Князь Стародубский (СИ) - Лист Банный. Страница 2

— Ага, это ты энергичный и худой, весишь как птичка. А я солидный дядька, в меня три таких, как ты, поместится. Боюсь не выдержит меня твоя дорожка.

— Фигня! — Не согласился искуситель. — Смотри, она не песчаная, а из глины, танк выдержит. Пошли уже, интересно же!

Не долго думая Николай ухватился за толстый корень сосны, свисающий с края склона и ступил на выступ, образованный в результате оползня. Потоптался на месте и убедившись в надежности опоры, он решительно двинулся в сторону пещерки. Пройдя метров пять он заглянул в темное зево и махнул мне рукой.

— Федорович, давай сюда! Тут надёжно, не свалишься. Дорожка шире, чем кажется и прочная.

Он снова глянул в пещеру.

— А она здоровая, по размерам, как моя большая комната.

После чего решительно шагнул в отверстие и пропал из виду.

«Ладно, — подумал я — не зря же тащился сюда»

И, преодолев свою боязнь высоты, полез следом за Николаем.

Глава 1. Знакомство

Пещерка оказалась сухой и чистенькой, без обвалов и торчащих корней. По форме напоминала полусферу с относительно ровным полом и странно гладкой стеной в дальнем конце, которая от входа казалась полированным камнем. Николай подсвечивал в разные стороны предусмотрительно захваченным фонариком и не обращал на эту диковинку никакого внимания.

— Коля, а что это за фигня плоская?

— А! — Махнул тот рукой. — Ледник приволок откуда-то, наверное. Пока тащил — обтесал. Я видел в музее такие каменюки.

Я подошел поближе. Вдруг мне показалось, что на ее поверхности что-то виднеется.

— Николай, посвети-ка на камень. — Попросил я своего спутника.

— Чего там?

Луч света заскользил по стенке, и я оторопел. В камне, как за стеклом, стоял парень, подросток лет 14–16 и протягивал к нам правую руку. Казалось, что его ладонь сейчас проткнет тонкую поверхность и вынырнет в пещеру.

— Ты видишь?! — Закричал я. — Видишь его?!

— Кого? — Николай в недоумении пытался рассмотреть, что меня так возбудило.

— Кого я должен увидеть, Федорович? Камень как камень. Померещилось что-то?

Но черт! Я отчетливо видел паренька и даже протерев глаза и покрутив головой, мне не удалось отогнать видение. Я, вообще-то, по жизни человек осторожный, пообтесанный и побитый, но тут поступил так, как в далекой юности, решительно шагнул вперед и приложил свою ладонь к ладони застывшего юноши.

Вспышка!….

Я — Дмитрий Владимирович, во крещении. Для закупов и вольных смердов, живущих на моих землях, более известен, как Ростислав Владимирович. Близкое окружение, семья, знают меня как Олафа, сына Владимира. Ну а моя покойная матушка, ее половецкая служанка и конюх звали Балобан-бег.

Мой отец Владимир Всеволодович, сын Всеволода Большое гнездо, умер 6 января, и я стал… увы! не князем Стародубским, а изгоем. Жена отца, Елена Глебовна, дочь Глеба Святославовича Черниговского, детей батюшке не подарила и ушла в мир иной за год до него, простыв по дороге из Владимира в Стародуб. А вот пленная половецкая княжна (хотя дед был хан так себе, подханок скорее), сумела, когда-то, вскружить голову 17 летнему княжичу и через положенное время на свет появился я. Произошло это замечательное событие 17 декабря 6721 года от сотворения мира. Или в 1212 году от Рождества Христова.

Вся огромная родня отца отнеслась к его официальной бездетности с сочувствием, списывая ее на грехи, которых у любого князя очень и очень много, а к, непризнанному церковью законным, сыну с пониманием и расположением. Тем более, что официальное положение незаконнорожденного не оставляло мне шансов занять хоть какой-то стол. Слишком много было претендентов. И раз уж в лествицу мне было не влезть, то почему бы и не выказать приязнь такому родичу. Хотя наша семья знала одного ушлого бастарда, который сумел забраться на самый верх. Но где я, а где Владимир Святославович?

Дядя Юрий Всеволодович, примчавшийся из Владимира проститься с братом, позвал меня к себе, в гостевые покои, после отпевания и похорон.

