживая к легенде неугасающий интерес».
К статье прилагалось несколько фотографий.
Вполне невинные снимки, на которых видны пыльные тропинки, убегающие в лес.
Фотомонтаж летающей тарелки.
Толстопузые платаны.
И портрет человека, довольно большой. Черно-белое лицо, вылущенное пленкой, которой уже несколько десятилетий.
Марио вдруг почувствовал, что совершенно протрезвел, скрючился на барном стуле, прижался к краю стойки, как гриф, и застонал.
Под фотографией было написано: «Константин Хойя, пропавший со стадом своих овец в лесу Хойя-Бачу».
Кислая отрыжка фонтаном взметнулась вверх по пищеводу, заставив поспешно сглотнуть. Откуда-то из другого измерения донесся голос бармена, спрашивающего по-английски:
– Мистер, у вас все окей?
Марио поднял кверху большой палец вдруг ослабевшей руки и снова уставился в телефон.
Увеличил изображение.
Это был он.
Нет, не он.
Ты слишком много выпил. Тычешься носом во все стороны, как потерявшийся щенок, не знаешь, куда податься.
Это же тот молодой парень, которого они встретили в лесу, когда гуляли с Мириам; он искал своих овец и пел песню, а потом так путано объяснил им дорогу, что они заблудились…
Нет. Он просто похож на этого Константина с фотографии… Очень похож, но это не он… И потом румыны, как китайцы, все на одно лицо, разве нет?
Рискуя вот-вот свалиться с барного стула, Марио сунул мобильник в карман и опрокинул содержимое стакана в рот. Алкоголь снова начал пульсировать в организме, активизируясь в районе переносицы, из-за чего в глазах все двоилось – и посетители бара, и лампы, и краники, из которых наливали пиво.
– Повторите, пожалуйста, – невнятно пробубнил он по-английски в сторону бармена.
И окончательно потерял счет стаканам и шотам.
А потом вдруг очнулся возле унитаза в грязном туалете, где его выворачивало наизнанку.
Когда бар закрылся, Марио выставили на улицу. Он едва держался на ногах, и, хотя отель был совсем рядом, умудрился заблудиться, забрести в какие-то грязные переулки, где полчища тараканов копошились в отбросах и собачьем дерьме. Через каждый шаг его сгибало пополам и рвало желудочным соком, а уже пустой живот сводили судороги.
Вернувшись в гостиницу, сам не помня как, он вдруг почувствовал полное изнеможение.
Хватаясь за перила, с трудом добрался до номера.
Мириам ждала его, сидя на кровати в одних трусах и положив руки на колени, как неживая, как статуя. Приоткрытые в улыбке губы обнажали дыры между зубами.
– Где ты был? – в ее бесстрастном голосе не слышалось ни раздражения, ни осуждения. Будто своим приходом он пробудил ее от спячки, и теперь она разглядывала его как энтомолог – неизвестное растение.
– Не знаю… В баре…
– Ты пьян?
– Ну…да.
– Знаешь, который час?
– Э… нет… – К его горлу вдруг подкатил горький комок слез, грусти и обиды от непонимания. Он поддался нахлынувшим чувствам, зарыдал и опустился на пол. – Я… Мириам, я совсем запутался. Импланты…
Жена похлопала по кровати, предлагая ему сесть рядом:
– Иди сюда. Уже почти утро.
Он пополз по ковру, кое-как преодолевая разделявшие их сантиметры, и, наконец, залез на кровать.
Мириам выключила торшер и обняла его, прижимая к своему холодному, дряблому телу. И хотя Марио не мог избавиться от ощущения, что сжимает в руках большую шляпку гриба, слишком долго простоявшего под дождем, он сдался.
Ему нужны были ласка и утешение.
Пьяные слезы обжигали щеки. Ну зачем он так напился? Ну почему у него все не как у людей?
Полутемная комната кружилась вокруг, будто он только что слез с карусели.
Лежа на кровати, он случайно бросил взгляд на растительный орнамент обоев.
Ряды стилизованных деревьев кислотно-зеленого цвета, сплетаясь, пожирали друг друга, а потом раздваивались на новые стволы и голые, неживые ветви. При тусклом сиянии неоновой вывески во дворе казалось, что они шевелятся.
Тревога не отпускала Марио. В дыхании Мириам ему слышался шелест сухих листьев или костей, которые падальщики растаскивают по своим норам; он попытался встать, но упал обратно, не понимая – это она толкнула его или он все еще пьян; руки жены скользнули вниз и расстегнули ширинку.
А потом властно забрались в трусы.
Сопротивление оказалось бессмысленным, и он шумно задышал, когда пальцы ледяным кольцом сомкнулись вокруг пениса и яичек.
Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.
Казалось, им нет числа.
Слишком много пальцев, слишком много фаланг, слишком много рук, которые рылись, нащупывали, щекотали, раздваивались, как мягкие, извилистые отростки анемона.
– Мириам, не надо…
– Шшш… Все в порядке. Доверься мне. Расслабься. Я все сделаю…