Аморизм (СИ) - Махина Манюша Сергеевна "anonim". Страница 72

Параллели

Христианизации России началась в XI веке, когда князьям стало ясно, что государство прочнее, когда подданые исповедует одну веру, а власть легитимнее, когда она не только на мече, а от Бога. Языческие религии для этого не подходят. Остается выбрать: ислам, католичество или православие.

Невозможно предположить, что князья, которые толком писать и читать не умели, при выборе ориентировались на богословские и мировозренческие показатели. Их единственным ориентиром были политические соображения. Иным попросту неоткуда взяться.

За католичеством и исламом стояли сильные игроки, а за православием слабая Византия. При таких данных выбор очевиден. Россия берет курс на православие и отказ от народной (языческой, народ — язык). В итоге становится христианской и получает статус епархии восточной Церкви.

В религиозном смысле епархия, это как область в государстве. Область не может принимать внешнеполитических и государственных решений, у нее нет таких прав. Она выполняет решения центра. Епархия тоже не может принимать религиозных решений, она только исполняет решение центра. Епархия Россия по статусу могла только исполнять решения Византии.

На VIII вселенском соборе присутствовали делегации от всех епархий, в том числе и от Руси. Как чиновник не может не исполнять решение начальства, так делегаты решения собора. Они их приняли и пошли домой. По дороге со всем делились радостной вестью, что Церковь снова едина, и что это решение не от людей, а от Бога, м это засвидетельствовано всей полнотой Церкви.

На тот момент Русью правил Василий II, Темный. Прозвали его так за то, что во время борьбы за власть родственники ему выкололи глаза. Ничего личного, просто борьба, но Василий все равно победил и получил власть. Он был глубоко верующим православным, и серьезным политиком.

Как православный, он не мог не признать решение собора о восстановлении единства Церкви от Святого Духа. Как политик, он не мог принять это решение, так как оно означало перевод России из-под духовной власти слабой Византии под духовную власть железного Рима.

Если Василий принимал это, он сразу же превращался из правителя в человека на хозяйстве, в губернатора колонии, в общем, в подчиненное лицо. С этого момента он был бы обязан идти курсом, указанным Римом. Если же сопротивлялся, у метрополии были средства его убрать.

Например, через интердикт, сильнейшее оружие Церкви. Смысл его в том, что на область, чей правитель демонстрировал непокорность Церкви, накладывался запрет на проведение таинства причастия, крещения, венчания, отпевания и прочие. Для верующих участие в эти таинствах было важнее жизни. Запрет на них гарантировал восстание, так как добрые христиане обязаны восстать против власти, которая не от Бога. Это сгибало политическую власть под религиозную.

Василий мечется между желанием невинность соблюсти и капитал приобрести. Побеждает капитал. Для обоснования своего решения он поручает придворным богословам разобраться, а правда ли на том соборе был Святой Дух? Богословы не первый день замужем, сразу все понимают.

Они проводят следствие, на котором открывается, что нет, неправда это. Оказывается, решение это было не от Бога, а самочинное, в лучше случае от людей, а в худшем от нечистого духа.

Как русские богословы выяснили этот деликатный момент, не сообщается (если не считать сообщением, что эта истина им открылась в истовой усердной молитве). Но Василию этого вполне достаточно. На основании этого экспертного заключения он в 1439 году отказывается признать решение о воссоединении Церквей. Далее политическое решение оформляется в религиозные термины, и возникает история, что Василий духовными очами узрел, что решение это не от Бога.

Чтобы власть Василия не выглядела безбожной, Москва создает видимость Церкви. По факту это никакая не Церковь, а самосвят. Без благословения восточных патриархов она нелегитимна и имеет статус секты. Так что поначалу это событие весь христианский мир воспринял негативно.

На руку Руси сыграло, что в 1453 году Османская империя завоевала Византию. Стамбулу, бывшему Константинополю, была невыгодна единая Церковь по тем же причинам, что и Москве. Стамбул не хотел, чтобы завоеванное население было под духовной властью Рима, как не хотела этого и Москва. Это создавало соблазн для военного вторжения Папы. Он мог рассчитывать на поддержку местного населения, что добавляло шансов на успех отвоевать Византию у турок.

Чтобы избежать такой ситуации, турецкие власти побуждают восточную Церковь отказаться от решения VIII вселенского собора. Продавливается мысль, что раз Папа не пришел православным на помощь, значит, он их предал, и потому договор недействителен, собор не считается.

— Но как же тогда заявление священноначалия обоих Церквей, и священства, что на соборе был Святой Дух? — противятся этому православные начальники, чтобы не терять связь с Римом, а значит, и надеждой на его помощь. Им отвечают, что все это происки нечистого духа и бла-бла.

Если бы Папа проявил активность и вторгся освобождать Византию от турок, у него был шанс получить желаемое по максимуму. Но это большие риски, и Рим действует словами. Он давит на то, что все православные патриархи и соборяне заявили на весь мир, что решение собора не от людей, а от Святого Духа, что все мыслимые формальности соблюдены, и решение принято.

Когда на одной чаше слова Рима, а на другой меч Стамбула, весы перевешиваются в сторону меча. Восточная Церковь делает то, что требует Стамбул, и говорит тоже самое, что Василий II: что ей в молитве открылось, что на том соборе не было Святого Духа, а значит, его решения не от Бога.

Чтобы получить благословение для своей домотканой (нелигитимной) Церкви, Москва начинает оказывать восточной Церкви материальную помощь. Восточные патриархи теперь регулярно ездят в Москву за милостыней. Стамбул благосклонно смотрит на это и не препятствует.

Во время приезда в 1589 году константинопольского патриарха, в духовном подчинении которого была Россия, Москва находит не самые лицеприятные средства побудить гостя признать законность русской Церкви и установить патриаршество. Тому деваться некуда, и он делает что просят. Впоследствии некоторые иерархи восточной Церкви будут заявлять, что патриарха к этому принудили, и потому русская Церковь является незаконной, но Москва все это решает.

Как от яблони рождаются только яблони, пальма от яблони никак не может произойти, так и в рождении новой Церкви наблюдается эта преемственность. Церковь в византийской империи с момента рождения Церковь подчинялась власти. До XV века она подчинялась императору, потом султану. Султан утверждал патриархов, и они отвечали за благонадежность православного населения. Если они поднимали восстание, турки казнили патриарха на основании христианского учения, согласно которому всякая власть от Бога. Бунт против власти от Бога есть бунт против Бога. Получалось, что патриарх, не сумевший донести эту мысль до христиан, не тот, за кого себя выдает. За это его было справедливо казнить. И казнили. Например, в 1821 году турецкие власти повесили патриарха Григория V на воротах патриархии за бунт православных против власти.

Новое религиозное устройство России полностью копирует византийское. Русская Церковь, как и ее родительница, ни секунды не была свободной. С рождения она подчинялась власти. Царь назначал патриарха и утверждал церковную политику. Последнее слово во всех важных церковных вопросах было за царем. Если патриарх говорил против власти, его увольняли. Самый известный пример, когда второй царь династии Романовых, Алексей Михалыч, уволил патриарха Никона за то, что его взгляды на устройство Церкви не совпадали со взглядами царя на это дело.

***

Вся эта история рассказана к тому, чтобы показать, что сегодня Россия в положении западных королевств VII века и Руси XV века. Политически она самостоятельна, но ее население пропитано гуманизмом и демократией. Центр этой идеологии на Западе, с которым Россия в состоянии войны. Это создает почву для стратегической нестабильности и расшатывания власти.