Новые райские кущи - Алюшина Татьяна. Страница 14

Ну, ясно же, что, когда Ладникову понадобилось поговорить с Софьей, он просто спросил у ребят из агентства, дежуривших у дома, выходила ли девушка, а получив утвердительный ответ, зашел в комнату охраны и просмотрел на записях камер слежения, куда она пошла и где находится в данный момент. Все.

– Твоя бабушка умеет заинтересовывать и убеждать, – легко, мимолетно улыбнувшись, пожал плечами Ярослав, отвечая на ее вопрос.

– А служба? – поинтересовалась Софья и усмехнулась: – Насколько я помню, аж целых два выходных – это ни разу не твоя история.

– Я в отпуске со вчерашнего дня, – ответил Ладников и внес уточнение: – В коротком, непродолжительном отпуске.

– В количестве двух дней? – Соня вопросительно приподняла брови.

– Чуть побольше, – продолжал легко и нейтрально-дружелюбно улыбаться Ярослав. – В количестве десяти дней.

– Круто, – нейтральным тоном отметила Соня.

И все. Ну вот так.

Сто пудов (а скорее всего, и все двести), что, будь на месте Софьи любая другая девушка, она развила бы тему его отпуска и, практически не слушая его ответа, вывалила бы все свои намозолившие душу обиды и претензии в адрес бывшего. А предъявив обвинения, попыталась бы узнать, как он жил все это время, что поделывал и насколько счастлив без нее. Или несчастлив, что, разумеется, предпочтительней.

Любая. Другая девушка. Не Софья.

Ярослав сел в кресло, стоявшее напротив диванчика, на котором сидела Соня, откинулся на спинку и положил ногу на ногу. А поставив локти на подлокотники и присущим ему жестом уперев пальцы рук друг в друга домиком-шалашиком, задал тот самый вопрос, ради которого и разыскивал Соню.

– А расскажи-ка мне, Софья Пална, про родственников своих драгоценных, проходящих по делу о краже семейных ценностей, – попросил он.

– Какая именно информация тебя интересует? – уточнила Соня и с силой помяла пальцами переносицу, чтобы не смотреть в эти до боли знакомые зелено-синие глаза. А заодно и скидывая напряжение от выдерживания нейтрального выражения лица, от которого у нее буквально онеменела кожа.

– Давай для начала определимся, кто кому и кем приходится. И характеристики каждого. Ну и, понятное дело, про склонности подозреваемых. Пристрастия и проблемы, каковые наверняка имеются у каждого их них, – предложил план информирования Ладников.

– Тогда лучше пойти в библиотеку, – подумав, решила Соня. – К наглядному пособию под названием «Древо рода». На нем проще всего показать, кто кому и кем.

– Пошли, – одним плавным, гибким движением поднимаясь с кресла, принял ее предложение Ярослав.

Глава 3

– Ничего себе… – восхищенно протянул Ладников, рассматривая панно полтора на два метра, закрепленное на одной из стен библиотеки, между двумя стеллажами-пеналами со стеклянными витринами и дверцами. В оных были расставлены, как экспонаты в музее, различные вещицы (от солидного серебряного портсигара с именной гравировкой и до стильной женской шляпки, что носили дамочки в тридцатых годах прошлого века), разложены пожелтевшие документы, короткие записочки, газеты (видимо, с заметками, в которых упоминались родные) и письма несколькими стопочками. По бокам от стеллажей висели старинные черно-белые фотографии. Качественно отреставрированные, увеличенные и вставленные в рамки.

– Это они? – Ярослав указал подбородком на самый большой среди прочих фотопортрет, висевший на стене.

– Да, – Соня подошла к нему. – Прохор Поликарпович и Агриппина Александровна. Это фото сделано в день их венчания, в семнадцатом году.

На студийной фотографии, выполненной в манере того давнего недоброго времени, выдерживая великолепную осанку (прямую спинку, поднятый подбородок, расправленные плечи) и буквально излучая достоинство и изысканность, сидела на стуле молодая, хрупкая как тростиночка красивая женщина в длинном платье и с уложенными в прическу густыми волнистыми волосами. Из-под подола виднелись элегантные ботиночки на шнуровке на невысоком каблучке. А рядом, положив руку на плечо женщине, стоял высокий, подтянутый, стройный и одновременно крепкий мужчина в парадной форме морского нижнего офицерского чина.

– Ты добыла всю информацию о них? – поинтересовался Ладников, продолжая внимательно рассматривать пару на фото.

