Последний гость - Чайка Мирослава. Страница 6

– Ну, во-первых, у нас в фонарях горят все лампочки, а во-вторых, у тебя столько работников, что такая просьба вызовет у него подозрение.

– Ну и что, зато он узнает, что ты приехала, встретитесь.

– Ой, тетя, думаю, что Коля Вересков и так знает о моем приезде. Но видеться после всего, что было, я с ним не хочу, он, видимо, со мной тоже.

– Глупости, первая любовь не забывается.

Но договорить дамам не удалось. У Надин зазвонил телефон, и человек на том конце провода так взволнованно начал тараторить в трубку, что она не смогла вставить ни единого слова, а когда разговор был закончен, Надин перевела встревоженный взгляд на племянницу и, выпучив глаза, сообщила:

– Мардука украли, постамент совершенно пуст!

3. Мардук

Бог Мардук был покровителем города Вавилона. Он управлял движением Солнца и давал людям пищу. Считали Мардука также богом мудрости. Он умел врачевать и обладал большой заклинательной силой. Вавилоняне верили, что Мардук убережет их от бед и напастей, вселит в их умы истину и в исключительных случаях даже сможет воскресить мертвых. В Персиковой Долине бог Мардук изображался в образе павлина. Его скульптура находилась на главной площади.

***

В шесть тридцать утра каждый день, независимо от времени года и дня недели, Глеб отправлялся на пробежку в легком тренировочном костюме и кроссовках на гибкой подошве со вставками из прочной резины для уменьшения нагрузки на колени. К этой утренней тренировке его приучил отец с раннего детства, и несмотря на то что Глеб считал его деспотом и тираном, от этого утреннего ритуала не отказался, ведь привычка хуже крошек в постели: сколько ни вытряхивай, все равно что-то да останется. Этот стройный, поджарый и очень собранный юноша вырос в семье военного. Мать – тихая скромная домохозяйка – в воспитании сына участия не принимала, разве только иногда украдкой от мужа могла приласкать вечно наказанного за малейшее непослушание малыша. Отец Глеба мечтал стать летчиком, но отучился только на бортинженера, и, хотя являлся членом летного экипажа, сесть за штурвал и подняться в небо ему не было суждено. Эти неосуществимые мечты не давали ему покоя, а когда в их семье родился сын, мужчина, естественно, решил, что теперь летчиком должен стать он. С первых дней жизни Глеба отец занимался закаливанием ребенка, физическим воспитанием и обучением. Мальчик не мог сделать шага в сторону от написанного отцом режима, который, как дамоклов меч, страшил его, примагниченный к холодильнику на кухне. Но как ни старался несостоявшийся летчик сделать из Глеба богатыря, мальчик рос болезненным, хилым и больше походил на хрупкую девочку, этого мужчина вынести не мог.

У Глеба навсегда остался в памяти момент, с которого начался отсчет дней его лютой ненависти к бездушному мучителю, называвшему себя отцом. Жили они в то время на севере страны в небольшом военном городке на берегу полноводной реки. Раньше она была судоходной, но со временем эту транспортную артерию заменило отличное шоссе, и ее берега заросли камышами и осокой, а зимой на поверхности образовывался прочный лед, припорошенный сероватым снегом. Глебу было семь лет, только закончились зимние каникулы, и маленький первоклассник с трудом просыпался по утрам, чтобы успеть до школы выполнить все пункты из списка отца, которые тот писал в тетради и клал на тонкий подоконник кухонного окна. Но в то утро Глеба разбудила непонятная возня и голос матери за стеной. Что она говорила, было непонятно, но, когда она заплакала, умоляя о чем-то мужа, мальчик сел в кровати и насторожился. Крошечная комната с вытянутым окном у самого потолка – спальня родителей – была местом, куда ему строго-настрого запрещалось входить, но чувствительный мальчик так разволновался за мать, что готов был пренебречь правилами и ринуться на спасение единственного дорогого ему человека. Как вдруг дверь отворилась и на пороге в свете низкого проема появилась внушительная фигура отца, а следом женщины с выбившимися из косы волосами, она засовывала руки в рукава своего скромного пальто и причитала, пытаясь подавить вырывающиеся из груди рыдания:

– Рома, завтра девятнадцатое, давай завтра, как все, прошу тебя, Ромочка.

– Вот еще, будете завтра меня позорить перед людьми, точно так же распустите нюни, – злобно бросил мужчина и, накинув на Глеба колючий плед, подхватил его как пушинку на руки и потащил на улицу.

