Лягушка Басё - Акунин Борис. Страница 11

Я вспомнил одну очень хорошую молитву, потому что в жизни бывают случаи, когда молитва полезнее тоста.

«Господи, творящий чудеса, сделай меня невидимым! Что Тебе стоит?».

Княгиня встала, отворила окно, ни слова не говоря. Потом так же молча отошла к стене и скрестила руки на груди. Приготовилась смотреть, что будет дальше. А дальше было вот что…

Через подоконник с кряхтением и шумом перелез человек-гора. Спрыгнул на пол – дом задрожал.

- Лейла, шен дареке – моведи, - сказал он густым басом.

Это значит: «Ты позвала – я пришел».

Она ему спокойно:

- Говори по-русски. Господин Фандорин по-грузински не понимает.

Каха повернулся, быстрый, как барс. Увидел нас. Ручищей хвать за кинжал.

Прорычал:

- Вы кто?

Я за себя ответил:

- Я Ладо Чхартишвили, батоно Каха, просто так тут стою. Не обращайте на меня внимания.

- Ну, а я сыщик, - сказал Фандорин, а больше ничего сказать не успел.

Каха еще громче зарычал, по-медвежьи. Выхватил кинжал и как кинется на батоно Эраста!

Но только того на прежнем месте уже нету. Только что был – и нету, честное слово! Каким-то чудом он оказался сбоку от Кахи, стукнул его ладонью по бычьей шее, мне показалось совсем несильно, но абраг повалился на пол и остался лежать.

- Полагаю, господа, я вам больше не нужна? – холодно произнесла княгиня Лейла. - Беседуйте без меня.

И вышла. Все-таки княгиня есть княгиня.

А Фандорин полил Кахе на голову водой из графина. И когда разбойник замычал, говорит:

- Не пугайтесь, господин Каха. Паралич временный. Нервный узел скоро восстановит свои функции. Отвечать на вопросы, однако, вы можете. Ну же, перестаньте хлопать г-глазами. Вопрос у меня только один: вы убили Луарсаба Гуриани?

- Очень хотел, - прохрипел Каха. - Она не позволила. Сказала: «Разорить меня хочешь?».

- Чем же з-закончилась ваша встреча с княгиней?

- В дверь муж стал колотить. Кричит: «Открой! Я убью его!». Я обрадовался. Говорю: «Открой ему, очень прошу». Она мне: «Ты с ума сошел! Вон отсюда и чтоб я больше тебя не видела!». Схватила за руку, потащила через другую дверь. Когда она меня за руку взяла, из меня вся сила ушла. Иду, как теленок, только на нее смотрю… Привела в какую-то комнату, большую. Как сад, только с потолком и стеклянными стенами. Открыла окно. «Прыгай, говорит. И прощай». Я так и сделал. Сказал только: «Ждать тебя буду». Посмотрел на нее… Прыгнул, пошел. Потом не помню…

Фандорин отвел меня в сторону.

- Вот что, господин Ладо. Вы, насколько я мог заметить, п-психолог. Я ненадолго отлучусь, а вы потолкуйте с подозреваемым. Меня интересует ваше мнение: правду он рассказал или нет.

Мне страшно стало.

- Я  - с ним? Наедине? А если у него нервный узел восстановит свои эти... функции?

- За пять минут не восстановит.

И ушел! Оставил меня с Кахой одного!

Он знаете какой, Каха? Как-то раз  четырех жандармов с моста в речку скинул.

Очень близко подходить к нему я не стал. И заговорил с ним по-русски, потому что - Следствие.

- Как вы, уважаемый? – спрашиваю. - Удобно лежите?

- Ничего так, - отвечает. - Только пить хочется.

Я налил ему вина. Пришлось из рук поить. А Каха еще и заплакал. Как маленький ребенок.

- Почему плачешь? – сказал я ему на «ты». Кто плачущему ребенку «вы» говорит? – Не надо плакать.

Он всхлипывает.

- Она меня не любит… Сейчас только понял. Любила бы – записку не написала бы... А, пускай в тюрьму ведут. Теперь все равно… Буду вспоминать, какая она красивая. За двадцать лет еще красивей стала!

И стало мне его жалко.

- Давай, - говорю, - я с тобой выпью. За то, чтобы та, кого мы любим, всегда была для нас самой красивой на свете.