– Всю информацию раздобыть невозможно, тебе же это известно лучше всех, – напомнила ему очевидный факт Софья. – Не бывает абсолютно полной информации о людях, она уходит вместе с человеком. Но что смогла, да, все разыскала. Повезло, что у меня случаются частые командировки в Питер. Там, в архиве у коллег, удалось раздобыть бо́льшую часть сведений. Они же оба были родом из Санкт-Петербурга.

– Интересная женщина… Необычная, изысканная и хрупкая на вид, но в то же время с явно весьма сильным характером, – поделился Ладников впечатлением, произведенным на него женщиной на снимке.

– В письмах к бабушке и в некоторых своих дневниковых записях дед часто упоминал ее необыкновенные глаза. «…Твои удивительные, невероятные, яркие до необычайности и прозрачные, как вода в ледниках, голубые-голубые глазки…» – процитировала Софья и произнесла с сожалением: – Жаль, что фотография не может передать цвет ее глаз.

– Этого и не требуется, – возразил каким-то необыкновенно проникновенным голосом Ладников, посмотрев на Софью непонятным взглядом. – Достаточно посмотреть на тебя и заглянуть в твои глаза. Ты такая же стройная и хрупкая на вид и очень на нее похожа. По всей видимости, именно тебе достались поразительные глаза бабушки Агриппины. Или в семье еще кому-то повезло?

– Это очень странно, но нет, до меня ни у кого из родных такого цвета глаз не было, – ответила Соня и поделилась предположением: – Может, и у меня не совсем уж такие же глаза, ведь увидеть их воочию мы не имеем никакой возможности. Ну а дед Прохор в своем восхищении мог и преувеличить их необычность и красоту. Обладая редким уникальным свойством, которое называют «врожденным слухом языка», он очень грамотно писал и умел весьма художественно излагать и выстраивать свои мысли. Его письма бабушке были просто поэмами в прозе. Он ее очень любил.

– А она его? – спросил Ярослав, отвернувшись от Сони и продолжая рассматривать людей на фото.

– И она его, – рассказывала Софья. – Агриппина Александровна была более сдержанна в выражении и проявлении своих чувств и эмоций. Это и понятно, все-таки дворянское воспитание. Да и по характеру она была куда как сдержаннее Прохора. Но иногда в ее дневниковых записях и письмах изливалась поразительная нежность к мужу и любовь.

– Ну еще бы. Вон какой бравый красавец. Орденоносец! – Ладников вновь кивнул на фото.

– Писаным красавцем дед не был, но по сохранившимся письменным воспоминаниям родных и друзей, отличался невероятной привлекательностью. Такой чисто мужской красотой и энергией. Харизмой, как сказали бы сейчас. Он был очень умным и такой… мощной, цельной натурой. И постоянно учился. Окончил курсы красных командиров, потом служил на Балтфлоте. Бабушка учила его иностранным языкам, потом учился на инженера-механика, когда уже университет в Питере открылся… – Соня тряхнула головой, останавливая себя. – Ладно. Я могу долго о них рассказывать.

– Я с удовольствием послушаю, это необычайно интересно, – подбодрил Соню Ладников, отвернувшись от фотографии и посмотрев на девушку.

– У нас несколько иная задача, – напомнила ему Софья, – но кое-что про них еще надо рассказать. Ты же любишь, когда информация как можно более полная, – заметила она и предложила немного искусственным бодрым тоном: – Ну что, обратимся к Древу жизни?

– Давай обратимся, – кивнул Ярослав.

– Тебе как удобней, чтобы я указкой показывала? – поинтересовалась Софья предпочтением гостя.

– Обязательно указкой, – запросил предложенную «опцию» Ладников и пояснил, усмехнувшись: – Ты же знаешь, мне ужасно нравится, когда ты включаешь ученого.

– Ну, давай включу, – усмехнулась ему в ответ Соня, беря указку, находившуюся в углу у одного из стеллажей. Встала напротив генеалогического панно и приступила к пояснениям: – Ну что, смотри: вот это у нас Прохор Поликарпович и Агриппина Александровна Октябрьские, прародители и зачинатели рода так сказать. – Она указала кончиком указки на первые два нижних круга в основании «Древа». Самые большие. – Они поженились в семнадцатом году, когда деду был двадцать один год, а бабушке – восемнадцать. А уже в восемнадцатом у них родился первенец, сын Архип. В тысяча девятьсот двадцать первом году родился второй сын, Павел. И третий сын – Ерофей – родился в двадцать пятом. И тут у нас имеется интересный момент, о котором бабушка, излагая тебе краткую историю, не упомянула. – Соня лукаво-загадочным взглядом посмотрела на Ладникова.