Аморизм (СИ) - Махина Манюша Сергеевна "anonim". Страница 74

Кажется, в какой мере нельзя реагировать на угрозу, какую не фиксируешь, в такой мере нельзя игнорировать зафиксированную угрозу. Все существа, от клетки до человека, реагировали на обнаруженную опасность. Наши предки говорили: как нам не плакать, когда мы мыслим смерть свою и видим в гробу брата своего, бесславного и безобразного. На что нам надеяться? — вопрошали они в своих молитвах. И пытались решить проблему через мистические технологии.

Речь сейчас не о том, насколько эффективно это решение. Речь только о том, что раньше на проблему была реакция, а сегодня ее нет, хотя проблема никуда не делась. Современный человек единственное существо, осознающее приближение смерти и никак не реагирующим на этот факт.

Этот момент делает его ниже животного в этом вопросе. Животное не реагирует, потому что не осознает проблемы. Человек осознает и грустит при виде мертвого собрата. Потом закапывает мертвое тело в землю и забывает о случившемся. И так до тех пор, пока его самого не похоронят.

Корни такого поведения уходят в религиозные времена, когда считалось, что вопросы жизни и смерти в ведении высших сил. Если всемогущий Бог сказал: «пусть будут дни их сто двадцать лет. (Бытие 6:3); если всемогущий Аллах сказал людям, что на земле «вы будете жить, на ней будете умирать» (Аль-Араф, 7-25), как немощный человек может помыслить идти против их воли?

Единственно правильное решение в такой ситуации: безропотно принять волю Бога. Сама мысль об увеличении срока жизни выглядит страшной ересью, бунтом против воли Бога. Одно ее высказывание несло в себе риск попасть в поле зрения инквизиции.

Сегодня религия ушла, но как отступающая армия оставляет после себя заминированную территорию, так религия оставила после себя пропитанное до мозга костей божьими заповедями массовое подсознание. В нем стоит установка, что человек не должен касаться вопросов жизни и смерти. Люди в большинстве существа послушные… Если им сказали, что не должен, значит, не должен. Они и не касаются, покорно ожидая своей старости и смерти, не умея объяснить, почему.

Религиозный взгляд на смерть сменил лишь название. Вчера ее неизбежность объясняли волей Бога, а сегодня называют более научно — волей природы, естественным положением вещей. И это при том, что в смерти не больше естественного, чем в упавшем на голову кирпиче.

Чтобы прочувствовать всю абсурдность ситуации, представьте идущий на скалы парусник. Все понимают, что кораблекрушение неизбежно, но никто не пытается изменить курс. Люди ведут себя так, словно они под веществами и не вполне осознают реальность. Все текущими делами заняты и не помышляют даже реагировать на проблему.

Но вот один очнулся и осознал проблему. Он понимает, что нужно срочно менять курс, чтобы избежать столкновения. Для этого нужно переставить паруса. В одиночку этого не сделать. Он ходит по кораблю в поисках помощников. Но все, к кому он обращается, смотрят на него в недоумении, не понимая, он это серьезно говорит или дурашливо. Когда понимают, что серьезно, крутят у виска пальцем и говорят: ты умом что ли тронулся? Времени осталось мало, а успеть нужно много… Пыль протереть, кровать заправить, сериал посмотреть… А ты со своими глупостями лезешь…

Но он не унимается, и снова пытается убедить людей в том, что нужно курс корабля сменить, иначе смерть, все утонут. Тогда самые основательные люди рассудительно говорят ему, что нужно по-человечески жить, а не ерундой заниматься и глупости фантазировать.

— А как это, по-человечески? — уточняет неугомонный автор рационального предложения.

— Видишь корабельные обломки вокруг скалы? — говорят они ему, указывая на плавающие у скалы фрагменты кораблей. — Видишь лежащие на дне затонувшие корабли? Это наши предки. Никто из них не помышлял сменить курс. Все они смело врезались в скалу. Мы ими гордимся. А ты, малодушный, предлагаешь нарушить святую традицию и уклониться от курса наших дедов и отцов.

— А зачем нам идти курсом прямо на скалу?

— Настоящие люди должны идти путем предков.

