Любовь вопреки (СИ) - Ти Эллин. Страница 19

А потом он отстраняется.

А я встаю и дрожащими ногами ухожу в комнату. Мне нужно подумать. О многом.

Глава 16. Ярик

Я снова не сплю. Это уже похоже на бессонницу, или я просто медленно съезжаю с катушек?

Происходит какой-то лютый пиздец. Всё одним огромным снежным комом накатывается и накатывается, и ни одна из проблем решаться не спешит. Не удивлюсь, если завтра случится еще что-нибудь, что добьет меня окончательно.

Я не знаю, сколько уже времени, но примерно, думаю, часа три или четыре ночи. Я просто лежу и смотрю в потолок, думая обо всем на свете. В основном о Машке, конечно…

Вот зачем я полез? Еще и извинился перед поцелуем, правильный, чтоб меня… Как будто мое тупое извинение хоть чем-то поможет накатывающему пиздецу. Или сгладит мой тупой поступок.

Машка ушла сразу же и до сих пор я не видел ее. Она не выходила из комнаты, и это помогло мне принять окончательное решение о переезде.

Я просто поеду в свою квартиру и всё. Не думаю, что папа или Ленка расстроятся от этого. Скорее, наоборот, легче жить станет. Машке так точно. Ей достался далеко не лучший в мире братец, хочу уже спокойствия для неё.

В ночной тишине слышу негромкий скрип кровати Маши. Сначала думаю, что просто ворочается во сне, но потом слышу негромкие шаги. Напрягаюсь. Ей плохо? Почему встала ночью?

Смотрю на часы: три тридцать, как я и думал.

Она входит в ванную и закрывает за собой дверь, а мою не трогает. Видимо, думает, что я сплю и это необязательно.

Я не запрусь к ней в ванную, конечно, хотя и несомненно мне хотелось бы, но всё равно поражаюсь ее уверенности и беспечности.

Пару минут слышится какая-то возня, а после я слышу шум воды. Точно за стенкой.

Она в половину четвертого решила принять душ? Значит, не спала. Почему?

А вдруг по той же причине, что и я? Вдруг думала о нас? О том поцелуе? О наших взаимоотношениях и о том, что вообще со всем этим делать и как жить дальше.

Мне хочется, чтобы она думала обо мне, но я понимаю, что для ее же блага лучше бы об этом в целом никогда не вспоминать.

Я стараюсь не закрывать глаза, чтобы не представлять Машку в душе, потому что из-за отчетливого шума воды картинки в голове рождаются слишком яркие. Я чёртов извращенец, раз так хочу свою сестру.

Спустя минуту раздается голос. Честности ради, она неплохо поет. Но не среди ночи же! Хотя, родителей разбудить не должна, там внизу ни черта не слышно. А я… а я слушаю. Даже с удовольствием.

— Да-а-авай всё сохраним, как первый наш фотоснимок. Со мной ты непобедим, с тобой я непобедима…

Я не знаю, что это за песня, но у меня от этих слов, еще и произносимых Машей, душу выворачивает. Со мной ты непобедим… А ведь правда. Я ради её улыбки на все готов, хоть горы свернуть, хоть шею любому мудаку, что посмеет ей хоть как-то навредить. Жалко только, что наша история обречена заранее и что все мои подвиги, если их можно назвать таковыми, никакого результата не принесут.

Когда она переходит к следующему куплету, я встаю, натягиваю домашние штаны и выхожу на балкон, потому что это просто какое-то издевательство уже.

На улице прохладно, шел дождь, кажется, а я в одних штанах. Но пофиг. Остудиться даже полезно иногда.

Усаживаюсь на диванчик, у нас тут на балкончике целая гостиная под открытым небом, и достаю сигарету, подкуривая и наслаждаясь горьким дымом, проникающим в лёгкие.

Папа вечно психует на меня за эту привычку, но сигареты так круто успокаивают, что я не смогу отказаться, даже если захочу. Иначе точно съеду с катушек и отцу придется носиться со мной, как с мелким.

Выкуриваю одну, смотрю на звездное небо. Красиво. Тянусь за второй сигаретой и закуриваю снова, потому что от одной не особо удалось освободить мысли от всего этого.

Полоска света от включенной лампы в комнате Маши попадает на балкон и я жмурюсь, подавляя желание зайти к ней.

Но она меня опережает, выигрывает, как всегда. Выходит ко мне на балкон, в одном сука полотенце и с пледом в руках.

