Уиронда. Другая темнота (сборник) - Музолино Луиджи. Страница 88
Сознание отказывается объединить обрывки мыслей в единое целое, в голове пустота, она образует туннель, как будто ты смотришь в бинокль с обратной стороны; голос шефа отодвигается и звучит откуда-то издалека. Ты почти отключаешься от реальности, спотыкаешься, тело оседает на пол, все темнеет, сквозь туман чувствуешь, что шеф подхватывает тебя за подмышки и усаживает на мягкий стул. Проваливаешься в пустоту на пару минут, а когда начинаешь приходить в сознание, сначала видишь себя плавающим в цистерне, полной грязи, а потом, пульсируя в черепе, появляется картинка балкона и, наконец, встревоженное лицо шефа.
– Андреа, с тобой все в порядке? Ты… ты так упал, что у меня сердце екнуло. Слышишь меня?
– Д-да, в порядке, извините, – мямлишь ты, но это неправда, ты не в порядке, ты весь в поту, и от тебя воняет так, будто ты не мылся несколько недель.
– Скоро придут полицейские, они хотят задать несколько вопросов… – продолжает шеф. – Мне нужно в правление, Андреа. Ты уверен, что я могу оставить тебя одного?
– Да, конечно, идите, не переживайте, – отвечаешь ты.
– Сиди, не вставай, тебе надо прийти в себя, ты потрясен…
О, вы даже не представляете, насколько я потрясен, думаешь ты. Понятия не имеете, мой дорогой.
Ты смотришь, как шеф уходит, качая лысой головой, и надеешься, что скоро появится какой-нибудь коллега по работе.
Работа.
Эта работа.
Если не перестанешь жаловаться, что не можешь найти работу, я тебя с балкона скину.
Мысль взрывается в твоей голове, как бомба на многолюдном рынке – вспышка, потом слепая тишина и, наконец, паника, с которой едва можно справиться.
Если не перестанешь жаловаться, что не можешь найти работу, я тебя с балкона скину.
Адреналин вонзает зубы в икры, заставляя встать. Тебе нужно вернуться к Лучане. Срочно. Прямо сейчас. Ты молишься – только бы она уже вышла из дома на улицу, в толпу, в суматоху города, где опасности предсказуемы, а не являются отражением желаний твоей самой черной части.
Самой голодной части.
Ты бежишь. Пробираешься сквозь толпу служащих, стоящих посреди главного коридора, как статуи.
– Прошу прощения, извините… – бормочешь ты, вынимая из кармана мобильник и набирая номер Лучаны.
Звонок. Два. Три. Четыре. Пять. Включается автоответчик.
– Черт! – и ты уже видишь, как она летит с четвертого этажа, туфли падают на асфальт со звуком бьющейся плитки, бедренные кости, ломаясь, хрустят, словно сухие ветки, а черный силуэт на залитом солнцем балконе успевает в тот же миг со змеиной ловкостью юркнуть назад, в квартиру…
На полпути ты вспоминаешь, что оставил сумку с ноутбуком на столе. А в ней – ключи от машины. Проклинаешь себя, проклинаешь пот, щекочущий кожу между лопаток, идешь назад, и все вокруг начинает неуправляемо пульсировать, словно ты наркоман, нарвавшийся на бэд-трип. Стены покрываются кишечными ворсинками, коридор извивается, как кишка – ты в центре этой карикатуры на пищеварительный процесс. Сколько здесь фиброцемента, сколько раковых опухолей и страданий несут в себе сточные воды завода – спрашиваешь ты. Сбавляешь шаг. Пытаешься дышать глубже и вернуться в реальность.
Заходя в свой отдел, снова звонишь Лучане, но она снова не отвечает.
Пока шел, ты превратился в сгусток беспокойства, плавающий в ванне пота. В офисе по-прежнему никого нет. Но свет в комнате с копиром опять погас.
И там точно кто-то есть.
«Самсунг» выпадает у тебя из рук.
Тень. Она решила показаться мне. Больше нельзя списывать все на помехи, пятна или наваждение. Вот она, стоит прямо за дверью, блестит белозубой улыбкой и глазами, а сама чернее окружающей темноты, цвета первобытной ночи на мертвой планете, где нет ни солнца, ни огня, ни сознания.
