Огненная лилия - Кэмп Кэндис. Страница 42
Сегодня утром Розмари решила, во что бы то ни стало, навестить Мэгги Прескот. Необходимо выяснить причину ухода Линетт, тогда будет найден ответ. Почему отец ведет себя так странно? Розмари не сомневалась, что если что-то и известно о Линетт и Хантере, то об этом должна знать скорее всего Мэгги. Семья Тиррелов всегда была дружной.
— О-о, Розмари! — воскликнула Мэгги, открыв дверь. Вначале она выглядела обрадованной, но потом немного смутилась. На ней было широкое, свободного покроя платье, больше походившее на халат и облегающее фигуру довольно плотно. Розмари показалось, что Мэгги за последнее время пополнела. Приходило в голову, что Мэгги, должно быть, беременна. Но спрашивать об этом было невежливо, не полагалось говорить о таких вещах прямо, тем более незамужней девушке, как Розмари. Она сделала вид, что ничего не заметила.
— Входи, входи, — повторяла Мэгги, пропуская ее в прихожую. Она повернулась к гостье и заметила, что губы Розмари немного дрожат.
— Пожалуйста, скажи мне, — без предисловий начала Розмари. — Я не могу больше быть в неведении. Тебе известно что-нибудь о Линетт? Почему она ушла? Хантер с ней? Где они?
— О-о, Розмари. Что и сказать? Ты знаешь, как я хорошо к тебе отношусь. Не могу… ну, я не уверена, что будет действительно правильно, если ты услышишь все подробности.
— Хочу. Я должна. Я люблю Линетт. Она была так добра ко мне и относилась ко мне не как мать, а как старшая сестра или близкая-близкая подруга. Не могу поверить, что она совершила что-то дурное.
— Что ж, мы все совершаем ошибки. Но а в ее грехах виновата не она.
— Тогда это, должно быть, мой отец, — сказала Розмари. — Я права, да? Если не виновата Линетт, тогда… папа? Поэтому ты и не хочешь рассказать мне? Ведь так?
Мэгги пожала плечами, давая понять Розмари, что это правда,
Девушка горько вздохнула. Было именно то, что она подозревала. Хотя где-то в глубине души она все-таки надеялась услышать другое. Но Линетт не оставила бы их без причины, даже ни слова не сказав ей, Розмари. Отец совершил что-то такое, что вынудило ее уйти.
— Она пошла к Хантеру?
— Да.
— Она все еще любит его?
— Я не знаю. Но это было естественно — обратиться к нему в подобной ситуации.
— Пожалуйста, расскажи, что произошло. Я обязана знать. Неважно, что сделал мой отец. Быть в неведении еще хуже.
— Подожди минуту. Соберусь с мыслями. — Мэгги посмотрела на нее, затем вздохнула, взяла ее за руку, усадила на диван и села сама.
— Хорошо. Я расскажу.
— Пожалуйста. Я тебя умоляю, Мэгги!
Как можно тактичнее Мэгги пересказала историю, услышанную от матери. Как Хантер и Линетт приехали на ферму Гидеона и рассказали все о ребенке. Розмари молча слушала, ее глаза расширились от изумления.
Теперь было понятно, почему Линетт бросила Бентона после стольких лет, почему она и Хантер уехали из города, почему Бентон заперся дома, пьет и не показывается на улицу. Отца пугало, что от него все отвернутся, когда всплывет правда о его поступке. Он боялся сплетен, и не без причин. Но все уже только и говорили о нем, о Линетт и Хантере. Правда, пока еще ни слова не было произнесено о ребенке Линетт и о том, что сделал с ним Бентон. Тиррелы никогда не были болтливы и сейчас хранили молчание. Но рано или поздно вся история станет известна. Бентона все станут считать злодеем, даже ближайшие друзья. Уже ничего не изменишь.
Мысль о том, что совершил отец, совсем раздавила Розмари. А если вспомнить, что она его еще жалела! Всю свою жизнь она пыталась оправдывать Бентона, находить объяснения его поступкам. Она лгала самой себе, считая, что где-то за жестокостью и грубым сарказмом скрывается доброта и беззащитность.
Теперь Розмари знала, что больше не сможет обманывать себя. Отец — испорченный человек! И она не представляла, как жить с ним дальше под одной крышей.
— Спасибо, — дрожащим голосом поблагодарила она Мэгги, поднимаясь с дивана.