— Заходи, племянник, заходи. Поговорить надо. — 39-летний Великий князь Владимирский приглашающе повел ладонью.

— Не буду тянуть. Ты понимаешь Ростислав, что стол отца твоего я должен забрать?

— А я!?

— А ты… Отец тебе землю подарил по Клязьме, вроде? Погост там и деревеньки

— Там земель то тех, простого дружинник не прокормить, не снарядить. Я все же сын князя. На стол не претендую, принимаю свое положение. Но мы же родичи! Мне что, побираться теперь Христа ради?!

— Хм… Что хочешь?

Я все дни болезни отца и ожидания похорон, обдумывал свою дальнейшую судьбу и строил планы, как выжить одному, без защиты, в непростом, кипящем котле Владимирской Земли. Советовался с умирающим князем и его ближним помощником, которому доверяли, и он и я. Ясно было, что от претензий на Стародуб или другой стол, нужно отказываться, но попробовать получить побольше земель, в личное владение и кое-какие привилегии, стоило попытаться.

— Земли от речки Тезы до речки Тары, по правому берегу, на 20 верст вглубь, а по левому на 10 верст. И обельными их сделать.

— Ого, четверть княжества захотел захапать. — Усмехнулся дядя.

— И двадцатой части не будет

— Так вроде бы левый берег уже Владимирское княжество, а не Стародубское

— А ты, Юрий Всеволодович кто?

— И то. Что еще?

— Людей моих, что в поместье не забирать и новому князю Стародубскому или тиуну твоему то сказать. Их там и так мало, а защищать землю нужно.

— А кто там? — Заинтересовался князь.

— Дружина Кнутович, с сыновьями Семионом и Василием, да три кметя, и Федор Жданович с сыном Яном и кметями. — Ответил я.

— Дружину помню, он много неприятностей моим димитровцам в свое время доставил. Хороший воин и военачальник хороший. Сам то он захочет в глухомани остаться? Не при князе, в лесу…

— Старый он уже, 42 года. Думаю, останется

Юрий Всеволодович с весёлыми изумлением посмотрел на меня.

— Я всего на три года его младше буду. Я что, старый?!

— Ты правитель, а он дружинник. — Нашелся я, слегка даже смутившись. Ну да князь не княгиня, ему возраст не помеха и не печаль. Пока.

— Ладно, силком забирать у тебя никого не буду, кто захочет — пусть остается, но и запрещать переезжать не стану. Что еще?

Тут пришла пора самому трудному вопросу. Дружина Кнутович советовал просить сразу много, тогда дадут хотя бы половину. Попросишь в меру, могут совсем ничего не дать.

— Тысячу гривен, новгородских.

— Эко! — Великий князь аж крякнул. — Куда такую прорву серебра?

Ответ давно был готов и что самое важное, абсолютно честен и обоснован.

— Людей приманивать нужно, на поселение. Там полесье, не ополье. Земля родит плохо. Пока отстроятся, поднимут пашню, пока обживутся, серебро с них, или часть урожая, брать нельзя. Уйдут. А жить то и мне нужно и дружину содержать.

— А кому сейчас легко? Ишь ты, тысячу гривен! Я вот Великий князь и то столько не часто в одном месте вижу… Ты вот что. Будешь получать по сто гривен в год от моего тиуна, которого в Стародуб пришлю, пока не посажу кого-нибудь на стол. Три года. А сейчас, сразу, я тебе двести гривен дам.

— Что на счет обельной на землю?

— Выпишу грамоту. Только ты и от Стародубского князя землю получил и от Владимирского получишь. Служить кому будешь, мне или Стародубскому?

— Обоим

— Никому значит, ха-ха-ха!

— Мы же одна семья! — Возмутился я.

— Ага, ага. Я с отцом твоим воевал и с другими братьями. Никому не мешали семейные узы.

— Я не такой!

Князь Юрий внимательно посмотрел на меня.

— Ну, ну. Увидим. На этом все?

— Все, дядя.

Великий князь грузно выбрался из-за стола, подошел ко мне и обнял. Превратившись на миг из могучего и уверенного в себе владыки в обычного, уставшего и придавленного горем от потери брата, человека. Мы постояли так какое-то время, проникнувшись вместе общей бедой. Дядя и племянник. Брат и сын. Великий князь и бастард. Родичи.