— Но зачем? В чем смысл? — допытывается человек.

— Есть такое слово «надо», — многозначительно ответят ему. — Когда знаешь, что скоро врежешься в ту же скалу, в какую врезались твои предки, и пойдешь на корм рыбам, как пошли они, это дает сил не сворачивать трусливо с пути, а идти до конца и утонуть, как все нормальные люди.

В этот момент у многих слеза заблестит. Одни устремят свой взор в глубины моря, как бы пытаясь рассмотреть лежащие на дне контуры кораблей. Другие заломят руки и устремят взор ввысь, как бы обращаясь к душам предков в поисках поддержки. Понимающе поглядывая друг на друга и покачивая головами, они скажут, что неизбежность смерти добавляет яркости жизни.

От нахлынувших чувств и преисполненные непостижимого смысла смерти, они садятся в позу лотоса и раскачиваясь в такт говорят мантры: «не-нами-смерть-заведена-не-нам-ее-и-отменять»; «Наши-предки-умирали-и-мы-будем-умирать»; «Живем-один-раз-смерть-возьмет-нас».

Чем больше он говорил нормальным людям про необходимость смены курса, тем больше от него шарахались как от прокаженного. Говорили, что у него навязчивая идея, что это признак болезни, что с этим нужно что-то делать. По-настоящему в его слова никто вникать не хотел. Всем пронзительно ясно, что в этой ситуации единственно достойное дело — это уборка своей каюты.

Не теряя надежды получить рациональное объяснение ситуации, человек решает сходить к корабельному психологу. Пришел и начал рассказывать. Едва психолог понял, о чем речь, как глаза его стали стеклянные и он покачиваясь заключил: у вас, голубчик, страх перед смертью. Поверьте, кораблекрушения не нужно бояться. Это естественный процесс. Так всегда было и будет. Невозможно избежать столкновения со скалой, заключил он, и показал пальцем на скалу.

— На что вы опираетесь в утверждении, что невозможно? — спросил «больной» у психиатра. — Достаточно изменить курс, и кораблекрушения не будет. Наш корабль поплывет дальше.

— Так-так-так, — мелким бесом засуетился врач и сделал стойку, как собака, почувствовавшая добычу, — и что же вы предлагаете делать? — спросил доктор, нервно потирая ладошки.

— Паруса переставить и руль повернуть. А для этого нужно…

— Э-э-э… батенька, — оборвал его психиатр, — да у вас все серьезно, как я погляжу. Курс собрались менять… Паруса переставлять… Рулем крутить. Как же вы себя запустили… Тут уже не помогут прогулки по палубе и чай с ромашкой. Вас в палату помещать нужно. Лечить-с…

Мир можно представить огромной игровой комнатой, занимающей весь корабль. Одни в политические игры играют, другие в коммерческие, третьи в любовные, четвертым самая скучная игра досталась, всю жизнь на завод ходить и обратно, делать механическую работу. Но корабль идет на скалы. В этой ситуации разумно оторваться от своих привычных занятий и сосредоточиться на изменении курса. Когда корабль обойдет скалу, все могут продолжить играть в свои игры.

Но люди так увлечены своими играми или так замордованы жизнью, что пропускают мимо ушей информацию, если она не касается их блага в моменте. А что потом, то их не интересует. Так как корабль врежется в скалу не прямо сейчас, а потом, они игнорируют проблему.

Это кажется лютым безумием, но такова наша реальность. Объяснить ее можно тем, что пассажиры спят сном лунатиков. Они не видят реальности и живут в своих снах. Свои действия они строят, исходя не из реальности, а из событий, какие видят во сне. Внешне такие спящие ничем не отличают от бодрствующих людей. Отличие видно только по поведению, неадекватному ситуации.

Как у человека во сне не возникает вопрос, чего он хочет достигнуть в конечном итоге, каков смысл его пребывания тут, так у спящих наяву людей-лунатиков нет таких вопросов. Они проживают свою жизнь, не приходя в сознание до самой смерти. Просыпаются на миг, когда смерть перед ними выскакивает, как черт из табакерки, но вскоре опять засыпают, и спят до самой смерти.