Вы тоже за это выпейте. Это хороший тост.

И когда вернулся Фандорин – а он скоро вернулся – я ему сказал:

- Он не соврал. Когда человеку все равно, что с ним будет, зачем ему врать?

- Да, - кивнул сыщик. - Каха сказал правду. Княгиня подтвердила, что вывела его коридором в оранжерею. И показала то самое окно, под которым мы нашли отпечатки. Абраг выпрыгнул из него не минувшей ночью, а неделю назад. Стало быть, Кобулетели убийства не совершал.

- Отпустим его, а? – попросил я Фандорина. – Каха Кобулетели грабит только плохих людей. И половину добычи отдает беднякам.

- Грузинский последователь Китодо? – усмехнулся сыщик.

Я не понял.

- Последователь чего?

- В Японии есть «благородные воры», которые ведут себя примерно так же. Их даже полиция уважает. Там целая философия, называется Китодо, «Путь благородного вора».

- Каха Кобулетели не философ, - сказал я. - Но сердце у него благородное.

- Поступайте, как считаете правильным. Это ваши грузинские дела, - пожал плечами Фандорин. - Для моего расследования этот господин интереса не п-представляет. Или свяжите его, или отпустите. Я возвращаюсь в Оранжерею, нужно еще кое-что проверить. Мы ведь с вами, господин Ладо, снова оказались у нулевой отметки.

Вот вы, уважаемые, на моем месте как бы поступили? Отпустили бы абрага Каху Кобулетели или нет?

Я задал себе вопрос: какой мир лучше – с Кахой или без Кахи?

И честно вам скажу – понял, что не знаю. А поскольку в справедливом суде всякое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, связывать Каху я не стал. Взял со столика вазочку, где у княгини стояла роза. Розу вынул, налил вина, поставил перед Кахой. Пусть выпьет, когда руки снова задвигаются.

Пожелал абрагу удачи и пошел в оранжерею к Фандорину.

Сыщик стоял над покойником в задумчивости, щелкал своими зелеными четками.

- В этом преступлении непонятно вот что: оно вызвано расчетом холодного ума или порывом г-горячего сердца? Что по этому поводу думаете вы, господин Ладо? Что подсказывает вам интуиция?

Интуиция мне ничего не подсказывала.

Может быть, убийство совершил кто-нибудь с горячим умом и холодным сердцем? Такие люди на свете, к сожалению, тоже есть. Много.

Давайте я у вас спрошу: что я должен ответить Фандорину?

Или нет, я лучше тост произнесу. Важный. Для важного тоста, вы уже знаете, два бокала нужно. Наливайте. И я себе налью.

Из-за этого тоста у меня тоже большие неприятности были. Только не с епископом, а с полицией. Потому что когда человек в Российской империи говорит что-нибудь важное, у него всегда бывают неприятности, и чаще всего с полицией.

Но здесь все свои, можно.

Берите в руки оба бокала и слушайте.

Почему у нас в Российской империи всё так трудно дается? Потому что нами правит орел, у которого две головы. Одна смотрит влево, на Запад. Она довольно умная, но немножко замороженная. Другая смотрит вправо, на Восток. Эта голова не очень умная, но очень горячая.

Почему у тебя Запад умный, а Восток глупый, спросите вы.

А я вам отвечу: не обижайтесь. Это медицинский факт. Мне знакомый врач рассказал. В мозгу левое полушарие отвечает за ум, а правое – за чувства. Так и с российским орлом.

Две головы орла все время ругаются друг с дружкой: «Налево полетим!», «Нет направо полетим!». Из-за этого орел никуда не летит, а только дергается, то влево, то вправо.

Восточная голова говорит: «Самое главное – жить по правде». «Дура ты, - отвечает Западная голова. – Самое главное – жить по справедливости. Потому что правда у каждого своя, а справедливость – она для всех одинаковая».

«Я тебя сейчас заклюю, и останется только моя правда!» – крикнула Восточная голова и как клюнет другую в лоб.

«Я сама тебя заклюю, и это будет только справедливо!» - закричала Западная и тоже шмяк клювом.

И пока они между собой воюют, хочу вас спросить.

Вы за Восточную голову или за Западную? За правую или за левую? Что важнее – правда или справедливость? Чем надо жить – умом или сердцем, если и тем, и другим вместе никак не получается?