Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 35

Головешкой из угля и пепла, неподвижной, никчемной, застывшей во времени.

Почувствовав, как к горлу подкатывает комок, Мирко понял, что хочет передвинуть стрелки часов назад. На несколько минут, всего на несколько минут, чтобы спасти жизнь насекомому.

Он снова уставился на муравья, издав стон сожаления – самый дурацкий звук, который слышал в своей жизни. Сородичи обугленного муравья остановились. Положили свой груз и молча смотрели на скрюченное тело покойного работяги. Безмолвное бдение возле останков усопшего. Тысячи усиков, лап, туловищ, челюстей. Все головы повернулись к крошечному угольку, который еще минуту назад был живым существом, бодро спешащим по своим делам.

Зачем ты это сделал?

Да, зачем? И какая теперь разница? Интересно, о чем думают сотни муравьев, собравшиеся вокруг почерневшего трупа?

А они способны думать?

Кем был этот муравей, которого он убил, не задумываясь, которого зверски истребил, поддавшись импульсу? Какое место он занимал в иерархии муравейника, считался ли значимой единицей внутри огромного множества? Самец это или самка? А кто сейчас стоит вокруг – дети и друзья? Или это не взрослая особь, а подросток, у которого впереди была целая жизнь? А Мирко Кьятти, тридцатишестилетний клерк, – кто он для них? Какое-нибудь божество? Бог? Демон? Каприз Матери-Природы?

Мирко наклонился вперед; лежавшие на подлокотниках ладони дрожали. Вдруг он почувствовал, как отяжелела голова из-за десятка вопросов без ответа, из-за мыслей, запутавшихся в узел, который невозможно развязать. Мирко захотелось стать крошечным, взобраться на стену и походить среди муравьев, понять, что происходит, поговорить. Может быть, извиниться.

Пораженный тем, что совершенный пустяк произвел на него такое впечатление, Мирко поднялся на ноги. Он слишком много работает. Нервничает. Устает. Нужно лечь спать. Да.

Но пока Мирко искал эти наивные оправдания, он почувствовал, что они смотрят на него без обиды и без страха. Просто с любопытством.

Тысячи крошечных глупых глаз – полупрозрачных, красных, в которых отражался тусклый свет луны. Сотни сознаний, объединенных одним простодушным вопросом. Зачем ты это сделал? Зачем?

Мирко повернул голову. Обзор сузился, будто он смотрел на реальность через трубу. Отступил назад, споткнулся о шезлонг, чуть не свалился на гравий, замахал руками, стараясь удержаться на ногах, и заспешил к дому, не в силах отделаться от мысли, что муравьи продолжают за ним наблюдать, повторяя один и тот же вопрос, на который он не может ответить.

Зачем ты это сделал?

Он не знал, вот и все.

Закрыв дверь, Мирко запер ее – на всякий случай. Выключил фонарь на улице, и стена вместе со своей тайной исчезла в темноте. Зашел в ванную, умылся ледяной водой. Бросил взгляд в зеркало – сейчас он выглядел лет на десять старше. Дышать было тяжело. Решил не чистить зубы – хотелось оставить во рту новый горьковатый привкус, от которого щипало в горле.

Мирко прошел по коридору в спальню и чуть-чуть приоткрыл дверь. Торшер был включен. Но Лючия заснула. Она храпела, на груди лежала книга в черной обложке – «101 способ стать супермамой». Простыни, закутывавшие тело Лючии ниже талии, напоминали кокон. Эта мысль вернула его к муравьям.

Усыпанное веснушками тело жены со всеми его округлостями было белым и мягким, как брюхо форели. Испорченной форели.

Мирко пробрался в спальню, стараясь не шуметь – совсем как неверный муж, вернувшийся от любовницы посреди ночи. Если бы Лючия проснулась, ему пришлось бы выполнять свой супружеский долг.

Дотянувшись до кнопки торшера над пухлым телом жены, Мирко потушил свет. Лючия что-то пробормотала во сне, но он не пытался разобрать. Она часто разговаривала, когда спала. Легкая форма лунатизма – иногда Лючия даже вставала с кровати, шла на кухню, открывала ящики, духовку, а потом возвращалась в постель и на следующее утро ничего не помнила. Поначалу Мирко это раздражало. Но он привык. Это была его жена, что он мог сделать – отправить ее спать на диван?