В глазах Мэгги читались забота и волнение.
— С тобой все в порядке, дорогая? Может быть, мне не следовало тебе этого рассказывать.
— Нет. Я рада, что ты объяснила все. Я ценю. — Голос Розмари звучал подавленно. Она поморгала, чтобы слезы не закапали из глаз. Девушка смотрела вниз, себе под ноги, надеясь, что Мэгги ничего не заметит.
В эту минуту послышался звук открываемой двери, и сынишка Мэгги крикнул иаь прихожей:
— Мам! Я пришел. А со мной наш школьный учитель.
— Проходите, — ответила хозяйка. Мэгги улыбнулась и пошла им навстречу. Розмари последовала за ней к выходу.
— Мне, правда, нужно идти, — бормотала девушка.
С того вечера у своей тетки, когда они поцеловались, молодые люди почти не виделись. Розмари подозревала, что Сэт ее избегает. А сейчас и ей наверняка не хотелось встречаться с ним. Она вот-вот готова была расплакаться. Но уже не избежать встречи, Ти и Сэт вошли, расположившись в прихожей.
— Здравствуйте, миссис Прескот. Надеюсь, что вы не рассердитесь, что я вот так вторгаюсь без предупреждения. Я хотел бы переговорить с доктором.
— Конечно. Он будет рад вас видеть, как и я.
Сэт заметил Розмари. На его лице расцвела улыбка, грустные карие глаза просветлели.
— Мисс Конвей! Я не ожидал вас здесь встретить.
На сердце Розмари потеплело. Его радость от встречи с ней была очевидна. Возможно, Сэт и не избегает ее. А если и делает это, то не из отвращения к ней. Ясно, он не считает ее самоуверенной и распущенной, как казалось Розмари.
Она улыбнулась ему в ответ:
— Мистер Маннинг.
Но тут она вспомнила о своем отце. Это внезапное ощущение счастья исчезло. Что делать? Что подумает о ней Сэт Маннинг, когда узнает о поведении отца? От этой мысли Розмари пронзили боль и страх.
— Спасибо, Мэгги, — тихо произнесла она. — До свидания.
Она кивнула Маннингу, даже не взглянув на него еще раз.
— До свидания, Ти, мистер Маннинг. — Розмари поспешила к выходу и почти сбежала с крыльца. Сейчас можно дать волю слезам.
Хантер и Линетт продолжали поездку в Батон-Руж в молчании, едва замечая друг друга. Большую часть пути они ехали вереницей, потому что дорожка была или грязной, или слишком узкой, или кто-то двигался навстречу.
Линетт не доставало дружеского общения, которое установилось между ними с некоторого времени. Теперь же они чувствовали себя скованно и более неудобно, чем даже в начале путешествия. Хуже того, Линетт обнаружила, что не может выбросить из головы воспоминание об их любви той ночью. Она не переставала думать о случившемся. Когда она решительно освобождалась от этих мыслей, изгоняла их, через несколько минут они вновь возвращались. Не давали покоя яркие, горячие воспоминания о его руках, губах, касающихся ее кожи, о восхитительных, дрожащих ощущениях, о сводящем с ума взрыве наслаждения, который потряс их обоих в конце.
Днем особенно тяжело. Долгие мили пустынной дороги располагали к размышлениям. Она заметила, что ритмичные движения коня под нею стали походить на движения Хантера во время их интимной близости. Она посмотрела на Хантера, на его мускулистые бедра, плотно обхватывающие бока лошади, и подумала, что, возможно, ему езда на коне должна еще больше напоминать ощущения, испытанные в ночь их любви. Линетт представила, как можно ехать без женского седла, сжимая ногами спину лошади, и покраснела. Находясь рядом с Хантером целый день, женщина испытывала настоящие мучения, но не смогла оторвать глаз от рук, таких сильных и загорелых, вспоминая, как выглядят на его руках рабочие перчатки, еще более подчеркивающие мужественность. Бедра Хантера были тверды как камень, Линетт прекрасно знала их силу, и ей снова захотелось заняться любовью. Она вынуждена была признаться себе в этом. Она хотела вновь ощущать Хантера внутри себя, мечтала зажмурить глаза и отдаться этому всепоглощающему чувству.
Может быть, это было опасно, но восхитительно, волнующе, потрясающе. Линетт временами забывала обо всем на свете кроме наслаждения, от которого захватывало дух, и сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди.