Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне. Страница 13

Все сдвинулись и усадили гостью поближе к печи, в которой тлели угли. Августа тоже подсела к остальным, решив остаться еще хоть на четверть часа: Мария Йордан всегда приносила с собой скандальные сплетни, слухи и пересуды, которые потом долго перемалывались. Кроме того, она прихватила с собой карты.

– Так значит, у тебя сегодня выходной? И ты пришла именно к нам, Мария? – с ухмылкой спросила Эльза. – В городе сейчас выступает танцовщица со своим ревю, а в кино показывают любовные истории. Неужели тебе не хотелось окунуться с головой в ночную жизнь Аугсбурга?

Мария Йордан удостоила Эльзу недружелюбным взглядом, проигнорировав ее вопрос. Она неторопливо положила ложечкой сахар в теплый мятный чай, который налила ей Ханна, и как ни в чем не бывало спросила, отужинали ли они.

– Ты голодна?

Августа посмотрела на Брунненмайер, которая распоряжалась продуктами, Повариха не особенно жаловала Йордан.

– Что, фройляйн камеристка стала такой скрягой, что не может сходить в свой выходной в трактир? – довольно дерзко спросила она. Йордан ответила, что в трактирах теперь подают одну репу с ячменным супом, а тут как-никак живут состоятельные граждане, а значит, здесь можно подкрепиться, например, телячьими ножками с капустой. Да и теперешние цены для бедной прислуги просто баснословные.

– Ну, наша повариха уж что-нибудь найдет, – пообещала Августа. – Ведь Мария нам сейчас и карты разложит. Правда, Мария?

– Ну уж если хотите…

Йордан любила, чтобы ее упрашивали разложить пасьянс. Так, позже ее не могли упрекнуть в том, что она сама напросилась погадать. К тому же частенько ей снились сны, пророчества из которых – по крайней мере, по ее мнению – всегда сбывались.

– Мне не нужны никакие пасьянсы, – проворчала Брунненмайер. – Все равно одно вранье.

– А вот я очень хотела бы узнать свое будущее! – воскликнула Ханна и с тоской посмотрела на всех своими большими глазами. Эльза с Августой – само собой – тоже проявили интерес, так что поварихе волей-неволей пришлось подняться: кряхтя, она отправилась в кладовку. Ханна слышала, как та гремела связкой ключей, а значит, полезла в шкаф за решеткой, где хранились продуктовые запасы. Брунненмайер вернулась, держа в руках небольшое деревянное блюдо, на котором лежали кончик кровяной колбасы, кусочек твердого сыра бергкезе, два ломтя ржаного хлеба и вдобавок к ним один маринованный огурчик.

– Вот, получи!

Она с грохотом поставила блюдо прямо под нос Йордан и села на свое место. Увидев кровяную колбасу, Йордан попросила горчицу, и Ханна достала ее с полки, а Августа деловито побежала за ножом.

– Спасибо большое, – поблагодарила она повариху.

Мария Йордан не набросилась на еду так, как будто она страшно изголодалась, а вкушала ее медленно, со смаком, с расстановкой, запивая мятным чаем. И при этом даже не заикнулась, что колбаса была как каменная, а сыр с одного конца заплесневел.

– Если бы вы только знали, как мужественно держится фрау Элизабет, – промолвила она. – И сколько ей приходится терпеть от своих родственничков. О святая Дева Мария, о святой Иосиф! – Она обвела взглядом сидящих за столом, с удовольствием констатируя, что с нее не сводят глаз. – Ах, как же ей тяжело! Выслушивать надоедливые вопросы свекрови и видеть младшую сестру и золовку Мари Мельцер, а ведь они обе уже выполнили свой супружеский долг…

– И это все оттого, что она не может забеременеть? – уточнила Августа. – О боже мой, Мария, уж ты наверняка знаешь какое-нибудь снадобье. Ведь у тебя есть рецепт на любую болячку…

Йордан бросила на Августу предостерегающий взгляд. Ханна слыхала, что несколько лет назад та предложила Августе одно средство, чтобы избавиться от беременности, но та его не приняла.

– Ну конечно же я давала ей разные советы. Пару раз готовила ей чай, но все это никак не помогло. Вполне возможно, что дело не в ней, а в господине майоре фон Хагеманне…

Августа несдержанно захихикала, и все сразу повернулись к ней. Тогда она сделала вид, будто подавилась, а затем откашлялась и отпила мятного чая.

– В Австрии, на Дунае, – начала теперь Брунненмайер, – есть одна известняковая пещера. Если женщина не может забеременеть, она должна пойти туда в полночь, раздеться донага и окунуться в пруд с ледяной водой. Говорят, после этого как пить дать забеременеешь…

Ханна слушала эту историю, широко раскрыв глаза. Голышом окунуться в воду? С другой стороны, в пещере в полночь, поди, ни зги не видать, так что никто и не увидит…

Августа прыснула от смеха, а Эльза разразилась смехом, похожим на блеяние. Ну и истории знала Брунненмайер!

– Забеременеешь! – Августа смахнула выступившие на глазах слезы. – И от кого же?

– Ну конечно же от пещерного духа.

– Интересно, и как он выглядит? Небось какой-нибудь кривоногий гномик с длинной бородой и горбиком?

– Ну уж горбик-то у него точно есть, – захихикала Августа. – Но только не на спине…

– Возможно, он даже красив собой. Взрослый, опытный мужчина с толстым…

– Ну а теперь хватит, – прервала их повариха.

– Я имела в виду – в толстой меховой шубе, – с наигранно серьезной миной поправила себя Августа. – Ведь в пещере той наверняка холод собачий.

Йордан положила в рот последний кусочек сыра, спокойно прожевала его и запила глотком мятного чая.

– Ну что, теперь раскладываю карты или как?

– Ну конечно! – воскликнула Эльза.

Августа тут же подскочила. Ей прежде всего хотелось узнать, когда вернется ее Густав. И вообще, жив ли он. Ханна ничего не сказала, но по ней было видно, что она тоже охотно заглянула бы в свое будущее.

– Двадцать пфеннигов, – нагло потребовала Йордан.

– Что? – вспылила Августа. – Ты тут у нас нажралась, да еще хочешь поиметь за это денежки?

Эльза тоже считала, что это наглость. Брунненмайер промолчала: кто-кто, а она-то уж ой как хорошо знала Йордан и предвидела этот подлый ход. «Как же жадна до денег Мария Йордан», – всегда повторяла повариха. Ходили слухи, что у себя под матрасом та прячет небольшое состояние.

– А я заплачу, – неожиданно сказала Ханна. – Если вы действительно предскажете мне будущее, тогда заплачу.

– А у тебя вообще есть хоть сколько-то? – недоверчиво спросила Йордан.

– Сейчас принесу. Я мигом.

Ханна бросилась к лестнице для прислуги и торопливо поднялась на четвертый этаж, где располагались комнаты персонала. Ранее из сбережений у нее вычли деньги за украденную булку, после она успела совершить несколько покупок – пуговицы, пара шерстяных носков и моток белых ниток для шитья, так что теперь у нее оставалось тридцать восемь пфеннигов. Двадцать пфеннигов для Ханны – солидная сумма, но если мать, следуя собственным угрозам, вскоре объявится на вилле, то ей все равно придется со всем расстаться.

Ханна вернулась на кухню – раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, она протянула Йордан руку, в которой были зажаты монеты.

– Десять, двенадцать, тринадцать, пятнадцать… двадцать, – отсчитала Мария Йордан, ничуть не смущаясь гневных взглядов остальных. – Хорошо, Ханна. Давай деньги…

Ханна уже хотела пересыпать монеты в протянутую руку Йордан, но тут кто-то так сильно ударил кулаком по столу, что тот затрясся и зазвенела крышка стоящего на нем чайника.

– Постой, – возмутилась повариха. – Сначала товар, потом деньги. Ханна, а ты положи-ка свои пфенниги сюда на стол. Вот теперь начинайте.

– И чего вы тут встреваете, Брунненмайер? – выругалась Йордан.

Ответ она не получила, но и деньги взять не решилась. Наконец, глубоко вздохнув, намекая тем самым, что с ней обошлись нечестно, она все-таки смирилась, как смиряется добрая христианка перед своими мучителями. Под любопытными взглядами присутствующих она водрузила на стол свою матерчатую сумку и, порывшись в ней, выудила оттуда колоду игральных карт, перевязанную резинкой.

– Карты французские, – пренебрежительно заметила повариха.

Йордан не обратила на это никакого внимания. Она попросила придвинуть поближе лампу и выключить верхний свет, затем достала зеленоватый шелковый платок и набросила его на абажур керосиновой лампы. Кухня тотчас погрузилась в таинственный, призрачный полумрак.