Лотосовый Терем (СИ) - Пин Тэн. Страница 32

— По правде говоря, я несколько… — Он замялся. — В растерянности. Иногда он кажется исключительно умным, иногда — чрезвычайно бестолковым… Боевые навыки как будто крайне слабы, однако порой казалось, что он способен одолеть любого противника. Простите, Пинчуан не сумел разобраться в этом человеке.

Глаза Юнь Бицю засветились.

— Использовал ли он оружие?

— Я не видел, — покачал головой Хо Пинчуан.

Юнь Бицю нахмурился: Ли Ляньхуа не соответствовал его представлениям, и даже догадки о нём не подтверждались.

— Довольно странно… Ты не разглядел, к какой школе он принадлежит?

Хо Пинчуан снова надолго задумался.

— Как будто ни к какой, разве что его знание акупунктуры поражает, однако внутренней силы почти нет.

Юнь Бицю кивнул.

— Раз уж говорят, что его искусство врачевания прокладывает дорогу к небесам, логично, что он превосходно владеет акупунктурой.

Тем временем в гостевых покоях клана Фан “врачеватель, чьё искусство прокладывает дорогу к небесам”, как поименовал его тот, кто некогда звался “Прекрасным Чжугэ”, сосредоточенно проверял пульс с учтивой и непринуждённой улыбкой, как будто на самом деле был уверен в состоянии посетителя.

Фан Добин сидел рядом с ним, раздувая огонь в печи для выпаривания лекарств, и сердито смотрел, как его младшая тётушка, третья красавица Улиня, Хэ Сяофэн кокетливо протягивает Ли Ляньхуа руку. Она была на десять лет младше его матери, и как только услышала о приезде хозяина “Благого лотосового терема”, вдруг почувствовала странное головокружение и упала в обморок прямо в руки мнимого лекаря. Теперь же Хэ Сяофэн с блеском в глазах поглядывала на лицо Ли Ляньхуа. Фан Добин заметил в её взгляде тень досады — хотя легендарный целитель всё ещё хорош собой, однако вовсе не элегантный и раскованный несравненный красавец, какого она себе представляла.

— Госпожа… барышня Хэ… — Ли Ляньхуа тепло посмотрел на Хэ Сяофэн. — Ваша болезнь не опасна для жизни, нужно только принять лекарство.

Фан Добин закивал, всё сильнее раздувая печь — ему было неясно, как всегда самоуверенная и хитрая младшая тётушка не заметила странности врачевания, когда микстура готовилась ещё до того, как лекарь проверил пульс. Всем существом она сосредоточилась на чудесном целителе — о чём только думала! Глядя на подозрительно тёмное снадобье, он не мог не вспомнить, как недавно задал другу один вопрос.

— Несносный Ляньхуа, откуда ты знал, что от колдовства Хуанци надо ударить по сы-шэнь-цун, инь-тан, и-мин и ши-сюань?

— А… — рассеянно отозвался Ли Ляньхуа. — Кажется, как-то видел, что так успокаивали сумасшедшего.

Фан Добин вытаращил глаза и раскрыл рот. Ли Ляньхуа серьёзно посмотрел на него и искренне продолжил:

— Я правда, видел, что так вроде бы исцеляли от безумия…

Не дав ему договорить, Фан Добин схватился за голову и простонал:

— Даже слушать не хочу, не поверю больше ни единому твоему слову!

Продолжая следить за постепенно густеющим снадобьем, он молча молился, чтобы младшая тётушка смогла встать с кровати через два месяца после того, как примет это лекарство. Зато будет знать, как опасно падать в обморок на руки Ли Ляньхуа!

Глава 17. Смертоносное свадебное платье

Закончив с делом о могиле первого ранга, Ли Ляньхуа пару дней пожил у Фан Добина, а потом заскучал по своему “Лотосовому терему”, распрощался и ушёл. После его ухода младшая тётушка Хэ Сяофэн три месяца мучилась желудком, но не смела никому признаться, что приняла изготовленное “чудесным целителем” снадобье.

Тем не менее, когда Фан Добин отчитался клану Фан о деле могилы первого ранга, освободившись от обязательств, он вернулся в городок Пиншань, чтобы повидаться с Ли Ляньхуа. Однако глазам его предстала часть зелёной горы — потому что теперь одним зданием меньше загораживало обзор — где раньше стоял терем, уже ничего не было.

Повисла тишина, а потом жители Пиншаня увидели, как тощий молодой господин в белых одеждах мечет громы и молнии, тыча в пустоту.

