Аморизм (СИ) - Махина Манюша Сергеевна "anonim". Страница 17

А теперь представьте, что вам достался самый огромный объект, какой есть на планете — государство. Ощущать себя его хозяином можно при условии, если с пеленок вырос в этом чувстве. Для визуализации представьте себя владельцем поместья, которое является источником вашего дохода и статуса. Вы с младенчества, сколько себя помните, росли в ощущении, что оно является вашим. Как отец получил его от деда, так и вы получите его и передадите своим детям и внукам.

Помимо вас в поместье живут и работают другие люди: управляющие, конюхи, садовники, их жены и дети. Они знают, что поместье им не принадлежит. Соответственно, чувству хозяина ни у них, ни у их детей неоткуда взяться. Напротив, они растут в ощущении, что они не собственники.

Разные ощущения закладывают разное отношение к активам. Показатель хозяина «все в дом». Дом — это то, куда тащат добро, а не откуда. Хозяину не может прийти мысль что-то у себя украсть, так как ее физически невозможно реализовать. Никто не может у себя украсть.

Царь Николай II, лидер правящего класса, во время переписи населения в графе «род занятий» написал: хозяин земли русской. Это была не поза и амбиции, он так себя чувствовал. Его с пеленок воспитывали, что Россия собственность рода Романовых и дворянского класса. Что они эту собственность получили по наследству от предков и передадут ее наследникам.

Наследование — важный признак хозяина. Если знаете, что передадите активы своим детям и внукам, у вас к активам будет одно отношение. Если знаете, что их после вашей смерти получит неизвестно кто, к ним будет другое отношение. Исключения могут быть в ту и другую сторону, но если брать среднее арифметическое, то о наследуемом хозяйстве заботятся больше.

Кто получает доступ к активам, которые не считает своими, но может пользоваться ими без последствий для себя, ему не может не прийти мысль об их расхищении. Она обязательно придет, так как человек формально хозяин, а не по-настоящему. Таких владельцев много возникло по итогам приватизации, когда люди получили активы, но не чувствовали себя их хозяевами. Иного отношения, кроме хищнического, к ним быть не могло. Все стремятся к своему благу.

Преумножить свое можно только за счет не своего. Свое — это хозяином чего чувствуешь себя, понимаешь, как им управлять и как его защищать. Кому достаются активы, превышающие его масштаб, у того они неизбежно сужаются до размера владельца.

Народу также недоступна роль хозяина государства, как детям роль хозяев детсада, а рабочим хозяев завода. Не потому, что народ состоит из глупых людей, а потому что не рос в ощущении, что ему принадлежит государство, что он является правящим классом, собственником этого хозяйства.

Помимо чувства хозяина нужна пропорция с хозяйством. Как для управления парусником нужна пропорциональная ему команда, так хозяйству нужен соответствующий хозяин. Например, один человек может быть хозяином крестьянского двора или малого/среднего бизнеса. В роли хозяина города уже лучше семья, как это было в средневековье. Хозяином области является сумма семей, клан. Такая область в статусе герцогства, т.е. во внутренних вопросах самостоятельная, а во внешних под протекторатом. В роли хозяина тут может быть организация, как Восточная Пруссия была в свое время под рыцарским орденом, который был в союзе с Польшей, т.е. Пруссия была под ее протекторатом. В роли хозяина государства может быть только сумма кланов, правящий класс.

Организм дееспособен, если его управляющая система пропорциональна телу. Динозавры вымерли в том числе потому, что размер их тела превышал размер мозга и нервной системы. Когда хвост динозавра кто-то грыз, пока информация доходила до мозга, часть хвоста к тому времени была съедена. Когда динозавр гнался за добычей, он помнил, что делает, пока видел цель. Стоило цели на миг исчезнуть из поля зрения, динозавр забывал, куда он так активно ломился сквозь чащу.

Государство есть небиологическая форма жизни. Оно дееспособно, если его правящий класс составляет примерно 2% от населения (плюс/минус по ситуации). Если меньше, его дееспособность падает. Если правящий класс ниже предельно допустимого минимума, государство недееспособно.

До прихода к власти большевиков население царской России в 1917 году составляло 170 миллионов человек. Число дворян, правящего класса России — три с половиной миллиона человек. По этому показателю Россия была дееспособным государством.

Партия большевиков на момент прихода к власти по самым смелым оценкам насчитывала, максимум, около 350 тысяч, т.е. в десять раз меньше, чем нужно для дееспособности государства. Причем, это были люди без опыта государственного управления и масштаба мышления.

Большевики получили доступ к закромам России, но не власть над Россией. По факту в стране власти не было. Если эта проблема не преодолевалась в кратчайшие сроки, стихия народного моря попросту смывала большевиков. Каждый ответственный товарищ понимал, чем ему это грозит.

Возврат

Чтобы понимать природу дальнейшего развития событий, будем различать доступ к активам и управление объектом. Представим государство крупным парусником. Для доступа к его трюму достаточно иметь ключ от двери. Для управления им нужна пропорциональная команда офицеров и матросов. Если ее нет, некому ставить/убирать паруса, корабль оказывается во власти стихии.

Представьте трех человек, угнавших парусник, чтобы доплыть до пункта «А». Угон состоял в том, что они прокрались ночью на пристань, отвязали его от причала, и далее ветер унес его в море. В море угонщики поняли, что управление парусником требует десять офицеров и сто матросов.

Допустим, недостающую силу можно восполнить за счет морских чертей. Но если пустить их на корабль, они поведут его к пункту «Б», где угонщиков зажарят и съедят. Встав перед выбором, или отдать корабль во власть стихии, которая разобьет его о скалы, а угонщики утонут; или во власть чертей, они поплывут в пункт «Б», где людей съедят, угонщики выбирают передать корабль чертям, в надежде перевоспитать их, сделать из них людей, а затем убедить плыть в пункт «А».

До 1917 года большевики не задавались этими вопросами, все внимание было сосредоточено на взятии власти. Теперь они оказались в положении троицы, угнавшей парусник. В открытом море поняли, что для управления государством размер партии катастрофически мал. Никакой героизм и самоотверженность не могут решить проблему. Минимум, нужно в десять раз больше людей.

Единственным выходом было привлекать людей с улицы (морских чертей). Открытый вопрос, можно ли это назвать удержанием власти, если партию наполняли люди, смотревшие на нее, как на пирог с начинкой, жаждавшие званий, постов, должностей, и всего к ним прилагающегося. Но деваться некуда, или открывать ворота всем желающим, или быть захлестнутыми стихией.

Как перед дверьми магазина во время большой распродажи собирается толпа, и как только он открывается, врывается в него упругим потоком, сметая все на своем пути, так в партию ринулся поток посторонних людей. Ради пряников, какие дает власть, они готовы выполнить необходимые формальности и сказать нужные слова о преданности идеалам революции и прочее бла-бла-бла.

Когда шла гражданская война, и победа большевиков была не очевидна, в партию вступали ради идеи. Когда большевики победили, партия из борющейся за власть превратилась в правящую. Ситуация кардинально изменилась. Число желающих записаться в коммунисты быстро растет.

В первую очередь это не крестьяне и рабочие, не творческая и научная интеллигенция, а люди из прежней системы, царские чиновники и деловые люди. Они понимали, что дает принадлежность к правящей группировке, и потому активно записывались в коммунисты. Точно также после распада СССР бывшие советские руководители будут записываться в демократы, чтобы получить власть. Для советских рабочих и крестьян, а также интеллигенции власть была некой абстракцией, на которую они рта не открывали. Самые активные из них в лучшем случае ларьки делили, но не власть.