На небе только начал заниматься рассвет, совершенно безлюдная улица показалась мальчику чужой и грозной. Крепкий мороз сковал босые ноги, торчащие из-под небрежно накинутого покрова. Бежавшая позади мать в распахнутом пальто рыдала уже навзрыд, и Глеб понял, что сейчас должно произойти что-то ужасное, и тоже громко заплакал:

– Папочка, куда ты меня несешь, что ты хочешь со мной сделать?! Прости меня, пожалуйста, я буду слушаться тебя, – лепетал мальчик, не понимая, в чем он мог провиниться. – Куда ты меня несешь, папочка?

Мужчина, не обращая внимания на мольбы жены и слезы сына, широко шагал, свернув к лесу, иногда даже переходил на бег, и только когда они вышли к недавно выстроенному мостку, ведущему к проруби для купания в Крещенский сочельник, Глеб с ужасом осознал, что сейчас будет. Он вытаращил глаза, вцепился худенькими пальцами в полы отцовской куртки и начал истошно орать:

– Отпусти меня, не надо, не надо, отпусти!

К его крику присоединилась мать, умоляя подождать до завтра:

– Ромочка, завтра его Бог защитит, положено окунаться девятнадцатого, на Крещение, а сейчас прямо из постельки не выживет Глебушка, заболеет, простудится… – Она хватала мужа за руки, тянула на себя сына. Но когда в ее тираде послышались слова «Он такой слабенький», мужчина резко оттолкнул жену и быстро окунул Глеба в прорубь, придавив рукой с такой силой, что тот с головой ушел под воду.

Мальчик перестал сопротивляться, его замерзшее тело уже ничего не чувствовало, он поднял голову на свет, еле пробивавшийся через толщу воды, и наблюдал, как пузырьки выдыхаемого им воздуха медленно поднимаются вверх, потом заметил свои руки с растопыренными пальцами и черную большую пуговицу, которую оторвал от куртки отца, все это, как в странном сне, медленно плыло перед глазами. Ему стало вдруг так легко и безразлично, что показалось, он уже умер, и тела нет, а только душа парит в мягком желе бескрайней вселенной. Как вдруг чья-то огромная рука схватила его за волосы и потащила из воды.

Спустя годы повзрослевший юноша, получив образование в сфере IT, поселился в Персиковой Долине, подальше от родителей, но его ненависть к отцу не прошла, а переросла в более глобальное чувство, оно выражалось в отрицании всего, что делали люди возраста его папы. Его раздражало то, что старое поколение старалось навязать молодежи свои ценности, заставляло чтить память их героев, восторгаться непонятными подвигами. Ему были чужды любые традиции, его тяготило всякое назидание, а если кто-то говорил ему, что нужно делать, он тут же чувствовал, словно огромная рука опускает его в ледяную воду, и начинал отчаянно сопротивляться. Глеб не мог понять, что дело тут совсем не в борьбе поколений, а в том, что в нем говорила детская травма и банальная обида. Он, ведомый своими комплексами, жаждал мести и был готов крушить все старые устои, сбросить с руководящих должностей престарелых толстосумов. Его целью было построить общество молодых и энергичных людей, лишенных предрассудков прошлого, полностью пропитанное инновационными технологиями и прогрессивными идеями. И когда случайно попал в Персиковую Долину, то понял, что этот поселок, отделенный от суетного мира с одной стороны горным хребтом, а с другой морем, почти построил что-то, напоминающее утопическое общество, поэтому был отличным плацдармом, чтобы осуществить его мечту – сбросить с постаментов старых богов и создать город будущего.

Сегодняшним утром Глеб, как и обычно, бежал трусцой по тротуару вдоль ровно подстриженной зеленой изгороди и не мог без раздражения слышать звук газонокосилки, который доносился то с одной, то с другой стороны. Его доводили до исступления буйно цветущие клумбы с удушающим ароматом лилий, женщины с плетеными корзинами, собирающие поспевшую черешню, по-соседски переговаривающиеся друг с другом, словно добрые подруги. А стоящий на лестнице крепкий седовласый мужчина, подкрашивающий и без того идеальные наличники окон, вовсе заставил Глеба сердито скривиться. Он мечтал, что эти улицы заполнят роботы, вытеснив тем самым ручной труд, он представлял себе стеклянные купола над павильонами виртуальной реальности, что еду будут доставлять дроны.