Обитатель Комнаты. Он танцует. Медленные па напоминают чечетку, отбиваемую сумасшедшим, и ты слышишь, как по полу стучат то ли толстые хитиновые когти, то ли козлиные копыта.
Он говорит. Смеется над тобой. Потому что ты не можешь его прогнать. Его слова – грохот железяк в копире, которые наползают друг на друга с металлическим сухим дребезжанием, изрекая недопустимые истины:
– Ты же рад, правда? Ты же этого хотел, разве нет?
Твоя Копия. Она всегда где-то была, и ты всегда это знал. В чуланах, в темных подвалах, в тех местах, куда не хочется заглядывать…
Уродливая ксерокопия твоего паспорта обрела плоть из тьмы. Она поднимает руку и подзывает тебя, согнув указательный палец, словно приглашая дотянуться до нее.
Ты затыкаешь уши, кричишь «НЕТ!» и зажмуриваешься, а когда открываешь глаза, видишь, что стоишь перед копиром в комнате для ксерокопий, совершенно один.
Ты не помнишь, как туда попал. Между ног сыро, а зубы стучат, словно молотки на наковальне, заставляя тебя плакать от боли, Клак-клак-кла-кла-клак!
Дверь закрывается, в комнате воцаряется полумрак. Только от экрана настроек идет какой-то больной, изумрудно-зеленый свет, и, падая на плакат с Беллуччи, делает ее похожей на инопланетянина, плещущегося в зараженном болоте.
Крышка копира поднята. Ты даже не успеваешь подумать, что нужно бежать, кричать, звать на помощь, как щупальца, мерзкое подобие пальцев, хватают тебя за плечи и затылок, толкают, и ты ударяешься лицом в стекло копира, один раз, два, три. Твой нос ломается, кровь обрызгивает все вокруг, и в зеленоватом свете ты видишь, что она черная, как чернила, как ужасные мысли, приходящие в голову каждому, но которые далеко не каждый осмеливается осуществить.
Потом крышка падает тебе на голову и сдавливает череп. Зубы резко сжимаются, откусывая кончик языка. Жужжа, копир начинает работать, лампа двигается туда-сюда, обугливая сетчатку, и ты слепнешь. Ты извиваешься, пытаясь вытащить голову из аппарата, но знаешь, что все напрасно.
Свет и тьма проникают внутрь тебя.
Ты чувствуешь, как Копия, бесконечное скопление тьмы и зубов, вонзается тебе в горло, уши, нос, анус, снова забирается на место, откуда появилась, заполняя тебя и крутя тобой, словно носком, надетым на ногу.
Она ласкает твой мозжечок и облизывает язычок, и в голове проносятся картины: вот Ирен бьет насильника каблуком, Франческини, сгорая, издает звериный вопль, и, наконец, Лучана, которая падает, падает и падает – как летательный аппарат в виде человека, не способный летать.
И теперь есть ты, Копия, и лист бумаги. Он медленно падает на землю, совершенно белый, в такой плотной и пустой тишине, что все теряет смысл.
Ты теряешь сознание. Умираешь. Но не совсем.
И за секунду до того, как оказываешься в другом измерении, на новом уровне существования, повторяешь себе, что за копиром ничего нет.
Абсолютно ничего.
Ничегошеньки.
Но это ненадолго.
Противнус
– Давайте поиграем во что-нибудь противное!
Дети взяли пустой целлофановый пакет. Микеле в него плюнул, Маттиа и Сантина тоже. Марти бросил клок волос, Микаэль – козявку.
– Давайте назовем его Противнус и спрячем в шкафу в классе!
Каждый день ребята добавляли туда что-нибудь, преданно заботясь о слизистой мешанине.
Марко положил ноготь, Сабри – ушную серу, а Джузеппе – корочку запекшейся крови с коленки. Но всех превзошла Кира, принеся молочный зуб.
Когда в 3в классе прозвучал звонок с последнего в учебном году урока, шкаф взорвался.
Падая в обморок, учительница размозжила голову о край стола.
Противнус, покачиваясь, вышел в класс.
Дети со смехом побежали ему навстречу.
И обняли его.
На раскаленном асфальте разлились лужи, долгожданные каникулы оказались призрачной иллюзией.
Озеро без будущего
В кустах рододендрона шелестел ветер, сдувая на водную гладь засохшие цветы. На поверхности воды расходились круги, стирая отражение свинцовых облаков.