Узы любви - Кэмп Кэндис. Страница 46

Ее мрачные мысли были прерваны доктором Рэкингхэмом, который увел ее вниз, чтобы навестить матросов, которых она вчера помогала ему перевязывать. Ее настроение сразу улучшилось, когда она увидела благодарность в их глазах, и она постаралась поднять им настроение приветливостью и улыбкой. Она пообещала матросу со сломанной рукой написать письмо под его диктовку, и тут же ее закидали подобными просьбами другие матросы, бывшие неграмотными. Она с радостью согласилась, почувствовав себя нужной. Ее настроение еще больше приподнялось, когда она выиграла у доктора партию в шахматы.

* * *

Вскоре после ухода доктора к ленчу пришел Хэмптон. Приветствие со стороны Кетрин было весьма прохладным. Да, временами у нее случались моменты отчаяния, но это не означало, что она собирается сдаться. В ответ на ее ледяное отношение на губах Хэмптона появилась злобно-насмешливая улыбка. Итак, товарищество, зародившееся вчера, исчезло. Ну что ж, прошлый день заставил ее раскрыться больше, чем она была к тому готова. Сегодня она снова обрела привычный облик. Он и не ожидал легкой победы, но все же ее перемена немного разочаровала его.

— Я вижу, ты, как всегда, обворожительна, — произнес Хэмптон.

Она лишь приподняла бровь. Она стала намного холоднее, подумал он. Подойдя к ней, он легонько провел пальцем по вырезу ее платья, не забыв и ложбинку между грудями. Кетрин посмотрела на него, несколько выведенная его жестом из состояния равновесия. Он наклонился поцеловать ее шею, его губы прикоснулись к ее гладкой коже. Она оставалась неподвижной, как статуя.

— Мне бы хотелось съесть ленч, — сухо и отрывисто сказала она. — Я голодна.

— А я испытываю голод иного рода, — пробормотал он.

— Вы с ума сошли! Среди бела дня!

Он хохотнул:

— Я обидел вашу чувствительность? А почему нельзя днем? Думаю, что получу огромное удовольствие, если посмотрю на твое тело при дневном свете.

Кетрин залилась румянцем и закусила губу.

— Пожалуйста, капитан Хэмптон. Это уж действительно слишком…

— Слишком что? — его губы путешествовали по трепещущей плоти ее груди.

Она стояла неестественно спокойно, как манекен, когда он снимал с нее одежду. Хэмптон подвел ее к кровати, она легла, вытянувшись, прямая, как доска, и непокорная в душе, с безразличным лицом и закрытыми глазами.

Раздевшись сам, он лег к ней. Он трогал ее руками и ртом, восхищаясь видом и ощущениями ее округлого шелковистого тела. Он дразнил ее, называя части ее тела, до которых дотрагивался, он целовал и ласкал ее, пока его самого не охватил неутолимый прилив страсти, но ее тело оставалось холодным, застывшим, она не отвечала ни на какие его ухищрения. А когда он кончил и страсть вылилась из его тела, она по-прежнему хранила молчание. Выбравшись из-под него, Кетрин вымылась, оделась и села к столу.

— Когда же будет подан ленч? — холодно спросила она.

В Хэмптоне поднялась буря гнева. Черт возьми эту замороженную сучку янки! Его любовь и ласки совершенно не возбудили ее! Она казалась совершенно безразличной к нему. Ему захотелось наброситься на нее, как ураган, вытряхнуть из нее душу, дать ей пощечину, сделать все, что угодно, лишь бы стереть печать холодного равнодушия с ее лица. Он спрыгнул с постели и, сделав несколько широких шагов, оказался рядом с ней.

При виде его разгневанного лица Кетрин испытала страх.

— Ты, чертовка маленькая… — он оборвал себя на полуслове и жестоко, свирепо стал целовать ее, вторгшись языком в ее рот.

Хэмптон повалил ее на стол, крепко удерживая в горизонтальном положении одной рукой, а другой сдернул с нее все нижнее белье. Он поглаживал и ласкал ее, стараясь изо всех сил вызвать в ней чувство удовольствия и восторга. Он слегка дотрагивался до ее кожи кончиками пальцев и губами, прикасаясь к самым потайным местам женского тела, возбуждением которых можно довести женщину до экстаза. И опять его мужская плоть удлинилась и разбухла от желания, и, стоя перед ней, он раздвинул ее ноги и вошел в нее, совершая внутри ее тела сильные движения жезлом своей страсти, пока, в конце концов, против своей воли, она не застонала от желания.

