Третьего не дано? - Елманов Валерий Иванович. Страница 53

— Это да, — оживился царевич. — Тут я с тобой спорить не стану…

Еще бы ты со мной спорил, вьюноша, коли я прекрасно знаю, что их ты на дух не переносишь.

Более того, благодаря отцу Леониду, то есть истинному Отрепьеву, я даже знаю причину этому и имя монаха, которого ты особенно ненавидишь.

Но этот козырь мы пока оставим в рукаве. Если остальная карта будет хорошая, глядишь, его и вовсе не придется извлекать оттуда — уж очень он неприглядный.

— Впрочем, иного и ожидать нельзя, — «извинил» я и монахов, — ибо это в человеческой природе. Никто из людей не может быть великим героем в глазах своего слуги или холопа. Неудивительно, что бог мало пугает самих чернецов, судя по тому, что они иногда вытворяют.

— Неудивительно, но безобразно и отвратно, — подключился Дмитрий и принялся разглагольствовать, как и что он учинил бы, меняя порядки в монастырях.

Однако, выпустив в очередной раз пар в отношении черного духовенства, царевич так и не угомонился, вновь заметив мне о крещении.

На этот раз он завел речь о Библии, которую мне непременно надлежит прочесть.

— Библии бывают разные, но это Писание поистине Святое, — подчеркнул он, протягивая ее мне. — По слухам, оно принадлежало одному из учеников самого Сергия Радонежского. — И хотел пояснить, кто он такой, но я перебил его, заявив, что слышал об этом святом, а потому с почтением приму ее.

В конце концов, тут можно и уважить человека. Коль так уж ему приспичило — изволь, полистаю на досуге. Заодно освежу память, да и пара-тройка новых цитат, если возникнет необходимость, тоже не помешают.

Но не удержался от соблазна и, принимая от царевича увесистый том, нечаянно уронил его на пол, причем всем своим видом показал, что падение книги произошло от того, что я обжег об нее пальцы.

Надо сказать, что шутка прошла на «ура». Во всяком случае, царевич смотрел, как я на них украдкой дую, весьма серьезно, я бы даже сказал, восторженно.

«А теперь думай обо мне все что хочешь», — весело решил я, отвешивая учтивый поклон перед уходом.

Дмитрий в это время продолжал смотреть не на мое лицо. Его внимание было поглощено Библией, которую я с трудом зажал под мышкой, стараясь не касаться ее руками.

— Ты мог бы прочесть ее при мне, и я бы пояснил, если что будет непонятно, — подкинул он идейку.

Не иначе как парню захотелось поглядеть, смогу ли я перелистывать страницы голыми руками или надену перчатки.

Ну уж дудки.

— Чтение столь мудрой книги требует тишины и уединения, — вежливо оказался я от его предложения.

— Но… ты же живешь в одной светлице с Дугласом, — возразил он, по-прежнему пристально глядя на мои пальцы — появился ли на них ожог от соприкосновения с Библией или нет.

— Ничего страшного, — парировал я. — Не забывай, что Квентин помогает тебе осваивать танцы. Вот в это время я и займусь ею. К тому же у меня привычка поздно ложиться спать, и, когда мой сосед видит десятый сон, я только-только собираюсь в гости к первому, так что уединения у меня предостаточно.

А про себя решил, что принципиально не стану перелистывать книгу при шотландце, чтобы Дмитрий, даже если спросит его, все равно не смог бы узнать, как именно я листал страницы.

Но больше всего меня интересовал тот самый вопрос, которым я задался еще в церкви: «Пойдет ли он на сделку, в случае если уверится в том, что я не князь Мак-Альпин?»

Эдакое детское любопытство.

И всякий раз после таких бесед, идя на роскошный ужин к царевичу, я радостно прищелкивал пальцами и горделиво замечал, обращаясь к невидимому собеседнику:

— А ты, дядя Костя, говорил, что третьего не дано. Поглядим еще, datur или не datur…

Глава 14

Дуэль

Итак, дела мои шли весьма успешно, если не сказать больше, однако подлинная удача улыбнулась мне чуть позже, в начале второй недели пребывания в Путивле.

Если только это можно назвать удачей.