— Да чтоб тебя, Ли Ляньхуа! Опять смылся со своим черепашьим панцирем! Твою ж мать…

Прохожие смотрели на него с сочувствием и любопытством; несколько дней назад хозяин этого деревянного дома взял в аренду пару быков, и добрые жители городка помогли ему с переездом. На вопрос, почему вдруг решил перебраться, хозяин терема ответил, что один человек настаивает в благодарность отдать ему семейное имущество, а такое он принять никак не может и потому вынужден уехать посреди ночи — нельзя же за поступок, подобный капле воды, принять в оплату целый источник. Образованные жители Пиншаня посетовали, что такое благородство и душевную чистоту ныне редко встретишь.

Фан Добин ругался, размахивая руками на пустыре, где стоял “Благой лотосовый терем”, пока горела палочка благовоний, а потом возвёл глаза к небу и вздохнул: если этот несносный Ляньхуа со своим черепашьим панцирем сам не захочет, отыскать его будет так же трудно, как вознестись на небеса — но ему не привыкать.

Глава 18. Смертоносное свадебное

Сюэюй — оживлённый городок, о котором в пределах сотни ли могли и не слышать, но усадьба Цайлян*, что находится в десяти ли от него, известна каждому. В её окрестностях есть одно живописное место: на фоне прекрасных очертаний гор четыре ручья впадают в озеро с синей-синей водой. Здесь тепло круглый год и пышно цветут лотосы, да не простые, а необыкновенной красоты и расцветки — с голубоватыми лепестками. Очарование этого места привлекает учёных и образованных людей, а высокопоставленные чиновники часто приезжают сюда срывать цветы, отсюда и название “озеро Цайлян”.

Цайлян — сбор лотосов

Около пятидесяти лет назад кто-то за несусветные деньжищи купил землю в пределах десяти ли вокруг озера Цайлян, построил поместье, включил в его сад озеро и назвал всё это “усадьба Цайлян”. Нынешнего хозяина звали Го Дафу*, и хотя его имя было несколько заурядным, сам он считал себя человеком с изысканным вкусом.

Дафу — “большое счастье”

Го Дафу занимался изготовлением сырья для лекарств, умел наживаться, ни в чём не нуждался, и в последнее время главной его проблемой был сын — Го Хо. Имя Го Хо* происходило от выражения “в несчастье живёт счастье” и было благоприятным — в три года он знал наизусть триста стихотворений, а в пять прочитал “Книгу песен”* и “Беседы и суждения”* — словом, был драгоценностью сердца Го Дафу. Когда Го Хо исполнилось одиннадцать, отец отправил его в поместье “Сотня рек” изучать боевые искусства, в ученики самого просвещённого из “Фобибайши” — “Прекрасного Чжугэ” Юнь Бицю, в надежде, что он переймёт от учителя любовь к наукам и искусствам, и станет пусть и не знаменитым героем, но хотя бы приличным человеком. Но когда Го Хо месяц назад закончил обучение и вернулся домой, Го Дафу был крайне раздосадован: этот ребёнок теперь только и упражнялся с мечом и луком и издавал воинственные крики, позабыл совершенно все выученные в детстве слова, “Пэнлай”* читал как “шпинат”, а слыша “Кунцзы” называл себя “Гоцзы”. Го Дафу был так зол, что чуть не размозжил ему голову кухонным котлом — его сын стал таким невежественным, воистину несчастье для семьи и позор для предков!

Хо — “несчастье”

“Книга песен” — или “Шицзин”, входит в конфуцианское “Пятикнижие”

“Беседы и суждения” — главная книга конфуцианства, составленная учениками Конфуция, входит в конфуцианское “Четверокнижие”

Пэнлай — сказочный остров бессмертных

И поэтому Го Дафу решил пораньше женить Го Хо на образованной и воспитанной девушке в надежде, что она сможет наставить его негодного сына на путь истинный. Он потратил десятки тысяч лянов серебра на подарки невесте, самой талантливой барышне Сюэюя, чтобы радушно принять её в семью, а она оказалась слаба здоровьем и даже не дожила до свадьбы, в результате чего Го Дафу зря потерял кучу денег. Пришлось согласиться на вариант похуже, и Го Хо в итоге взял в жёны Пу Сусу, девицу из самого известного борделя в городке. Эта Пу Сусу, хоть и родилась в публичном доме, была молода и имела славу стихоплёта, кроме того, будучи весьма популярной, она, конечно, выглядела гораздо привлекательнее талантливой барышни, так что Го Хо с радостью привёл её в дом. Кто бы мог подумать, что не пройдёт и месяца, как новобрачная внезапно утонет в лотосовом озере. Всего за месяц две девушки, связавшие себя с Го Хо, умерли не своей смертью. Среди жителей городка неизбежно начались пересуды, и слухи об убийстве жён распространялись по улочкам, к превеликой досаде Го Дафу. К тому же, после несчастного случая на озере Цайлян, высокопоставленные чиновники стали приезжать сюда значительно реже, что только усиливало его гнев.