Лотосовый Терем (СИ) - Пин Тэн. Страница 41

— Вы у меня полетаете! Полетаете! Говори правду, вы с ней… А-а-а! — Последний вопль был преисполнен ужаса. — Чудовище!

Этот выкрик “чудовище” был для всех неожиданностью, Го Кунь со свирепым взглядом схватил палку и яростно ударил Ли Ляньхуа, словно пытаясь отрубить ему голову.

— Чудовище! Чудовище!

Ли Ляньхуа, очевидно, тоже не ожидал такой реакции и распахнул глаза; Го Хо, видя, что дела плохи, подбежал на помощь.

— Ты…

Не успел он договорить, как Го Кунь обеими руками схватил Ли Ляньхуа за голову и потянул, пронзительно вопя:

— Смотри, он чудовище! Он мёртв, мёртв, ты с ним никуда не улетишь!..

Ли Ляньхуа вскрикнул от боли, когда его потянули за шею, и Го Кунь резко разжал руки и уставился на него, по видимому, озадаченный, что “мертвец” ещё разговаривает. У Ван Хэйгоу от воплей “чудовище” сердце в пятки ушло, он приказал схватить Го Куня.

— Ли Ляньхуа, ты что вытворяешь?

Ли Ляньхуа поднялся на ноги, похоже, не предполагавший такого поворота событий.

— Кха-кха… Начальник Ван, господин землевладелец, у кого Го Кунь учился писать?

— У моего отца, — нерешительно ответил Го Дафу.

Ли Ляньхуа кивнул.

— Какие у них были отношения?

— Отец всегда был добр к нему, — нахмурился Го Дафу.

— Он подражал вашему отцу? — со вздохом спросил Ли Ляньхуа.

Как только эти слова прозвучали, всё стало ясно как день. Го Дафу округлил глаза.

— Хочешь сказать… — вырвалось у Ван Хэйгоу.

Ли Ляньхуа беспомощно пробормотал:

— Хочу сказать… полагаю… это только предположение… Вы можете со мной не согласиться… Полагаю, хотя он и слабоумный, по-видимому, он учится глядя на других, и способен научиться чему-то, следуя за самым близким и знакомым человеком. Возможно, обычно этот человек учил его чему-то, и подражая ему, он выражал своё восхищение.

— Это… — Ван Хэйгоу нахмурился. Это не повод признавать Го Цяня убийцей.

Ли Ляньхуа вдруг усмехнулся.

— Давайте пока не будем обсуждать, подражал ли Го Кунь Го Цяню или нет. Начнём с мертвеца — у нас есть череп, значит, должно быть и тело. Но ни матушка Цзян, ни господин землевладелец не помнят, чтобы пятьдесят с лишним лет назад в усадьбе принимали гостя, а потом он бесследно пропал. Если бы что-то подобное произошло, то как бы семья Го ни пыталась скрывать, слухи о пропавшем в усадьбе Цайлян всё равно бы разлетелись, разве о таком забудешь? А значит, покойник не был почётным гостем, во всяком случае, большинство людей не знало о его прибытии.

Го Дафу кивнул: пятьдесят лет назад усадьба Цайлян ещё не стала популярным местом, где останавливались именитые и учёные мужи, Го Цянь занимался торговлей, друзей у него было немного, гостили они редко.

— Тогда… Каким образом этот человек попал в усадьбу так, что об этом никто не знал? — продолжил Ли Ляньхуа. Все переглянулись, а он помолчал и улыбнулся. — Странно, правда? — Все дружно покивали: действительно, странно. Он весело рассмеялся. — В таком случае… каким же образом сюда проник Ли Ляньхуа?

Го Дафу остолбенел, внезапно осознав.

— По воде! Он приплыл!

Ли Ляньхуа кивнул.

— Неважно, сам он приплыл или его принесло потоком — хотя усадьба обнесена стенами, здесь есть места, которые находятся у воды. Если плыть не на лодке, незаметно проникнуть сюда не составит труда.

— Ты мелешь языком уже полночи, а толку как от пердежа! — взорвался Ван Хэйгоу. — Ну и что, что какой-то ребёнок приплыл?

— Не ребёнок, — кашлянул Ли Ляньхуа.

— Откуда тебе знать? — фыркнул Ван Хэйгоу.

— Ребёнок не мог владеть каллиграфией, декламировать стихи, и уж тем более, соблазнять женщину.

Все только ахнули, вытаращив глаза.

— Соблазнять женщину? — вырвалось у Го Дафу.

Ли Ляньхуа оглянулся на скрытый далеко за деревьями кабинет во внутреннем дворике и улыбнулся.

— Господин землевладелец… Вы наверняка хорошо знакомы со всеми этими прекрасными произведениями каллиграфии и живописи, которые храните в кабинете?

Го Дафу застыл, утратив дар речи.

— Э-э-э… только… только с теми… — Он был знаком лишь с теми произведениями, которые оставили его гости.

Ли Ляньхуа об этом догадывался и сверкнул улыбкой.

— Значит, куча неподписанных свитков принадлежала старому хозяину Го?

— Это… ну… — Го Дафу нахмурился. — Большей частью, они собраны моей матушкой.

Ли Ляньхуа уже подумал о том, что хорошо образованный человек не назвал бы своего сына “Дафу”. Кашлянув, он продолжил:

— Большинство произведений, собранных в семье Го — о лотосах, неважно, голубых, белых, красных или пурпурных — главное, чтобы лотосы были, не ошибёшься. Среди них есть несколько работ, написанных женской рукой — по-видимому, вашей матушкой Сюй Хэюэ.

Го Дафу снова кивнул, остальные слушали, ничего не понимая — кто хмурил брови, кто качал головой, кто застыл глупо моргая — мысли их перемешались. Окинув их взглядом, Ли Ляньхуа с улыбкой сказал:

— Работы тушью от благородных гостей усадьбы Цайлян наверняка подарены господину землевладельцу, а более ранняя коллекция — скорее всего, или собрана жёнами и наложницами, или написана ими, вот только несколько произведений каллиграфии отличаются от других. Го Цянь занимался торговлей лекарственным сырьём, опасаясь быть непонятым, он писал в стиле кайшу, и Го Куня научил именно этому стилю. Он не был силён в игре на цине, облавных шашках, поэзии и живописи, и, по всей видимости, произведения созданы госпожой Го. Почерк у неё был мелкий, в стиле кайшу, но тонкий и изящный. Тогда откуда же в кабинете взялась эта работа? Кто её написал? — Он принял из рук служанки Сюфэн свиток и развернул его.

— Стая скрылась вдали, возвращаясь домой,

бесприютный, куда ты направишь полёт?

Потерявшись, зовёшь под студёным дождём,

хочешь броситься в пруд, только страх не даёт.

Над рекой низко стелется туч полотно,

лишь луна над заставами горных хребтов.

Может, чья-то стрела твою жизнь оборвёт —

кто всегда одинок, тот уже обречён… *

Стихотворение “Одинокий гусь” танского поэта Цуй Ту

На этом свитке, который безуспешно пытался прочесть Го Хо, было написано стихотворение поэта Цуй Ту “Одинокий гусь”.

— Во-первых, это скоропись, а во-вторых — не поздравление и не пожелание благополучия, не работа именитого мастера, совсем не похоже, чтобы её могли поднести Го Цяню в подарок, тем более, что любителем литературы он не был. Да и зачем зачем ему такие оторванные от мира стихи? Лирический герой здесь разочарован в себе, бесприютный скиталец, бродит по опустевшим и мрачным местам — если он не взывает о помощи, то изливает душу. Если кто в усадьбе Цайлян и мог сохранить такую вещь, то это не Го Цянь, а госпожа Го, — медленно проговорил Ли Ляньхуа. — Крайне сомнительно, что кто-то из прислуги мог спрятать это в хозяйском кабинете.

— Это… — Го Дафу хотел было возразить, но язык его не слушался, так что пришлось промолчать.

Ли Ляньхуа вздохнул.

— Так откуда взялась эта скоропись? Кто её написал? Кто просил о помощи госпожу Го или же, точнее, кто сделал ей подарок? Очевидно, тогда в усадьбе Цайлян находился человек, близкий к госпоже Го, кто был её другом и мог доверить ей свои переживания. Но кем был этот человек и как проник в усадьбу Цайлян — по-видимому, ни Го Цяню, ни прислуге не было известно…

— Вы хотите сказать, что матушка изменяла моему отцу? — наконец не выдержал и выпалил Го Дафу. — Что здесь скрывался мужчина? Как такое возможно?

— Нет, нет, — покачал головой Ли Ляньхуа, — никто не скажет с уверенностью о делах тех дней. Моё предположение таково, что этот мужчина случайно попал в усадьбу Цайлян, его увидела ваша матушка, но по какой-то причине не рассказала об этом вашему отцу, а спрятала незнакомца здесь. Он написал этот свиток со скорописью, чем завоевал сочувствие вашей матушки — она ведь родом из образованной семьи — или же она посчитала его одарённым человеком, и поэтому приняла подарок. Я говорю, что у него были дурные намерения соблазнить вашу мать не из-за этого свитка, а из-за строк “В час ночной, когда луна в зеркале отражена, в платье свадебном одна, приходи, я буду ждать”. Эти строки… эти строки явно написаны тем же человеком, почерк такой же неразборчивый, вплоть до того, что Го Кунь, переписывая, наделал столько ошибок. В стихах он приглашает вашу матушку встретится под луной, просит её надеть свадебное платье, что подозрительно легкомысленно и, по меньшей мере, неприлично для замужней женщины. Когда ваш отец увидел эту записку, то подобрал её и отнёс в амбар…