Аморизм (СИ) - Махина Манюша Сергеевна "anonim". Страница 18

К концу 1920 года менее 10% коммунистов имеют дореволюционный стаж. Этот факт говорит про намерения 90%. Кто действительно разделял коммунистические идеи, тот вступил в партию до ее прихода к власти. Кто пришел после, тот явно не имел намерения коммунизм строить.

У Ленина нет иллюзий на тему, какая «публика увлечена теперь политическими успехами большевиков». Он пишет: «Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке»; что нет спасения от «нашествия того истинно-русского человека, великорусского шовиниста, в сущности — подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ». Что это худший враг, потому что у него на лбу не написано, что он враг. Напротив, там написано, что он коммунист, сидит на ответственном посту, имеет образ добросовестного человека и уважение. Но при этом, — пишет Ленин, — это бюрократ, чуть-чуть помазанный советским миром, пришедший за своим интересом.

Советское государство становится похоже на человека, пораженного одновременно раком мозга и СПИДом. Его иммунная система не считывает чужими людей, ради шкурных интересов вступивших в партию и ставших госслужащими. Они говорят правильные слова лучше большевиков.

«Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет уже зависеть не от него». (Ленин).

К 1921 году партия переполнена карьеристами с сомнительным прошлым. Ленин судорожно ищет решение смертельной проблемы. Сначала он всемерно затрудняет прием в партию. Когда это не помогает, карьеристы все барьеры и фильтры преодолевают, он начинает чистку партии.

Предпринятые меры порождают эволюционную борьбу за кормушку. Она отсеивает слабых аппаратных бойцов. Кто прошел все фильтры, на ком пробу негде ставить, еще глубже укореняются на ключевых узлах. Никакая сила теперь не могла выбить этих людей с занятых позиций.

Тогда Ленин пытается решить проблему по церковной технологии — через аскетизм. Он две тысячи лет успешно защищал Церковь от коммерческих людей. Но проблема в том, что аскетизм отсеивал тех, кого власть интересует только с материальных позиций. Кому власть была сладка сама по себе, от тех он никак не мог защитить. Великий инквизитор носил ветхую рясу, но одетые в золото богачи падали перед ним ниц в грязь, потому что знали, он мог отправить их на костер. Великому инквизитору это чувство было приятнее материальных благ, и ради него он готов быть аскетом.

Ситуация как с красивой женщиной, ее бедность может отпугнуть искателей богатых невест, но не искателей красоты. Но так как иных средств никто из руководителей партии не видел, ставку делают на аскетизм, полагая, что устранение материальной притягательности решит проблему.

В 1921 году устанавливается партмаксимум. Зарплата руководителя не могла быть выше 150% от зарплаты на руководимом им предприятии. Но так как у руководителя ненормированное время работы, он всегда на работе, и во всех проблемах виноват он, такая оплата ничтожно мала. Денег ему нужно больше не потому, чтобы дорогие вещи покупать, а чтобы переложить заботы по быту на плечи обслуживающего персонала, высвободив время для основной деятельности. Для этого нужны деньги. Партминимум это исключал, чем сокращал эффективность руководства.

Потеря материальной привлекательности и чистка партии уменьшают и без того малое число руководителей в период военного коммунизма, что увеличивает нагрузку на оставшихся. Честные коммунисты работают на износ, ежедневно по 14-15 часов. Чем выше должность, тем больше нагрузка: переутомление, отсутствие личной жизни, неустроенный быт, материальная нужда.

Залкинд, лидер советских психологов, выявляет у 90 % руководителей три общих признака: неврастению, гипертонию и вялый обмен веществ. Эту парт-триаду он объясняет чрезмерным напряжением нервной системы, вызванной низким профессионализмом и культурой.

Членство в партии теряет престиж. Страну накрывает голод, во многих областях каннибализм становится обыденным явлением. В том же 1921 году советская власть вынуждена освободить энергию частного предпринимательства, связанную учением Маркса. Большевики объявляют Новую Экономическую Политику — НЭП. После этого полки магазинов очень быстро наполняются.

На фоне растущего изобилия аскетизм партийных руководящих работников выглядит еще более неприглядно. За что боролись? За что убивали? Чтобы петь как Швондер из «Собачьего сердца» Булгакова со своей компанией песню: «Суровые годы уходят, за ними другие приходят»?

Идейные коммунисты разочаровываются в идее. По партии прокатывает волна самоубийств. К концу 20-х годов партия вынуждена кардинально поменять стратегию. В 1932 году партмаксимум официально отменяется. Привлекательность партийной работы начинает повышаться. Теперь партия неумеренно, пригоршнями и обеими руками начинает раздавать награды, почести и льготы.

На пряники, как мухи на мед, снова устремляются искатели теплых мест. Им нет дела до идеи, но на трибуне они пламенно говорят то, что требуется, понимая это служебным ритуалом. Слова про коммунизм для них пароль, открывающий доступ к власти и прилагающимся к ней благам.

Преимуществом идейных коммунистов был огромный авторитет. Минусом число и отсутствие кадровой подпитки. Революционная кузница кадров с победой революции потухла и больше не ковала идейных людей. Кто был в наличии, те слабели, болели, старели и умирали.

Преимуществом формальных коммунистов было число и неисчерпаемый кадровый ресурс. Партия становится похожа на престижный университет, где на одно место сотня абитуриентов. С той разницей, что в университет проходят только научные таланты, а в партию только бюрократические.

Пока все большие посты удерживает старая гвардия, но новые «коммунисты» планомерно теснят их, отжимая себе место под солнцем. Они говорят, что коммунисты с дореволюционным стажем привилегированный слой, а это недопустимо, так как противоречит идее равенства.

Маркс верно сказал, «бытие определяет сознание». Разные условия рождают разные группы. Нет нужды доказывать, что при прочих равных в спортивном забеге победят бегуны, чьи ноги свободы. У кого к ногам привязаны гири, (железные или идейные) те обречены на проигрыш.

Если в революционной борьбе идея дает преимущество, то в аппаратной она ослабляет. Если смотреть в длинную, у идейных коммунистов не было ни единого шанса победить своих противников, формальных коммунистов. Идейные использовали власть как инструмент построения коммунизма, а формальные для упрочения своих позиций. Карьеристы избавлялись от идейных.

Как физические, так и революционные процессы идут по своим законам. Карьеристы всегда побеждают идейных, после чего вступают в борьбу друг с другом. Закономерно побеждают в этом забеге самые сильные аппаратные бойцы. Идея из знамени превращается в тряпку под ногами.

Русская революция ступала след в след французской революции, словно шла по глубокому снегу за ней. Английский философ Томас Карлейль сказал: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».

Генсек

Чем больше большевики осмысляли ситуацию, тем меньше они говорили о строительстве коммунизма и диктатуре пролетариата. В конечном итоге никто больше серьезно не говорил ни о том, ни о другом. Все понимали всё. Жизнь стремительно возвращалась в естественное русло.

Сложившаяся ситуация имела два варианта развития: диктатура бюрократии или вождя. Минусом обоих вариантов было то, что ни из какой диктатуры не мог вырасти класс хозяев. По факту революционеры господствуют над Россией, они новые дворяне, но теория не позволяет называть вещи своими именами. Напротив, она заставляет культивировать мысль, что быть господином позорно. «— Я не господин, — говорит Шариков из «Собачьего сердца». — Господа все в Париже».