Лотосовый Терем (СИ) - Пин Тэн. Страница 43

В ночь, когда погибла Цуй-эр, тем жутким лицом был череп, который Го Кунь тащил на спине, проходя мимо его окна.

Ван Хэйгоу и Го Дафу в оцепенении надолго уставились друг на друга, а потом выдохнули с облегчением. Догадки Ли Ляньхуа были всего лишь “предположением”, но то, что Го Кунь подражал убийце, не вызывало сомнений, и если останки в зеркальном камне схоронил не Го Цянь, то кто ещё мог спрятать их там, так, что за пятьдесят с лишним лет никто не обнаружил? В том, кто убийца, сомнений почти не осталось. Но почему Сюй Хэюэ позволила остаться этому незнакомцу? Неужели между ними правда зародились чувства? Кем был этот человек? Добрым или злым? Го Цянь совершил убийство из ревности или от испуга? Теперь уже не узнать наверняка, как всё было на самом деле, но слушая догадки Ли Ляньхуа, все крепко сжали кулаки и вновь невольно почувствовали исходящий от зеркального камня холодок.

Случайность, несчастье, обман, любовь и страх привели к убийству, и это сокрытое злодеяние странным образом на протяжение десятилетий возмездием отражалось на потомках семьи Го…

Глава 22. Смертоносное свадебное платье

Дело об убийстве в усадьбе Цайлян было раскрыто. Ван Хэйгоу позвал писца и продиктовал пространный, на много тысяч слов доклад в приказ Далисы, выставив всё таким образом, будто начальник Ван самолично, во главе приказных, сидел в засаде три дня и три ночи, сделал выводы из поступков Го Куня и наконец нашёл шестипалого человека, чьё убийство было скрыто. Го Дафу после пережитого ужаса, несколько дней провалялся в постели с жаром. Го Хо, преисполнившись сыновним почтением, притащил любимые отцом произведения благородных гостей, и прилежно учил иероглифы у его постели, зачитывая стихи вслух. Го Дафу воодушевлённо приготовился познакомить сына с излюбленными шедеврами, на этот раз они разбирали акростих, и Го Хо вдруг зачитал написанные Ли Ляньхуа “стихи”.

— Э? — Го Хо обалдело прочитал: — “Г-о-б-о-л-в-а-н”.

— Что ты сказал? — растерялся Го Дафу.

Го Хо выпустил из рук эти “стихи” и серьёзно ответил:

— Это акростих.

— “Г-о-б-о-л-в-а-н”… “Го — болван”… — пробормотал себе под нос Го Дафу, вдруг снова рухнул в кровать и ещё три дня пролежал в горячке. После этого его интерес к стихам благородных людей значительно поубавился, зато торговля лекарствами стала процветать как во времена предков.

Всё вышесказанное случилось потом, после того как Ли Ляньхуа, прожив в усадьбе Цайлян три дня, на четвёртый наконец вернулся в городок Сюэюй, к своему дому, с таким трудом притащенному туда.

Он так давно не видел свой черепаший панцирь, что соскучился по нему. Кто знает, целы ли ещё двери и окна?

Когда Ли Ляньхуа предстал перед дверями “Благого лотосового терема”, то вдруг обнаружил его на удивление чистым и опрятным, даже доску взамен отвалившейся кто-то аккуратно приладил на место и украсил цветочными узорами. Поразмыслив, он оправил одежду, подошёл к дверям как воспитанный человек и с улыбкой постучал.

— Дома хозяин?

Двери со скрипом отворились, и за ними показался монах в сером одеянии, добрый лицом.

— Амитабха, — поклонился он Ли Ляньхуа. — Я монах Пухуэй, уже давно ожидаю благодетеля Ли.

Ли Ляньхуа ответил вежливой и сдержанной улыбкой.

— Учитель Пухуэй.

Монах Пухуэй хоть и улыбался по-доброму, но не мог скрыть волнения.

— Врачебное искусство благодетеля Ли прокладывает дорогу к небесам. Настоятель моего храма слёг с тяжким недугом, врачи опустили руки, положение тревожное… Прошу, благодетель Ли, не могли бы вы поехать со мной и спасти настоятеля?

Ли Ляньхуа бросил взгляд на обновлённый “Лотосовый терем” и вздохнул.

— Разумеется… А ваш храм?..

Монах Пухуэй низко поклонился.

— Храм Пуду*.

Пуду — “всеобщее спасение”

Ли Ляньхуа слегка переменился в лице, дотронулся до щеки и пробормотал с горькой усмешкой:

— Храм Пуду?..

— Благодетель Ли?

Ли Ляньхуа поднял голову и мягко улыбнулся.

— Спасти жизнь человеку лучше, чем построить семь этажей для монастыря. Если учитель Пухуэй найдёт пару быков, мы немедленно отправимся в путь.

— Пару быков? — оторопел монах.

Ли Ляньхуа с серьёзным видом указал на “Благой лотосовый терем”.

— Это место неблагоприятное, нужно переехать.

Глава 23. Пение сутр, пламя

— А-Фа, ты не видал в последнее время А-Жуй? Куда опять запропастилась эта девчонка? — громко проворчала седая коренастая женщина средних лет, стуча ножом по разделочной доске и нарезая зимнюю тыкву. — Разве она не хотела одолжить денег на еду? Второй глава только что заплатил нам за этот месяц, а где же А-Жуй?

— Слышал, несколько дней назад она понесла овощи в соседний храм, — ответил молодой человек, рубивший дрова. — Может, заработала, да и вернулась домой.

Резавшая тыкву женщина прищурилась.

— А-Фа, расскажу тебе одну странность.

У молодого человека загорелись глаза.

— Я тоже недавно заметил кое-что странное, но вы первая.

— Люффа, которую я посадила за книгохранилищем, уже распустилась, на целый месяц раньше, чем в прошлом году!

— Что же в этом удивительного? — отмахнулся А-Фа. — Я видел там диковинную штуку. — Он доверительно понизил голос. — Уже несколько раз замечал какого-то человека, всегда в полнолуние, в книгохранилище что-то светится красным и мелькает, вот и вчера тоже… Я набрался смелости, пошёл подсмотреть, и знаете, что там было? — Он приблизился к женщине и опасливо прошептал ей на ухо: — Внутри была… половина женского тела, призрак!

Женщина средних лет вздрогнула.

— Что за вздор ты мелешь? Это же “Сотня рек”, здесь столько выдающихся людей, а ты говоришь, что у нас завёлся призрак?

— Правда! — А-Фа поклялся Небесам. — Утром я специально проверил, в книгохранилище чисто, ничего нет, но вчера ночью там правда ходила взад-вперёд женщина, у которой была только половина тела, и хотя я видел лишь силуэт, если это не призрак, то что такое?

— Да ты, негодник, умом тронулся, вот и приснилось! — насмешливо сказала женщина, взмахнув ножом. — Скорей беги искать А-Жуй, надо же ей заплатить.

Глава 24. Пение сутр, пламя

Фучжоу, гора Цинъюань.

Цинъюань — гора небольшая, покрытая лесами, у подножия есть водоёмы, а на горе имеются поселения, одно из которых зовётся “Сотня рек” и является резиденцией безгранично уважаемых в цзянху “Фобибайши” из ордена “Сыгу”, другое же называется храм Пуду и является монастырём.

Этот монастырь ничем не отличается от других, и как во всяком монастыре, в нём есть старый монах, которого зовут настоятелем. Монашеское имя настоятеля храма Пуду — Уляо, это старик с добродушным лицом, духом подобный архатам, а обликом — бодхисаттве. Уляо и был тот настоятель, про которого Пухуэй сказал: “слёг с тяжким недугом, и врачи опустили руки”.

Настоятель Уляо удалился от мира на горе Цинъюань уже больше десяти лет назад. Поговаривают, что некогда он обладал огромной властью, однако с тех пор, как возглавил храм Пуду, жил скромно и обычно редко выходил за ворота, только каждый день прогуливался до пагоды, расположенной в трёх чжанах от своей кельи, и тренировался. Уляо был добрым и заботливым, и потому все в храме обеспокоились, когда он вдруг тяжело заболел.

При свете солнца пагода высотой около пяти чжанов подчёркивала непритязательность монастыря, его торжественную и умиротворяющую атмосферу, а её длинная тень создавала в помещении ощущение покоя и уединения, раздавались чистые голоса — это монахи читали утренние сутры.

Ли Ляньхуа уставился на расплывшегося в улыбке настоятеля Уляо, который с прямой спиной сидел на кровати, и протяжно вздохнул.

— Вам известно выражение: “Монахи не лгут”?

Настоятель Уляо улыбнулся.

— Но иначе разве согласился бы глава Ли приехать?