Февраль (СИ) - Николаев Коля. Страница 3
Протрезвонил звонок. Третий урок сегодня по плану должен быть открытым и всем, у кого свободное время, полагалось присутствовать. Физик тоже успел в этом году дать уже два показательных урока, прошедших замечательно, поскольку знания предмета и задор имелись отличные. Сейчас шли в начальную школу на родной язык.
Алена Михайловна встретила гостей с цокотом, закатывая глазки - неохотно. Это был уже второй класс, который она набрала, но до сих пор уроки и выступления на публику давались ей с трудом.
Детишки угомонились и начался урок. Начался-то вроде бы неплохо, но, как оказалось, удачным из всего было только приветствие учителя классу, на всё остальное смотреть было можно, только испытывая испанский стыд перед детьми и коллегами. Завуч, отбрасывая свои чуть вьющиеся русые локоны с плеч, сидела достаточно спокойная, как будто не происходило никакого преступления против детей.
Хотя даже Оксана, опешив от смотримого, оторвалась от телефона и следила за ходом урока.
- Вот вам и курсы, - вздохнула Регина Станиславовна, намекая на то, что педагогического образования у этой учительницы начальных классов нет. И тихонечко вышла, не в силах досматривать то, что происходило.
В завершении этого дня, физик, находясь под впечатлением всех произошедших событий, быстренько накатал недвусмысленного содержания статейку в "Подслушано в нашем городе", где в ироническом тоне описал "один день из жизни учителя". Упомянул там и про списанное оборудование, которое волшебным образом превратилось в новейшее, и про перепечатки грамот для аттестации, и про уроки неквалифицированных педагогинь. Статейку тут же опубликовали, полгорода моментом отлайкали, а на следующий день, как только физик пришел на работу, секретарь Ирина, увидев его, пискнула из глубины коридора:
- Юрий Алексеевич, к директору зовут.
Там физику вынесли выговор.
- За что? – возмутился он, - оборудования нового нет, педагоги такое творят - документы подтасовывают, а выговор мне?
- У вас доказательства, Юрий Алексеевич, имеются, если вы такое утверждаете, - Парировала по -деловому директор.
- Да это ж все, весь коллектив видит. Я и предположить не мог, что такое в стенах школы....
- Как бы не было, - перебила Людмила Михайловна физика, - мне скандалы в школе не нужны! И статью свою....
- Правдивую! - Вклинился физик.
- Мерзкую! - Кричала директор, - Уберите!
Юрий Алексеевич хотел что-то возразить, но Людмила Михайловна предупреждающе подняла руку:
- Ещё раз подобная выходка, Юрий Алексеевич, и я покажу вам на дверь! – Подвела она итог их беседы.
Людмила Михайловна руководила этой школой уже более двадцати лет и постепенно, сама того не замечая, скатывалась к маразматизму в работе. Действительно скандалы она не любила, иные точки зрения не принимала, и всё, что не касалось введённых ей в школе инноваций, обсуждать и тратить на это время не желала. Родители её недолюбливали за то, что на все её внедрённые инновации им приходилось выкладывать денежку; вроде и трактовалось всё, как бесплатное, а по сути-то приходилось мамам и папам раскрывать кошельки. А, соответственно, выкладывая такие суммы, родители и с детей начинали требовать больше – побед, медалей; детские дополнительные занятия и увлечения перерастали в престижные школьные проекты и своей громоздкостью и вниманием к ним стирали интерес самих детей. Поэтому незаметно «школьные годы чудесные» превращались в гонку и пытку.
- У нас сейчас настоящая блокада души от всего доброго, хорошего, бескорыстного; это хуже, чем даже та ленинградская. Эту, наверное, мы не переживем\», - говорил Юрий Алексеевич матери.
И написал заявление об уходе, с радостью подписанное руководством, бунтари никогда никому не были нужны.