— Холодно, Ярик, — говорит негромко и усаживается рядом со мной, прикрывая нас двоих мягкой тканью. Она подтягивает колени к груди и обнимает их, на меня не смотрит, хотя сейчас я точно понимаю, что думаем мы об одном и том же.

— Почему ты не спишь? — решаюсь спросить, делая очередную затяжку и выдыхая дым в противоположную от Маши сторону, чтобы не мешать ей запахом.

— А ты почему? — отвечает вопросом на вопрос, и я усмехаюсь. Ну, теперь точно ясно. Парочка, чтоб меня… — Зачем ты куришь? Вредно же, — говорит погибель моя, и я машинально кручу и рассматриваю сигарету в руках.

Делаю затяжку, сразу еще одну, чувствуя, как легкие горят огнем от этого, и выбрасываю окурок, выдыхая в небо ровные колечки дыма.

— Да я бы бросил с удовольствием, но не получается. Всё время происходит что-то, от чего хочется курить.

— Почему сейчас хочется? — она поворачивает ко мне голову и пытается смотреть в глаза, пока я смотрю точно прямо, не давая ей такой возможности. Или себе. Потому что если я снова так близко посмотрю ей в глаза — я снова не сдержусь. А ей не нужно это. Мы до сих пор ни разу нормально не обсудили всё то дерьмо, что происходит, куда еще усложнять-то? Потом вообще не выпутаемся.

— Машка, иди спать, пожалуйста, — говорю негромко, почти упрашивая её об этом. Нам обоим было бы проще, если бы она ушла к себе, а я бы продолжил мерзнуть на балконе без ее заботливого принесенного пледа.

— Я не хочу уходить, — она пожимает плечами, а я упираюсь локтями в колени, закрываю глаза и сжимаю челюсти. Ну почему так сложно-то, а? — Ты пугаешь меня…

Она шепчет эти слова совсем близко ко мне, а потом внезапно касается пальцами моей щеки. Прикосновение лёгкое, как пёрышко, едва заметное. Она водит кончиками пальцев по щеке, переходит к уху, обводит его, а затем перемещается к волосам. Проводит по совсем коротким на висках и затылке, а потом к макушке, где чуть длиннее. Машка касается ноготками кожи головы и я чуть не падаю ей на ноги и не сворачиваюсь у них мурлыкающим котенком, как это приятно.

Она гладит меня по голове пару минут, и я понимаю, что успокаивает это гораздо сильнее, чем курение. Расслабляюсь как давно не расслаблялся, и как только понимаю это, Машка проводит пальцами по губам, и я напрягаюсь сильнее прежнего.

— Сегодня снизу, — шепчет она и я сглатываю Не поднимай эту тему, черт, только не сейчас… — Ты целовал меня. Зачем?

— Потому что хотел, — отвечаю самую тупую, но правду. Я безумно хотел ее поцеловать.

— А сейчас хочешь?

Я поворачиваюсь к ней и смотрю в глаза. Она немного напугана, но спрашивает со всей серьезностью. Сидит в одном полотенце, черт возьми, дрожит как воробушек, но вместо того, чтобы уходить и греться, она задает мне такие вопросы, от которых волосы дыбом становятся.

— Всегда хочу.

Ну, вот и всё. Не так уж было и сложно. Теперь она и без длинных речей всё знает, а я… А я сдохну прямо тут, кажется, вот и всё.

— Знаешь, мне просто кажется, что… Мне кажется, что я тоже хочу.

Несколько слов, каждое как выстрелом в лоб. И в сердце. И по всему телу хаотичными пулями.

Она стреляет в упор, а я стою у стены и с удовольствием принимаю все эти пули. Потому что из ее рук и яд выпил бы не задумываясь.

И я пью его, ровно когда она приближается ко мне и целует. Потому что эти чувства — чистый яд, который погубит нас в конечном итоге.

Но остановить это невозможно. Потому что разум отключается в секунду, а руки, губы и вообще всё тело подчиняется отныне только ей.

Я беру Машу за шею и притягиваю к себе ближе, целуя без единой капли стеснения. Потому что она отвечает с таким же рвением, жмется близко и возвращает руку к моему затылку, проводя ладошкой по короткому ёжику.

Мне срывает крышу. Когда я целовал ее, понятия не имея, как она может на это отреагировать, я действовал так аккуратно, как только мог. Сейчас же Машка отвечает мне, ничуть не уступая мне в жадности этого поцелуя, и все запреты и замки просто катятся к черту сразу же.