Ко всему привыкаешь, ко всему, любил повторять отец Мирко.

Мрак, сговорившись с оглушительной тишиной, завладел комнатой. Слышалось только шумное дыхание Лючии. Мирко уткнулся лицом в подушку и подумал, что, наверное, не сможет заснуть. Господи! А завтра десять часов работы в офисе, если не больше!

Мирко был уверен: ему не даст покоя один вопрос.

Зачем ты это сделал?

Он подумал об этом и почти сразу же заснул.

Мирко широко раскрыл глаза, грудь сдавило. Несколько мгновений он не мог понять, кто он и где находится.

Потом посмотрел на светящиеся цифры будильника: он проспал чуть больше часа.

В небе висела луна, голубоватый свет которой просачивался сквозь жалюзи и освещал комнату. Мирко попытался разглядеть в полумраке лицо Лючии, но смог различить лишь бледный овал, черный круг широко раскрытого во сне рта, острые скулы, пухлые, вялые щеки и пурпурные бороздки темных кругов под глазами. Как череп.

Заснуть не удавалось. Его что-то тревожило. Сон никак не шел, сколько бы Мирко ни вертелся в простынях, скрипя пружинами матраса. Может, почитать? Пару вечеров назад он начал скучный номер комикса «Загор». Но читать не хотелось. Через полчаса Мирко включил торшер и раздраженно швырнул подушку на пол. Надо в туалет. И выпить. Вдруг тогда он сможет уснуть.

Не зажигая свет в коридоре, Мирко проковылял до ванной. Шум мочи, водопадом льющейся в унитаз, эхом отозвался в тишине дома. Смывать он не стал. Не хотел будить Лючию.

Потом зашел на кухню и открыл холодильник: выдохшийся Moretti да пара банок еще какого-то пива по скидке. Нет, пива он не хотел. А то через час придется снова вставать в туалет. И так-то не знаешь, как заснуть.

В шкафу нашел бутылку Four Roses. Налил полбокала и принялся медленно потягивать бурбон, упираясь ягодицами в мраморную столешницу у раковины. Несколько минут простоял неподвижно, рассматривая в полумраке янтарную жидкость. Потом залпом допил оставшееся и налил еще немного.

Подошел к окну и поставил стакан на подоконник. Посмотрел на двор, залитый молочным светом. По позвоночнику пробежала дрожь, превратившись в пульсацию на уровне ануса.

Стена, побеленная лучами луны, выделялась из темноты. Мирко сглотнул: интересно, обугленный муравей все еще там? Наверное, нет, решил он. Наверное, другие муравьи затащили его в муравейник и почтили память похоронной церемонией, проклиная того, кто лишил его жизни, работы и благоденствия в царстве влажных туннелей, раскинувшемся в извилинах маленькой стены.

Или они его съели, с отвращением подумал Мирко. Да, скорей всего, да. И он представил, как сотни челюстей рубят, рвут, жуют мертвое тело, и чавканье сливается в отвратительный гул.

Зачем ты это сделал?

Через оконное стекло Мирко еще раз посмотрел на двор – на стену, гравий, на качающиеся от ветра сосны, окутанные голубым светом луны с каким-то мрачным оттенком, и почувствовал невыразимую тоску. Ноги обмякли, лоб покрылся липким холодным потом, пришлось прислониться к мраморному подоконнику.

Мирко решил, что должен во всем разобраться. Узнать, что стало с его жертвой.

Подошел к входной двери, положил дрожащую ладонь на ручку и понял, что боится. Посмотрел в глазок. Кривизна придавала двору еще более мрачный, уединенный, зловещий вид.

Внутри все похолодело от необъяснимого ужаса. Мирко стоял, как симулякр, положив пальцы на ручку двери, касаясь ее носом. Не шевелясь.

Он не сомневался, что они все еще там, что они его ждут. Но боже мой, ведь это просто муравьи, что они могут ему сделать?

Мирко отпустил ручку двери. Потом снова взялся за нее. Повторил это два, три, четыре раза, не отрываясь от глазка. Набирался смелости, решался выйти, но в последний момент силы изменяли ему.

Он простоял перед дверью целую вечность. Наконец попытался заставить себя засмеяться, чтобы отогнать страх, но стало еще хуже.