Впрочем, пути бога Авось, равно как и другого бога, по имени Перун, помогающего воинам, неисповедимы. И не стоит человеку гадать, как они поступят через неделю или через месяц, — все равно бесполезно.

Гораздо проще воспользоваться ситуацией, которую боги время от времени подкидывают.

Воспользоваться или противостоять ей, если она окажется неблагоприятной.

Если сумеешь, конечно…

В тот день все шло как обычно. До обеда у меня были занятия по фехтованию. Словно предчувствуя грядущее, я усиленно вспоминал уроки в спортивной секции и то немногое, продемонстрированное дядей Костей, которое успел изрядно усовершенствовать за время проживания в Москве.

Вдобавок я старательно учился и новым приемам, которыми щедро делились со мной вислоусые учителя, особенно пан Огоньчик — мой постоянный спарринг-партнер.

Правда, он не всегда доставался мне, и, когда я, задержанный царевичем, выходил на двор позже обычного, приходилось выбирать для тренировки кого-то иного, далеко не столь приятного в общении.

Тот же пан Станислав со смешной фамилией Свинка, лениво рубившийся подле меня сразу с двумя партнерами и с которым мне как-то раз довелось скрестить свою саблю, не упускал ни одного случая, чтобы не подколоть незадачливого бойца.

Нет, именно я являлся таковым далеко не всегда — у него хватало и других объектов для насмешек, но мне тоже перепадало изрядно. К тому же меня он почему-то невзлюбил особо, начиная с самого первого вечера, когда нахамил мне и, естественно, нарвался на ответное хамство.

А чего он хотел? Чтобы я подставил левую щеку? Ну уж увольте.

Но на открытый скандал со Свинкой я не нарывался, либо игнорируя его дешевые остроты, либо огрызаясь, но осторожно, поскольку ответная шутка в адрес этого гордого, надменного пана вполне могла привести к дуэли, которая пока не входила в мои планы.

Глупо лезть на рожон со столь явно превосходящим тебя противником, а насколько он меня превосходит, я успел убедиться во время единственной тренировки, когда достался ему на зубок.

Впрочем, замечу, что скрестил я с ним саблю в самом начале своей учебы. Пусть с того времени прошло не столь много дней, но теперь я сумел бы кое-что ему противопоставить.

К тому же про себя я поклялся, что, как только навострюсь как следует, спускать его тупые подколки нипочем не стану. Пока же время еще не пришло.

А жаль.

И жаль вдвойне, если учесть то, что я знал о его гербе, — Квентин и впрямь превосходно разбирался в них и, тыча пальцем в щиты шляхтичей, не раз с улыбкой рассказывал мне, как плохо разбирается польское рыцарство в обязательных правилах геральдики.

Не далее как позавчера он в очередной раз отозвал меня в сторонку и вновь устроил ликбез, благо мы остались одни. Паны рыцари, притомившись от упорных тренировок, как обычно, оставили все свое вооружение прямо во дворе и ушли принять по чарке «вудки», а я, чужак, остался.

Разумеется, Квентин не преминул еще раз блеснуть своими познаниями в этом действительно сложном предмете.

— Вон тот, зри внимательно. — Он торжествующе ткнул пальцем в красно-зеленый щит, небрежно приставленный к бревенчатой стене воеводского терема.

Я тупо «зрил», но, разумеется, не увидел ничего такого, и шотландцу пришлось пояснять:

— Ну вот же оно. Так ведь нельзя. Краску кладут на металл, а металл на краску, а тут зеленое на красном, то есть краска на краске. И вот тоже. — Его палец уперся в другой щит, поодаль. — Здесь на золоте серебром. Это неверно.

Я вежливо улыбнулся. Честно говоря, меня все эти условности, равно как их несоблюдение, трогали мало, и вообще вся геральдика представлялась пустопорожней забавой для знати, но раз Дуглас хочет, чтобы я разделил его чувства, — пускай.

— Надеюсь, у Дмитрия ты не нашел никаких ошибок? — спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.

Квентин засмущался, но потом признался, что, оказывается, и на гербе российских государей имеются, как он выразился, неправильности, на которые он указывал еще царевичу Федору.