- Юрка, - просто вопила Анна Сергеевна, хватаясь за голову, - ты дурак что ли совсем? Куда ты пойдёшь? Ты подумай! Скажешь, в других школах лучше? Вон у Татьяны, соседки моей, внуки в восьмую ходят, дак им классная предложила на комиссию съездить, чтоб экзамены не сдавать. А Катька у них умница такая, так поёт, голос, талант, а вот с математикой худо. А учительница что, заниматься с ней будет бесплатно? Нет! Вот и говорит, езжайте, мол, а то все показатели по ЕГЭ у нас испортите. Татьяна вон неделю ревёт, а что делать? Репетитор по математике, знаешь, сколько стоит?
- Причем тут это? - удивлялся Юрий.
- А при том, что если есть силы и возможности, то надо не только о себе думать. Ты детей бросаешь, понимаешь ты это?
- Мама, да знаю я всё, - отмахивался Юрий Алексеевич.
- Ну так что ерепенишься? Ты где-другую-то работу найдёшь? Везде одинаково, - убеждала его мать, - ты против системы переть задумал? Систему не пересилишь!
- Мама! – Возмущался он, сердясь, что самый родной на свете человек не силится его понять, - делание из ребёнка инструмент, безнравственность, подлоги документов – это ты называешь системой?
- Сын! Это бесполезный разговор, мы не найдём выход. Просто одумайся.
Но сын не одумался и, отработав ещё две положенные недели, остался один на один в схватке с противоречивым и враждебным ему миром.
Глава 2
Глава 2.
Не всегда в мироздании явления, поступки, мысли идут по заранее обозначенному пути, иногда даже огромные вселенские тела сходят с привычной траектории, а что уж говорить о каких-то мелких земных событиях. Вот, например, февраль на уральских просторах всегда был самым холодным месяцем, ртутные столбики могли частенько перемахнуть и за минус сорок, ветра и метели хорохорились не на шутку, а в этом году февраль всех обманул, сломал привычное видение – сыпал снегом, капал с крыш, угомонил метели.
Юрий Алексеевич тоже решил поступить как этот февраль – неожиданно - уволился из школы и запил. Увещевания матери, повозки его в больницу, капельницы – действовали невпечатляюще. Горше всего же был тот факт, что физика без прикрас можно было назвать хорошим учителем, стезя эта ему поддалась; и пусть не так долго выступал он в этой роли, но пользу бы ощутимую принести на этом поприще мог. Недаром ведь директора школ, узнав об увольнении, ринулись звонить, не дожидаясь, пока он сам придёт узнавать о вакансиях. Но учитель либо не отвечал, либо поднимая трубку в пьяной неадекватности, не мог понять кто и что от него хочет и посылал крутым словцом. Сам же он не переступил порог ни одной школы.
Утро для себя он перенёс на послеобеденное время, когда за окнами уже играло солнышко, а ребятня спешила с уроков; физик тогда просыпался с неизменно гудящей головой, вырубал уставший телевизор, шарил в поисках недопитого, заваривал быстрый кофе, погружаясь в ВК. Потом пытался соорудить что-нибудь поесть, шёл затариваться, пил, ругался с матерью, приходившей каждый вечер и пытавшейся внушить сыну всякие правильности, расшевелить.
И таким макаром жизнь доходила до крайней точки, рушилась; так бездарно и страшно пропадали молодость, талант, задор, раздавленные простой системой, созданной самыми обычными людьми, которые её подпитывали, укрепляли, холили и одновременно ненавидели, и мечтали о её разрушении. Странная это была система, странные люди, странные обстоятельства. Наверное, ему нужно было попытаться подстроиться, быть как все, но он не смог вписаться. Хотя, конечно, вполне можно было закрыть глаза и размеренно идти дальше, как шествовали десятки и сотни других. Но и противовес найти тоже не мог. Поэтому выходило, что они все там в учительских, они мудрее: высунут нос из системы, не увидят другого берега и юрк обратно, махнут рукой, глаза прищурят и живут себе дальше. А он слишком далеко нос высунул, так далеко, что силы юркнуть обратно уже не осталось.
- Вот и сиди теперь один с носом, - показывал учитель себе язык в зеркало, открывая очередного «дизеля».
В замочной скважине скрипнул ключ.
- О, пришли мне уроки морали преподавать, - встретил он мать в прихожей.
- Ирод, - вместо приветствия бросила она в сердцах, снимая пальто.