— Ну что, моя крошка? — выдохнул он, прерывисто дыша. — Так это был звук удовольствия, что я сейчас слышал?

Устыдившись, она согласно кивнула головой.

— Значит, ты наслаждаешься?

Она упрямо хранила молчание. Тогда Хэмптон стал медленно выводить из нее свое мужское естество.

— Да, — выдавила она из себя.

— Чего ты хочешь? — прошептал он.

Стянув лиф ее платья, он уткнулся носом в ее груди, словно больше не собирался продолжать. Вдруг ее тело под ним стали сотрясать бешеные судороги.

— Пожалуйста, — шептал ее призывный голос.

— У меня есть имя, — сказал он, выводя на ее бедрах пальцами замысловатые узоры.

Она проглотила комок в горле и сказала:

— Пожалуйста, Мэттью.

Он язвительно ухмыльнулся:

— Пожалуйста — что?

— Ты несносен! — задыхаясь, выговорила она с трудом.

— Я знаю. Так чего же ты хочешь?

— Тебя. Пожалуйста, люби меня, возьми меня, я хочу тебя.

— Ах, значит, теперь ты меня хочешь? — сказал он, и внезапно совершенно вынул из нее свою крайнюю плоть.

— Могу ли я порекомендовать тебе физические упражнения и холодные обтирания? — он принялся одеваться.

Кетрин с трудом поднялась и села, тяжело дыша.

— Мэттью!

— Я оставляю вас наедине с собой, мэм, потому что вы предпочитаете холод этой компании. Надеюсь, вы сумеете как-то потушить пожар, бушующий в ваших чреслах… и как следует поразмыслить о своем поведении! — элегантно поклонившись, он вышел за дверь, небрежно бросив через плечо: — Полагаю, что скоро вам подадут ленч, чтобы утолить ваш голод.

— К дьяволу тебя! — крикнула она ему вслед.

Никогда еще она не испытывала к нему такой ненависти. Он унижал ее при любой возможности. Ее ноги подкашивались от слабости и внутри нее все горело от желания вновь почувствовать его плоть в себе. Она чуть не заплакала. С ее стороны так сильно желать его — сгорать от нетерпения по его развратным ласкам! — было проявлением слабости и порочности ее характера. Так она думала. С его же стороны так обращаться с ней было жестоко и бесчеловечно. Он делал это нарочно, рассчитывая, что она не устоит и сдастся на милость его ласк. Сколько женщин у него перебывало, чтобы он смог накопить такой огромный опыт! Она умоляла его! О Боже! Она никогда не сможет пережить этот позор! И хуже всего было то, что если бы он вернулся сейчас, она, наверное, сама набросилась бы на него — настолько сильным было желание ее лона. Ей страшно хотелось кинуться за ним и умолять его вернуться. Понадобилось огромное усилие ее воли, чтобы сдержаться и не выставить себя еще большей дурой в его глазах. Вместо этого она бросилась на постель и разрыдалась горячими, злыми слезами.

Выплакав все слезы, она утихла и лежала, уставив спокойный и безразличный взгляд на противоположную стену каюты, вынашивая ненависть к Хэмптону и упиваясь вымышленными сценами изощренной мести. Когда-нибудь, она не знала как, но она непременно отплатит ему!

* * *

Почти сразу же Мэттью раскаялся в содеянном.

Продолжи он любить и ласкать ее, ему удалось бы пробить огромную брешь в ее укреплениях, да и себе доставить удовольствие. Но из-за своего проклятого нрава он снова унизил ее. А может, это и к лучшему! Еще раз он доказал свое превосходство над ней.

Однако он знал ее теперь слишком хорошей понимал, что этот случай лишь утвердит ее в упрямой решимости противостоять ему и не поддаваться своим истинным, глубоко запрятанным желаниям. Если бы он не потерял терпение, то, наверное, смог бы минутой назад завоевать ее душу. Теперь же его вновь ожидала острая борьба, не сулившая ничего приятного. Ему придется быть твердым и приготовиться к ее колкостям и молчанию. Он вздохнул и оперся о борт судна. Чтобы по-настоящему победить ее, ему нужно было прежде всего обуздать свой нрав.