Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне. Страница 98

– Ах ты боже мой! – воскликнула Китти, указывая на окно. – Похоже, мы собираемся выехать за границу!

Эрнст фон Клипштайн позвал на помощь гостиничных коридорных, чтобы те принесли набитые вещами дорожные чемоданы. Соседнюю комнату предоставили дамам для переодевания, а Иоганн Мельцер сменил только обувь и носки, уверяя, что влажные штанины высохнут и так.

– Уже чувствуешь себя намного лучше, – произнесла Элизабет, когда они, наконец переодевшись в сухие вещи, снова сели за стол. – Господин Винклер вчера рассказывал, что в детском приюте уже четверо заболели гриппом – ничего удивительного в такую холодную и сырую осеннюю пору.

Некоторое время они беседовали о печальном положении сирот, хвалили работу господина Винклера, а под конец Гертруда спросила, правда ли, что Элизабет хочет выучиться на учительницу.

– Конечно. Я хотела бы зарабатывать свои собственные деньги и никому не быть в тягость.

Это смелое заявление было воспринято по-разному. Алисия только вздохнула, Иоганн Мельцер с остервенением кусал свой бутерброд с джемом, а Гертруда Бройер закатила глаза. Китти и Мари, наоборот, считали, что Элизабет совершенно права. Времена, когда женщина из хорошей семьи сидела дома и вышивала носовые платочки, давно прошли.

– Точно так же, как мода на длинные юбки и косы! – воинственно воскликнула Китти, поднимая кофейную чашку. – Я художник и собираюсь продавать свои картины. А почему бы и нет? Если другие продают!

– Боже мой, – застонала Гертруда. – Ты и вправду думаешь, что кто-то может еще платить тебе за это деньги? Что вы на это скажете, господин лейтенант? Вам было бы приятно, если бы ваша жена зарабатывала деньги, как работница?

Эрнст фон Клипштайн оказался в затруднительном положении, потому что ему ужасно не хотелось портить отношения с кем-нибудь из дам.

– Пока я не собираюсь вступать в брак, поэтому мало что могу сказать по этому поводу, милая госпожа…

– Ха-ха, да вы просто трус! Моя Тилли, во всяком случае, не пойдет в работницы и секретарши.

Тилли до сих пор слушала молча, но теперь она осмелилась сделать попытку небольшого наступления:

– Я уже думала о том, как немного поправить наш бюджет, мама. Почтовое отделение предоставляет молодым женщинам из хороших семей возможность работать телефонистками, и тогда…

Гертруда громко вдохнула воздух. Да это просто неслыханно! Телефонистка – это же добыча для господ почтовых служащих.

– Пока я жива, этого не произойдет! Боже мой – слышал бы твой отец. Но он был таким же. Занимался только своим банком, а семейные проблемы все были на моей шее. А теперь он покинул нас насовсем… – Она заплакала. Печаль, которую она так энергично гнала, теперь коварно обрушилась на нее. – С мужчинами всегда так, – всхлипнула она. – Уходят на войну или сидят в своих конторах. А когда они нужны…

– Все хорошо, мама, – мягко промолвила Тилли. – Успокойся. Мы же с тобой вместе. Мы и одни справимся.

Гертруда вытерла платком слезы и погладила дочь по руке.

– Но на почту ты не пойдешь, Тилли. Я запрещаю.

– Все будет как ты хочешь, мама. Это была просто идея.

Принесли еще один кофейник с солодовым кофе и корзинку со сладким печеньем и пирожными с начинкой из орехового крема и джема. Оказалось, что всю эту дорогую выпечку заказал и оплатил Эрнст фон Клипштайн.

– Это и правда мило с вашей стороны, – поблагодарила его Мари.

– Я рад доставить вам всем удовольствие.

Китти обменялась многозначительным взглядом с сестрой – ну надо же, какой верный паладин. Все с удовольствием вкушали десерт, и разговор зашел о заключении мира: о настойчиво продолжающихся переговорах и о том, что для Германии это кончится плохо.

– Vae victis – горе побежденным! – сказал Иоганн Мельцер. – Кто проигрывает, тот и платит.

Ему возразил Эрнст фон Клипштайн. В военном отношении Германия довольно сильна, так что можно было бы еще побороться, чтобы занять на переговорах более выгодную позицию.

– Сколько людей полегло – и сколько еще погибнет? – возмущенно воскликнула Мари. – Как раз наоборот: давно следовало заключить мир. А еще лучше было бы, если бы эта злосчастная война вообще не начиналась.

Фон Клипштайн признал ее правоту лишь отчасти. Конечно, если бы союзники приняли мирные предложения еще в прошлом году, положение Германии сейчас было бы более выгодным. Однако…

– Ребенок уже упал в колодец – поздно рассуждать после беды, – проворчал Иоганн Мельцер и одним глотком опрокинул в себя кофе, заедая его сладким печеньем. – Мы будем выплачивать репарации, и это растянется на много лет. Все протянут к нам руки, в первую очередь французы, и русские, и проклятые англичане, и поляки, и итальянцы… Не говоря уже об американцах.

– Но то, что только нас одних хотят обвинить в этой войне, несправедливо! – возмутился фон Клипштайн. – А Австрия… А сербы – они вообще первыми развязали эту войну. Это коварное убийство в Сараево…

– Мы как-то чересчур распалились. – Мари опасалась, что этой дискуссии не будет конца. – Кажется, нам пора уходить.

Фон Клипштайн немедленно вызвался отвезти домой госпожу Бройер, и его предложение с благодарностью было принято. Супруги Мельцер тоже поместятся в машине.

– А если вы немного потерпите, мои милые дамы, я, конечно, вернусь и доставлю на виллу и вас – не промокшими, а сухими.

– Просто восхитительно! – Китти кокетливо прищурила глаза. – Но нам, девочкам, хотелось бы пройтись пешком, вчетвером.

– Правда? – вырвалось у Лизы.

Китти наступила ей на пальцы каблуком, и она тут же поспешно заверила, что ей абсолютно необходим свежий воздух. Они попрощались, натянув на себя мокрые пальто и шляпы.

– Только не простудитесь, девочки! – крикнула Алисия из окна авто.

– Мама! Мы же большие.

– Верно, но я постоянно забываю об этом…

Китти хихикнула. Когда машина тронулась в сторону центра города, она подхватила Мари под руку и объявила, что теперь, наконец, наступает приятная часть дня. Или даже увлекательная.

– Что ты имеешь в виду? – Мари знала способность Китти выдвигать спонтанные идеи, а потому была немного обеспокоена. Лиза тоже не скрывала своего любопытства, и только Тилли молчала.

– Вот увидите, – загадочно произнесла Китти. – Обещаю вам захватывающее зрелище. Мария Стюарт отдыхает!

Все четверо шагали дружно бок о бок, так что встречным прохожим приходилось выходить на проезжую часть, чтобы пропустить их.

– Марию Стюарт вообще-то обезглавили, – отреагировала Элизабет.

– Я тоже собираюсь сделать нечто подобное.

– Она спятила, – сказала Элизабет Мари.

Они миновали несколько переулков и оказались на Аннаштрассе. Мари, Лиза и Тилли высказывали всевозможные предположения. Китти тайно играет в театральном спектакле. Нет? Тогда она сняла студию, где рисует обнаженных людей. Нет? Новый фильм. Нет? Любовник? Ну нет же!

– Вы все глупы… глупы… глупы… – пела Китти. Затем она так резко остановилась перед магазином, что Тилли, догнавшая ее, чуть не споткнулась. – Здесь! – произнесла она.

– Здесь? А что здесь?

Мари поняла это первой. Потом и Тилли. До Элизабет доходило очень долго…

– Это… это парикмахер… цирюльник…

Китти решительно вошла в маленький магазинчик. Владелец, невысокий мужчина с круглыми карими глазами и черными бровями, рассыпаясь в любезностях, подвел ее к стулу и потер руки, как будто хотел польстить ей за дерзость.

Ее спутницы робко вошли в помещение следом за ней, тревожно остановились у двери и обменялись беспокойными взглядами.

– Я знаю, что мама упадет в обморок, – сокрушенно проговорила Лиза. – А папа сначала…

– Ничего, переживут. Пожалуйста, начинайте. Хочу стрижку под мальчика, совсем короткую. С челкой. Или как говорит папа? «Я у папы дурочка…»

– Как вам угодно. Немного жаль, такие роскошные волосы…

Он распустил прическу Китти, и ее блестящие темные волосы мягкими волнами рассыпались по плечам и спине.

– И чего вы ждете? Что они сами отвалятся?